Щелчок входной двери. Шаги ─ уверенные, но мягкие, какие-то слишком кошачьи для мужчины. Я расплываюсь в улыбке и, чуть приподнявшись над водой, гипнотизирую дверь ванной ─ сердце улетает в пропасть от радостного предвкушения.

─ Вот ты где! — улыбается Марк, проскользнув внутрь.

Хорохорится, силится быть легким и веселым, но я вижу, что ему сейчас худо ─ мой глаз натренирован выцеплять боль. Чувствую ее как служебная собака наркоту.

Зависает надо мной, опершись ладонями о бортики ванны. Я обвиваю шею Марка мокрыми руками и оставляю совсем нежный и тонкий поцелуй на кончике носа. Наши отношения напоминают контрастный душ ─ щемящая нежность сменяется приступами сжигающей страсти. И то и другое для меня в новинку ─ никогда не была щедра на нежности, да и страсти мои были ненастоящими какими-то.

Садится на пол и укладывает взъерошенную голову на бортик ванны. Я оставляю еще один мокрый и нежный поцелуй на лбу и принимаюсь перебирать пальцами светлые, вьющиеся от влажности волосы ─ мокро не только здесь, но и на улице: дождь промочил его одежду и подарил милые завитки, которые вкупе с зелеными гипнотическими глазами делают Марика невероятно манким в своей растрепанной естественности.

─ Хочешь присоединиться? ─ предлагаю я, готовая окутать его своим прогретым в горячей воде телом.

─ Давай в другой раз! ─ вздыхает он. ─ Мне нужно немного прийти в себя после сегодняшнего. Вроде правильно поступил, а все равно чувствую себя гадом.

─ Может, потому, что этот разговор полагался мне?

─ Нет, такой разговор с тобой меня бы убил! ─ отвечает Марк, заставив меня почувствовать себя еще более виноватой. Я его не заслужила!

Не оборачиваясь, тянет ко мне руку, и мы сцепляем пальцы ─ мои мокрые и горячие, а его идеально сухие и холодные.

─ Все было плохо, да?

─ Да! Она так плакала и умоляла остаться. Падала на колени, а я все поднимал ее и просил так не унижаться. Кошмар!

В горле пакостный ком. Но это даже хорошо ─ это признак того, что я становлюсь человеком. Еще некоторое время назад я бы дико радовалась страданиям его случайной жены. Теперь я совсем не рада, что разбила семью ─ неважно, что это был своего рода притворный брак. Для нее все было по-настоящему.

─ Что теперь? ─ спрашиваю я, приложившись к его лбу губами с таким трепетом, будто весь он святыня.

─ Я подам заявление в понедельник. Детей и общего имущества у нас нет, так что разведут быстро, даже если Света против.

─ Хорошо, что ты все ей рассказал! ─ утешаюсь я хотя бы правильностью поступка.

─ Правильные поступки болезненны иногда, но мы все равно должны стараться поступать правильно, ─ говорит Марк устало и меняет тему: ─ Как тебе новая квартира?

─ Тут круто! ─ выдаю я и тут же включаю «трусиху»: ─ Но можно было бы снять что-то попроще.

─ Мне показалось, что это хороший вариант для совместного начала. Светло и просторно.

─ Не могу поверить, что мы теперь живем вместе.

─ Маш, расскажи мне про свою семью! ─ просит Марк. Такая простая просьба, но почти невыполнимая для такой социопатки, как я.

─ У меня нет семьи! ─ отвечаю я вполне правдиво, хотя, теперь Марк ─ моя семья.

─ У всех есть. Ты спрашивала, хочу ли я знать, что ты натворила. Так вот, я хочу все о тебе знать, но давай начнем сначала. Мы же все родом из детства, а там самое важное ─ родители. Расскажи мне про них.

─ Мама бросила нас много лет назад.

─ Бросила отца?

─ Нет, нас. Растворилась в закате и все! Предпочла семье горячего африканца. Может, она тоже была психически нездорова. Не знаю, ─ выталкиваю я, борясь с желанием уйти в себя или хотя бы под воду.

─ Тебя растил папа?

─ Да! И бабушка. Хотя он и запрещал бабушке меня портить и баловать.

─ Чем же она тебя портила? ─ не понимает Марк, который сто процентов рос в дружной и любящей семье.

─ Типичными бабушкиными портилками! Пирожками и развлечениями.

─ Твой отец строгий, да?

