— Вылечили?

— Малой, я не врач-психиатр, если выпустили, значит имелись на то основания.

— Но вы же сами сказали, держаться подальше.

— Бывших психов не бывает, как и бывших алкоголиков. А еще мне очень не нравится, что она с Гладышевым завязана. Одно дело, когда ученый контролируется со стороны государства, и совсем другое — частный капитал. Когда вопрос заходит о выручке, жди беды. Диалектико-материалистический подход, эксплуатация рабочего класса — учил в школе труды Карла Маркса?

Я иногда не понимал, где Василий Иванович серьезно, а где прикалывается, поэтому пробормотал:

— Да.

— Ну раз да, значит должен понимать, что главное оружие пролетариата не булыжник, а образование. Поэтому не забивай голову ерундой и образовывайся, тем более выпускные экзамены на носу.

— Но профессор…

— А с профессором я как-нибудь сам разберусь.

Полночи не спал — голова пухла от напряжения, рождая бесконечную череду теорий. Несколько раз вставал на кухню — напиться воды, а потом в туалет, чтобы от нее же избавиться. Вот такой круговорот жидкости в природе… А в башке все бурлило и бурлило, невыносимо мучая, выводя из себя. Я рассчитывал, что полученная информация принесет облегчение, даст столь нужные ответы, но по итогу вышло только хуже.

Володина сумасшедшая, едва не прикончившая собственную мать — отлично! Профессор Гладышев под опекой частного бизнеса занимается медицинскими экспериментами над психически неустойчивыми пациентами — замечательно! И что теперь со всем этим делать? Забить и сосредоточиться на учебе, как советовал Василий Иванович?

Я уже знал ответ… Знал, что не получится. Слишком много всего было намешано в кучу. Хотелось понять природу кооперативных снов: побочный ли они эффект лечения или создаются целенаправленно, под чутким руководством профессора. И если целенаправленно, то каков конечный пункт: вылечить Василия Ивановича, навечно застрявшего в песках или меня свести с ума? Зачем Гладышев рискует, устраивая опасные эксперименты в школе?

Но самое главное, каким образом со всем этим связана Володина: с пухлой Дашкой из моего прошлого, с профессором? Что это: нелепое совпадение или дьявольский план гениального ученого? Словно в дешевеньком третьесортном триллере. Не хватает только закадрового злобного смеха.

Держись от девчонки подальше!

Плохо вы меня знаете, Василий Иванович, если такие советы раздаете. Или, наоборот, слишком хорошо…

Кажется, я все же заснул под утро, точнее забылся тревожным сном. Толком не помню, как встал с кровати: добрел до ванны, побрызгав водичкой в лицо. На кухне вяло прожевал дежурный бутерброд с чаем, а потом долго слонялся по квартире, зевая и одеваясь на ходу.

Всё также зевая, щелкнул замком входной двери. Поежился от подступающего зимнего холода в подъезде. Нажал кнопку вызова лифта и… вдруг школа. Иду по одному из многочисленных переходов. Череда широких подоконников по правую руку, за большими окнами неподвижным спрайтом повисло свинцовое небо.

Снова школа, снова уроки — как же все достало … Ноги сами собой останавливаются, и я прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Дышу, наблюдая, как за запотевшей поверхностью проступает школьный двор, огороженный красным забором. Хотя какой это забор — так, оградка: слишком низкая, чтобы защитить от незаконного проникновения. Она скорее обозначала территорию школы, являлась неотъемлемым элементом декора.

Сразу за забором начинается служебная парковка, размеченная белыми линиями — абсолютно пустая, без машин. Отсутствовал даже желтый школьный автобус и автомобили охранников.

Стоп, а где ученики? Почему коридоры пустые? Почему из-за дверей, ведущих в классы, не доносится ни звука? Нет эха далеких шагов, не шумит вечно живой атриум, до которого отсюда рукой подать.

Наша школа никогда не спала. Вечно шебутной муравейник даже под вечер был полон народа. Дополнительные занятия, подготовительные курсы, лекции, секции, кружки — внутри постоянно что-то происходило. А если не происходило, то все равно происходило, иначе откуда взяться столь большому количеству народа в любой день недели без исключения. В любой кроме сегодняшнего.

