Это была длинная речь. Бронвин было трудно постоянно смотреть на Брайса, чтобы он мог читать по губам. Она помогала себе жестами, но все еще не была уверена, что он понял все. К головной боли от похмелья присоединилась боль от напряжения, и мигрень стала почти невыносимой.

Она бросила взгляд на Кайлу, которая начала озабоченно поглядывать на них, и ободряюще улыбнулась.

— Я пытался защитить тебя, — сказал Брайс после долгого молчания. — Тебя и ребенка. Я хотел защитить вас.

— Защитить нас от чего? — спросила она, сочетая слова с языком жестов, чтобы выразить свое разочарование.

Каждая мелочь, которую Брайс неохотно раскрывал, заставляла сильнее осознавать, сколько еще он скрывал от нее. Она видела только верхушку этого айсберга и была поражена своим прежним невежеством.

Почему она прежде не понимала, насколько это серьезная проблема? Она была так ослеплена любовью и счастьем, что никогда не обращала внимания, каким несчастным и беспокойным человеком был ее муж.

— От чего? — снова спросила Бронвин, и Брайс беспомощно покачал головой. — Почему ты так отреагировал на новость о моей беременности?

Брайс тяжело вздохнул, в его глаза застыли горе и страх. Он покачал головой, встал и поцеловал Кайлу в макушку.

Малышка тут же умудрилась размазать яичницу по его щеке, но он, казалось, не заметил. Он выглядел таким потерянным, что у Бронвин оборвалось сердце. Она была готова на все, лишь бы стереть с его глаз выражение полного одиночества и муки, поэтому прикусила щеку, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость: например, что любит его или что останется с ним.

— Я попрошу своего помощника подобрать для вас несколько подходящих домов, а потом ты решить, какой больше подходит. — Он повернулся и вышел из кухни.

Бронвин победила, но это не принесло ей радости или удовлетворения. Она чувствовала одно лишь опустошение.

Брайс

Он заперся в кабинете и только потом позволил себе осознать то, что случилось. Бронвин захотела уйти от него, и он сдался без борьбы, потому что она заслужила свободу, потому что было жестоко привязать такую энергичную и любящую женщину, как она, к эмоционально искалеченному мужу, и, самое главное, потому что он все еще не знал, как объяснить свои действия в ту давнюю ночь.

Два с небольшим года назад

«Она беременна, Господи Иисусе!»

Он не был готов стать отцом. У него это никогда не получиться. Он будет таким же, как его собственный отец — жестоким монстром, не имеющим ни сердца, ни души. Он не хотел иметь ребенка, пока Бронвин не исцелила его самого. Она была бальзамом для его беспокойного и поврежденного духа. Со временем ее успокаивающая нежность и доброта проникнут в его душу и сделают таким человеком, каким он мечтал быть. Тогда и только тогда он был бы готов стать отцом и отвечать за новую жизнь.

«Но Бронвин уже беременна… Внутри ее мой ребенок…»

Судорожное дыхание превратилось в рыдание, когда он представил, как округляется живот Бронвин, как ее грудь становилась полной и тяжелой от молока. Он представил, как она рожает, представил их ребенка: красного, голого и плачущего, и вдруг захотел этого своим своим существом. Захотел семьи, настоящей семьи. Он не будет, как его отец. Он практически вырастил Рика, не повредив ни единого волоска на его голове, так почему же он должен быть другим со своими собственными детьми?

«Боже, Брон, наверное, ненавидит меня сейчас, но я попытаюсь объяснить, почему так отреагировал. Может быть, наконец расскажу ей о своем отце, и она обязательно поймет. Она не станет считать меня чудовищем только потому, что я был порожден монстром. Она простит. Должна простить…»

Он вскочил на ноги, чтобы пойти к ней и поговорить, когда услышал рев двигателя и визг шин на подъездной дорожке.

Его желудок сжался, а сердце едва не остановилось.

— Нет, нет, нет… только не это, — шептал Брайс, когда быстро шел по дому.

Он как раз открыл дверь, когда машина с ревом вылетела с подъездной дорожки.

— Господи, пожалуйста! — взмолился он, схватил со стола в холле ключи и побежал к «Мазерати», который оставил припаркованным у дома.

