— Мы с Блю самовольно покинули город, поскольку это казалось лучше обыденности. Родные и друзья пытались отговорить нас, но мы всего лишь хотели увидеть, что же находится за гранью. И видите, как удачно все у нас получилось?
Девушка легкомысленно относилась к их положению, но я, разумеется, знала, каково это — получить удар реальностью.
— Из какого вы города?
— Прескотт, знаешь, тот, в котором растут голубые ели?
Моргнула, как идиотка. Разумеется, я не знала, ведь папочка говорил, что кроме Королевства нет других городов.
— Если у тебя все уже было, зачем пришла сюда?
— У нас насилуют, убивают, грабят и растлевают. Улицы просто кишат этой грязью. Возможно, это ад, но он дарит вам гораздо больше свободы, чем то, что многие считают раем.
Мне не нашлось, что ответить, но я услышала печаль в ее голосе. Было четкое ощущение, что она убивала уже задолго до больничного коридора.
Каждому из нас было что рассказать.
Все мы обладали собственными демонами, и был выбор — примириться или победить их, по-своему. Хотя, в конечном итоге, это все равно не имело значения, потому что нам всем приходилось засыпать и просыпаться, пока не умрем.
Оставалось надеяться, что они проживут достаточно долго, чтобы разобраться во всем. Катя и Блю производили впечатление женщин, которых хотелось бы видеть рядом.
— Пойдем со мной, малявка, — внезапно произнес Гримм, поднимая меня.
Взяв за руку, отвел чуть в сторону от нашей группы. Прислонившись к дереву, потянул меня к себе, чтобы я встала перед ним.
— Выкладывай, Гримм, — проворчала, когда стало ясно, что он колеблется.
Передернув плечами, крепче стиснул мою руку, словно волнуясь, что вырвусь.
— Помнишь, в старом комплексе? Там была комната, забитая вещами: одежда, удостоверения личности…
— Бумажник, принадлежащий Джеймсу Уоллесу? Пропавшему инспектору Центуриола?
— Совершенно верно. Знаю, ты в курсе того, что людей отправляют за стену, — сказал он.
Медленно кивнула, уже сформировав догадку.
Вооруженных людей часто отряжали, когда нужно было починить электросеть или заварить водопровод. Крайне редко возвращалась целая бригада рабочих. Насколько же абсурдным выглядело предположение, что члены совета станут рисковать собственными жизнями ради того, чтобы у людей имелись электроэнергия и водоснабжение? Да эти прожорливые ублюдки, даже клубнику себе не собирали.
Признаться, откровенно, никогда не задумывалась об этой связи, но теперь, когда Гримм заговорил о той конкретной комнате, чертовски невозможно просто не сложить все воедино.
— Продолжай, — сказала я, чувствуя, как охватывает тревога, пока ждала, что он подтвердит мою теорию.
— Твой отец привлекал людей, которые, по его мнению, противились каким-то его действиям или не соглашались с суждениями, высказываемыми на протяжении дня, и добивался гарантии того, что они больше не вернутся домой.
— И вот тут в дело вступает Ромеро, — закончила я, отвечая на один из своих предыдущих вопросов. — Но что же он получает взамен?
— Все, что ему досталось — до хрена продовольствия, шмотки, гребаные средства для ванн… покупатель для кожи с фермы Луки.
Сделала шаг назад, чтобы осмыслить то, что он сказал. Мой отец отправлял целые семьи на убой… и все ради того, чтобы удержать чертову должность? Конечно, я знала, что он — властолюбивый лицемер, но еще и убийца?
Ответ мне был известен, я столкнулась с фактами, и стало тошно.
У Джеймса Уоллеса было место в городском совете, он исчез, и его заменил один из папиных друзей-идиотов.
Кроме того, у Джеймса также был шестимесячный ребенок, близнецы и жена… все они исчезли таинственным образом. И этот случай — не единственный.
Стоило одной семье уехать, как на ее месте оказывалась другая. Но они уезжали не по своей воле.
— Гримм, это… сродни долбаному геноциду. Неудивительно, что численность населения, черт подери, так и не изменилась.
Выдернув руку, я стала вышагивать, мечтая, чтобы сукин сын оказался передо мной в этот самый момент.
Остановившись, вновь повернулась к Гримму.