Может я слишком рано пришел? Приперся в школу, не посмотрев на время? Ладонь привычно хлопнула по пустому карману. Ну да, сотовый был сдан на входе, а наручных часов я не носил. Ни к чему они на режимном объекте, где существуешь от звонка до звонка. Тут и без них напомнят куда идти и где твое место: окриком учителя, заливистой трелью или до отвращения приятным голосом по общей связи.

Я задрал голову и уставился на динамики под потолком — те молчал, как молчали стены и двери, как молчало все этом здании. В сгустившейся атмосфере отчетливо повеяло чужим, чем-то отталкивающим. Это была моя школа и одновременно не моя. Её словно вытащили из памяти, слепили по лекалам с дотошностью до мелочей, только жизнь забыли вдохнуть. В итоге получилась мумия, высушенный труп.

Ноги сами собой понесли вперед — по бесконечной кишке коридора. Но сколько бы я по нему не шел, как бы ни старался скорее покинуть, коридор все не заканчивался. Разве такое возможно?! В ушах зашумело, в груди панически забухало сердце. Я и сам не понял, как перешел на бег.

Перед глазами замелькали таблички с номерами кабинетов: 308… 315… 115… 707… Что за ерунда? А этот вообще без обозначений, просто приоткрытая дверь, приглашающая войти внутрь.

Я остановился, с трудом переводя дыхание. Спокойно, Никитос… спокойно. Это не может быть реальностью, это всего лишь сон, просто слишком реалистичный: с натуральными цветами и ощущениями запахов. Уж тебе ли об этом не знать.

Всего лишь сон… Перед глазами промелькнуло обезображенное лицо, вечно клацающее зубами. Невыносимо заныла челюсть, предчувствуя встречу с кулаком, а горло словно стиснули железные пальцы. Воспоминания были настолько яркими, что я запаниковал. Вдруг показалось, что катастрофически не хватает воздуха. И если прямо сейчас не выберусь наружу — обязательно умру. Прямо здесь и сейчас.

На улицу, срочно! Подбежав к окну, я попытался открыть ручку, но механизм заклинило намертво. Я дергал раз за разом, но пластиковая рама не поддавалась. Тогда отчаявшись, забрался с ногами на подоконник и принялся пинать, бить в преграду кулаком. Бесполезно… С таким же успехом можно было попытаться проломить бетонную стену. Это даже не стекло, хоть и выглядит очень похоже. Очередная издевательская игра сознания.

Я в отчаянии скатился на пол, и свернувшись клубком, замер прямо под плоской батареей. Тяжело задышал, хватая губами сухой, перегретый центральным отоплением воздух. Всё, никуда не пойду, так и буду лежать здесь, пока не проснусь или об меня не споткнутся. Притаюсь серой мышью и буду ждать, когда сработает будильник.

Я долго ждал, потерявшись в безвременье собственного сна. Никто об меня не спотыкался, никто не клацал зубами и не пытался убить, не трезвонил будильник, пытаясь добудиться из складок иной реальности. Не происходило ровным счетом ничего. И меня понемногу начало отпускать — настолько, что отважился открыть глаза и оглядеться. Все тот же длинный коридор с окнами по одну сторону и учебными кабинетами по другую. Стены не сдвигаются, потолок не падает, а затхлый воздух исправно поступает в легкие.

Я сел, опершись спиной о стену. Напротив, была все та же приоткрытая дверь, ждущая, когда в нее осмелятся войти. Без номера, без таблички, без других опознавательных знаков. Обычная дверь, ведущая в самый обычный школьный кабинет.

Заныла рука и я поднес ладонь к глазам. Разбитые костяшки, ручейки крови, сбегающие к запястью — обо что это я так успел приложиться? Ах да, железобетонное окно… Струхнул малясь, с кем не бывает. В гиперреалистичных снах чувства обострены в разы, словно сдернули защитную оплетку, обнажив голые жгуты нервов. Обычный страх усиливался в разы, превращаясь в паническую атаку.

Я закрыл глаза, пытаясь привести дыхание в порядок. В голову лезли всякие глупые мысли, например о сексе. Интересно, что будет, если заняться им прямо в кооперативном сне. Насколько сильным будет оргазм, сколько раз удастся кончить? Осталось дело за малым — найти девушку, а то все больше уродливые монстры попадались, да уборщики мужского пола.