Бронвин ужасно водила, и плохо вписывалась в повороты на крутой, извилистой дороге. Брайс следовал за ней на некотором расстоянии, боясь, что если она заметит его машину, то прибавит газа и попадет в аварию. Он видел задние фонари ее «ВМВ» и знал, что при необходимости сможет быстро догнать.

«Только бы она не вылетела с дороги!»

Боже, он умрет, если с ней или с ребенком что-то случится. Бронвин никогда не простит ему это. Никогда не поверит, что он хочет их малыша, но из-за страха не сразу это понял. Он отдал бы все на свете, чтобы вернуть последние полчаса.

«А вдруг Бронвин больше не захочет меня, не будет больше любить?»

Брайс знал, что тогда не сможет жить, ведь он так сильно любил Бронвин. Раньше он считал, что испытывает к ней всепоглощающую нежность, но на самом деле это была любовь.

Вдруг прямо перед ним на дороге появилась молодая пара, держащаяся за руки, — они были так поглощены друг другом, что ничего вокруг не замечали.

Брайс вывернул руль, чтобы избежать столкновения, и на полной скорости вылетел с дороги.

Машина несколько раз перевернулась.

Брайс чувствовал мучительную боль во всем теле. Вокруг сгущалась тьма и, прежде чем она поглотила его, он успел с тоской подумать, что никогда не увидит своего ребенка, и испытать ужас, что больше никогда не обнимет Бронвин.

Когда Брайс в следующий раз открыл глаза, вокруг было абсолютно тихо. Постепенно до него дошло, что он висит вниз головой, удерживаемый ремнем безопасности. Он моргнул, глядя на собравшуюся у машины толпу, и тут же увидел Бронвин. Он улыбнулся, радуясь, что она вернулась, но тут же озадачился полным отсутствием эмоций на ее лице.

— Бронвин. — Его губы шевелились, но звук он не слышал. Он вообще ничего не слышал.

«Странно, что на месте аварии такая мертвая тишина».

Брайс попробовал еще раз. Он звал Бронвин, пока горло не заболело, но по-прежнему не слышал ни звука.

Бронвин не двинулась с места, просто смотрела на него.

Брайс похолодел от ужаса.

«Она ненавидит меня…»

Боже, он знал, что рано или поздно это случится. Всегда знал. Он был недостаточно хорош для ее любви. Сын монстра ее не заслуживает.

И все же Брайс умолял Бронвин подойти к нему.

«Она так красива в этом платье…»

Но она проигнорировала мольбы. Повернулась и ушла, оставив его в тишине и боли.

Брайс

Кайла была с Брайсом в оранжерее и счастливо играла в чаепитие со своими куклами. Она была одета в розовый костюм принцессы и все те же вездесущие красные кроссовки, которые так любила. Брайс принес ноутбук из кабинета и просматривал почту, сидя на нагретом кафельном полу и наслаждаясь солнечным светом. Время от времени он отрывал взгляд от экрана, делал глоток воображаемого чая из изящной игрушечной чашечки и причмокивал губами, от чего Кайла хихикала. Ему нравилось смотреть, как она смеется. Она выглядела точь-в-точь как мать: сотрясалась всем телом так, что казалось будто смех исходил из живота. Правда Бронвин уже давно так не смеялась, и это был еще один повод для сожаления.

Раньше Брайс боялся, что в общении с ребенком будет походить на своего отца, но теперь мысль, что кто-то, в том числе и он сам, ранит Кайлу побуждала немедленно защитить ее всеми возможными способами. Он не ожидал, что будет доверять сам себе рядом с ней, думал, что ему понадобится постоянный надзор: некто, кто будет контролировать его и следить, чтобы он не причинил Кайле вреда. Однако с того момента, как впервые увидел дочку, Брайс хотел лишь быть с ней, узнавать, баловать и любить.

Кайла забавляла его, иногда сбивала с толку, а порой даже злила, но у него даже в мыслях не было наказывать или срывать на ней злость. Тот единственный случай, когда он сделал Кайле больно — наступил ей на ногу, потому что не видел — он до сих пор мучал его.