— Что случилось с теми малышами? Ты?.. — Даже не смогла фразу закончить. — Знаю, что ты натворил много всякого безумного дерьма, типа как тогда, на каннибальской ферме, и я это приняла, но если ты сам…
На короткую секунду, маска сползла, а на мужском лице промелькнула смесь злости и отвращения, после чего, она вернулась обратно.
Он резко выпрямился, тело напряглось от гнева.
— Я убиваю маленьких ублюдков-каннибалов, которые больше не способны быть людьми. Я не уничтожаю младенцев с личиками херувимов, просто потому, что твой отец — долбаный пи*дюк, промывший мозги тебе и всем, кто живет за стеной, верящих в чертовых фей и дерьмовые утопии.
Скрестив руки на груди, порадовалась, что они спрятаны под его толстовкой. У меня были татуировки фей, не требовалось быть гением, чтобы понять — это адресовано мне. Открыла рот, чтобы ответить, но мужчина еще не закончил.
— Твой отец отослал их туда же, куда и тебя вместе с дядей.
— Меня и… что? Зачем ему это делать?
— А откуда мне это знать, Арлен? Он твой отец. Тот же человек, который бьется в истерике, поскольку больше не нужен Ромеро, тот же, кто заплатил Ною, чтобы держать тебя взаперти, снабжая противозачаточными, чтобы ублюдок мог засунуть в тебя член. А затем, твоя мать отправила сюда Бэт, чтобы…
— Сейчас ты уже несешь полную хрень, мама бы никогда…
— Использовала собственных дочерей, чтобы помочь продвижению замыслов твоего отца, а потом корчила из себя жертву?
Черт. Она бы непременно сделала нечто подобное. Они оба. Однако, эта истина походила на едва затянувшуюся рану, которую вновь разрывают. Не хотелось сидеть и думать обо всех вытекающих отсюда последствиях, мне требовалась иная боль, чтобы сосредоточиться именно на ней.
— Еще раз меня перебьешь, и вобью тебе яйца в живот! — уставилась на Гримма.
Облокотившись на спину, он рассмеялся.
Не просто усмешка или трехсекундный смешок, в стиле: я-слишком-крут-чтобы-показать-эмоции, а реальный взрывной хохот.
И вот, я приблизилась к нему, точно зная, что надо сделать, чтобы добиться нужной реакции.
Прежде чем успела одуматься, впечатала руку ему в лицо. Жжение в ладони едва успело появиться, как он схватил меня за горло, приподнимая над землей.
— От… вали… — прохрипела я, вцепившись ногтями в его руку.
На заднем фоне послышался чей-то крик на испанском, поэтому предположила, что это Катя.
Гримм отпустил меня, в процессе сбив с ног. Я шлепнулась на задницу; он резко опустился, перевернул меня на живот, заставив уткнуться лицом в кучу листьев, и придавил своим весом, удерживая на месте.
Подняв голову, крикнула ему.
— Какого черта ты вообще себе позволяешь?
— Ты заноза в гребаной заднице, малявка. Если хочешь драться, как малолетка, и закатывать истерики, то получишь по заднице, как ребенок, — сорвав с меня штаны, прихватил и нижнее белье.
— Даже не смей! — пронзительный голос эхом разнесся по верхушкам деревьев.
— Заткнись, бл*ть, — он закрыл мне рот.
Возбуждение уже бурлило внутри. Мужчина обрушил ладонь прямо на мою обнаженную плоть. Я вскрикнула и тут же попыталась вырваться. Он делал это снова, и снова. Всего насчитала двенадцать ударов, следовавших один за другим.
Все еще лежа на земле, пыталась отдышаться, клитор пылал, когда послышался звук расстегивающейся молнии.
Сдернул с меня толстовку, позволив упасть обратно, только после того, как высвободил сиськи из майки. Схватив за бедра, бесцеремонно ворвался в промокшую киску, трахая настолько жестко, что я вонзила ногти в землю, пытаясь удержаться на месте.
Я была такой влажной, что ощущала, как соки покрывают мои бедра, стекают по его члену, капая на яйца.
— Ты развратная шлюха, — рычал он, наматывая на кулак мои волосы, вдалбливая в грязь.
— Да-а-а, — стонала в знак согласия, попка все еще горела от жарких ударов.
