Водружаю спортивную сумку, в которой почти ничего нет, на плечо и, перешагнув зияющий провал, юркаю в вагон. Как же я люблю это чувство, когда заходишь в поезд или садишься в машину, а в груди щекочет от предвкушения предстоящего путешествия. Сменяются декорации, ползёт дорога под колёсами, и пока железная конструкция несёт тебя вдаль, ты веришь, что всё-таки можешь убежать от себя. Ближайшие шестнадцать с половиной часов я буду жить и кормиться этой иллюзией, но как только ступлю на перрон, пойму, что, несмотря на оставшиеся позади километры, всё так же топчусь на месте. От себя не убежишь. Ты и есть свой самый страшный враг. Враг в отражении. Враг, которого не победить, даже если перебить все зеркала в мире. Я знаю, потому что пробовала.

Моё купе третье от туалета. Здесь тесно, душно и пахнет затхлостью — вагон, должно быть, спустили с конвейера миллион световых лет назад. Встаю на полку и тянусь к окну. Дёргаю его, чтоб впустить струю свежего воздуха и можно было хоть как-то дышать, но оно намертво забито гвоздями.

— Вот трэш! — бормочу себе под нос и спрыгиваю на пол, наведя тарарам высокими каблуками.

Второй квест — дергаю край обитого бордовым дерматином сиденья, пытаясь открыть отсек для вещей, но поезд уже еле «дышит», а он всё не поддается. Когда я уже готова наплевать на всё и закинуть сумку под стол, чья-то сильная рука берется за край и дергает вверх с такой силой, что раздается жалобный скрип и полка откидывается назад.

Оборачиваюсь. Спаситель моего жизненного пространства — скуластый блондин с зелёными глазами и широкой улыбкой. Красивый мальчик. В моём вкусе. Сама бука, но всегда любила «солнышек».

— Вы меня спасли! — Благодарю его приветливой улыбкой.

— Это мелочь. — краснеет он. Сверяет номер полки с информацией в билете и добавляет. — Моя полка прямо напротив вашей.

— Любите быть снизу?

— Нет, не очень, — наморщивает нос. — Просто не сам билеты покупал.

— Жена? — шучу я, сканируя пальцы на правой руке на наличие кольца.

— Нет, — мотает головой. — Сестра.

Одариваю его долгим сомневающимся взглядом. На самом деле мне всё равно, даже если он многоженец, просто люблю «сценические» эффекты, тем более, когда впереди долгая скучная поездка в замкнутом пространстве.

Пора бы переодеться во что-то более фривольное. Достаю из сумки сменку и захлопываю полку. Без единого намёка на стыд поворачиваюсь к нему спиной, стягиваю кофту — не люблю лифчики — и надеваю розовый кроп-топ. Попрыгав немного на одной ноге и ударившись бедром о столик, стягиваю джинсы и надеваю коротенькие белые шорты, не оставляющие простора для воображения.

— Я бы мог выйти, — бормочет, чуть ли не сравнявшись лицом с бордовым дерматином.

— Не переживайте! Я не из стеснительных и людей лишний раз напрягать не хочу.

Мог выйти да не стал. Ничего, это действительно никакая не эротическая провокация — просто привычка. Когда тебя с пяти лет таскают по модельным кастингам, привыкаешь переодеваться где угодно и при любом количестве присутствующих. Нет, нет, совсем не планировала провоцировать, но реакцию не могу не считать. Приличный мальчик — держится достойно. Вот только глаза выдают. Зрачки такие огромные, что создаётся впечатление, что хорошую дозу чего-то веселящего вкатил.

Попутчик. Никогда его больше не увижу. И так сильно напоминает мне одного человека. А я безумно устала от жизни монашки-аскета. Сейчас сама вселенная создала для меня ситуацию, в которой можно просто закрыть глаза и представить, что мы снова вместе. Мы всегда были вместе только в моих мечтах. Он меня не хотел. Все хотели, а он был другим. Но у меня есть одно качество, уж не знаю от боженьки или от чёрта рогатого, но имя этому качеству — упорство.

— Так вы по работе в Самару? Командировка? — спрашивает он, пытаясь преодолеть неловкость. Так ему некомфортно видеть меня полураздетую, что аж горловину футболки теребит.

— Почему же? Я теперь там живу. Мой новый рандомный дом.