─ Да, как бригадный генерал. С одной стороны, он видел во мне мамины черты, и это его злило, а с другой, все же видел временами и свои проблески, и тогда начиналась бесконечная муштра. Он изживал во мне ее и пытался слепить свою копию.

─ И некому было тебя пожалеть?

Он поворачивается так, чтоб видеть мои глаза, и наши взгляды сцепляются. Марк утешает меня, а я хватаюсь за этот ласкающий взгляд, как за спасательный круг. Возможно, если б кто-то на меня смотрел так с детства, я бы не стала такой бездушной.

─ Нет, ─ признаю я, чувствуя себя маленькой и ничтожной.

─ Когда ты последний раз общалась с отцом?

─ Целую жизнь назад.

─ Ты так сильно обижена на него?

─ Нет, просто я для него умерла после того, что случилось!

─ Маш, так не должно быть! Он твой отец, и ты должна хотя бы попытаться с ним помириться, ─ говорит Марк ласково, но твердо.

─ Я бы хотела попробовать, но он даже говорить со мной не станет! ─ уверяю я.

─ Я помогу тебе! ─ обещает он и, поднявшись, зовет: ─ Иди сюда!

Я поднимаюсь из воды, и Марк обнимает меня, наплевав, что с моего тела ручейками сбегает вода. Смотрит, вновь магнитя своими лучащимися золотыми искорками глазами. Так выглядит доброта. В моих глазах никогда ничего не искрилось. Целует меня и гладит по мокрым волосам. Жалеет, утешает, заполняет своей нежностью и добротой дыры, которыми испещрена моя душа.

─ Я живу с парнем, ─ выдыхаю я, и у психопатологини на том конце «Зума» запотевают очки.

Зажмуриваюсь как в ожидании пощечины; руки мерзковато подрагивают, как алкоголички, у которой отобрали стакан. Кажется, что сейчас она сбросит вызов, наберет санитаров и за мной приедет наряд мальчиков в белом. Для уверенности сжимаю кончиками пальцев краешек его футболки, надетой на удачу.

─ Давно? ─ уточняет холодно, одарив меня взглядом, который с успехом заменяет публичную порку.

С ответом медлю, оценивая какая ложь сработает мне на руку лучше, а потом вспоминаю прекрасного в своей бескомпромиссной честности Марика и выкладываю правду:

─ Уже месяц!

─ И квартиру получше сняли? ─ спрашивает, оценив кухонный гарнитур на заднем плане. Он новый, светлый и без снующих по поверхностям тараканов. Я определенно оседлала социальный лифт.

Утвердительно киваю.

─ И как вы воспринимаете вашего нового…, ─ запинается и продолжает совершенно старорежимным и неподходящим в данном контексте словом: ─ …друга?

─ В смысле как? ─ включаю я режим «дурочка обыкновенная», хотя понимаю к чему она клонит.

─ Он для вас отдельная личность, или вы примерили на молодого человека образ Димы?

─ Нет, Марк ─ это Марк, ─ говорю я уверенно, а уголки губ помимо моей воли растягиваются в благостной улыбке.

Заметила и скривилась ─ завистливая стерва! Сидит и молчит, не зная, что сказать. Только распекать меня и может. Хотя можно не удивляться ─ смысл ее работы ругать за деструктивное мышление и такие же действия. И когда мне первый раз в жизни удалось что-то создать, а не разрушить, у мадам оплавились все микросхемы.

─ Курс лекарств закончили? ─ наконец спрашивает она, поджав губы и достигнув почти полного сходства с Шапокляк.

─ Да, ─ выдаю очередную порцию правды.

Я хотела принимать таблетки пока печень не откажет, но Марк отговорил меня от этой суицидальной затеи, убедив, что мы все переживем.

─ И как? Ярко галлюцинируете?

─ Нет! ─ морщусь я.

Я вообще не галлюцинирую. Вообще. Это странно. Это удар под дых. От этого страшно. Страшно потому что в любой момент накатит с новой силой, а ты даже не будешь готова. Стоп! К этому не подготовишься. Оно просто наваливается и начинает душить, топить, рвать когтями. Сама виновата. Был рубеж, который нельзя было переходить. Черта, которая отчеркивала точку невозврата. Точка невозврата потому так и называется: преодолев ее, уже ничего не изменишь. Я бы сейчас собственной крови и даже жизни не пожалела, лишь бы вернуться на несколько лет назад и привести себя прежнюю в чувство.