— Рандомный? — не врубается парень, на которого странности сыплются как из рога изобилия.

— Знаете, берёшь карту России, закрываешь глаза и тыкаешь в неё пальцем. Куда тыкнулось, туда и едешь.

— Завидую! — присвистывает восхищённо.

— Чему?

— Вы лёгкая на подъём.

— Я не всегда такой была, — отвечаю уклончиво и реализую своё право спросить попутчика о чём-нибудь банальном: — А вы домой?

— Откуда вы знаете?

— Человек, который так восхищается чужой летучестью, обычно накрепко привинчен к дому. И привинчен он семьёй, — обосновываю я вывод, который только что сделала.

— Я же сказал, что не женат, — вновь отпирается он.

— Семья — это не всегда жена и семеро по лавкам, — замечаю я, игриво накручивая тёмный локон на палец.

— Вы правы. Меня, кстати, Марк зовут, — протягивает мне руку.

— Мария, — пожимаю её, чувствуя, как по венам побежал электрический ток.

У него ухоженные руки с идеально круглыми чистыми ногтями. Представляю, как он в приступе ОКР намыливает их мылом от самых кончиков пальцев и аж до локтя; трёт специальной щеточкой до красноты, а потом тщательно смывает мыльную пену и повторяет всё заново, пока кожа не начинает скрипеть как бумажная. Ничего такого новый знакомый в реальной жизни, конечно, не делает — мне просто нравится примерять на людей психические расстройства: типа, тебе идет красный цвет и маниакально-депрессивный психоз, а твоё — это жёлтый и булимия.

— Вы в порядке? — спрашивает Марк, и я понимаю, что опять зависла как старый пентиум, погруженная в свои неформатные фантазии.

— Просто задумалась.

— О чём же?

— Какой нахальный вопрос! — улыбаюсь я.

— Простите. Просто вы очень грустная, и мне стало любопытно, о чём может печалиться такая красивая девушка.

Подкатывает. Сразу видно, что не пикапер, и подкат сразу становится таким няшным, что всё меньше хочется отшить. Чтоб вы понимали, я не страдаю от отсутствия мужского внимания, даже если как сейчас одета в домашнюю одежду, а на голове что-то невнятное. Улыбаюсь ему, а он — мне. Эта улыбка. Такая знакомая, что жжет в груди. Не могу больше терпеть — остаётся либо броситься во все тяжкие, либо дёрнуть стоп-кран, сойти с поезда и бежать в поля. Стоп-кран — это не моё.

Молча встаю и, мягко покачивая бёдрами, иду в туалет. Виляю попой не потому, что вагон безбожно трясет, а просто позволяю ему оценить себя в полной красе. Запираю дверь и содрогаюсь от концентрированного запаха отходов человеческой жизнедеятельности. Рассматриваю отражение в заляпанном зеркале. Подкрашиваю ресницы водостойкой тушью и прохожусь по губам блеском для губ с перцем, чтоб они начали «гореть» и стали пухленькими и манящими. Разбираю пряди волос пальцами и укладываю их, как мне надо. Волосы от природы вьющиеся и почти всегда выглядят секси.

— Ты можешь заполучить почти любого. И он не из этого одного процента «почти», — напутствую я саму себя.

Возвращаюсь и вижу, что обе наши полки уже аккуратно застелены бельём. Приглашение в постельку? Не переживай! Нам и одной полки хватит.

— Я и вашу тоже застелил, ничего? — Очередная улыбка, от которой бьёт молниями.

— Спасибо! Ненавижу это, честно говоря.

Сажусь на свою полку, принимая максимально расслабленную позу. Пальцами ноги опираюсь на край его полки, прямо рядом с бедром. Взгляд скользит по длинной стройной ноге, а потом Марк вспоминает, что этикет обязывает смотреть даме в глаза, но на пути к глазам ещё попадается грудь, а я сложила руки так, чтоб появилась та самая ложбинка. Он весь взмок и не потому, что в купе жарко, как в аду.

— Хотите чего-нибудь? — предлагает он, опять пытаясь разогнать неловкость.

— Чего, например?

— Хотел пригласить вас в вагон-ресторан.

— Хорошая идея, но тут его нет, — усмехаюсь я.

Кавалер решил девушку покормить сначала, а, может, и потанцевать в тамбуре, но облом. Ничего, сладкий, я хочу другого.