Мы с Дюшей слегонца подотстали. Шли следом, переговариваясь о всякой ерунде, вроде предстоящих тестов. Соломатин порядком нервничал: то ли Ковальски с Володиной накрутили во время перемены, то ли Галина Николаевна. Наша классуха на общем собрании произнесла очередную речь о важном этапе в жизни каждого, о необходимости подготовки к экзаменам, и так далее и тому подобное. Тут у самого башковитого ученика засосет под ложечкой, что уж говорить про тех, кто умом не блистал. К примеру, Дюша в школе считался за крепкого троечника: как встал на сию стезю в начальных классах, так с нее и не сходил. Разве что физкультура с итоговой «отлично» стояла в табели особняком. В прошлом году был еще труд, но после фехтования на напильниках Соломатин впал в немилость. С тех пор оценку выше четверки не получал.

Свежевыпавший снежок поскрипывал под подошвами, а Дюша тяжело вздыхал. Может этот случай вспоминал, а может какой другой. У него подобных нелепостей на целую книгу с рассказами наберется.

— Хорош тоску разводить, — не выдержав, я пихнул товарища в бок.

— Тебе хорошо говорить, у тебя с интегралами полный порядок. И по геометрии пространное воображение.

— Пространственное, — автоматически поправил я.

— Вот-вот, оно самое. А я не могу в голове все эти кубы с паралепи… с парапипи…

— С параллелепипедами.

— Короче, туго у меня с объемным воображением. И на бумаге, когда рисую чертеж, нихрена не понимаю, куда линию вести… Помнишь, что наша математичка говорила?

— Правильно сделанный рисунок — наполовину решенная задачка, — занудным голосом продекламировал я.

— Вот-вот, только несправедливо это. В людях разные возможности заложены от природы: кто рисует хорошо, кто в математике шарит, а кто за полчаса сочинение накатает без единой ошибки. Неправильно требовать со всех одинаково — уравниловка это.

Прав был Дюша… Взять, к примеру физкультуру. Как можно ждать высоких результатов от неловкого с рождения Спиридонова. Когда через коня прыгали, Димка чудом хозяйства не лишился, с разбега влетев прямо в снаряд. Тем самым местом, через которое Кощеева смерть в сказках приходит. И так лихо у него это получилось, что поплохело всем представителям мужского пола, включая физрука. А ИЗО? Это же сплошные муки творчества. Стараешься, рисуешь хищного волка в лесу. Клыки острые в пасти изобразишь, серую шерсть, торчащую дыбом, а потом над тобой всем классом потешаются: смотрите, Синицын очередного уродца накалякал — помесь ежика с крокодилом. А я, межу прочим, старался. Очень обидно за честно проделанный труд получить слабенькую тройку, и то больше из жалости. Хорошо, что рисование отменили после пятого класса. Намучался я с ним.

У каждого в классе были свои проблемы, своя ахиллесова пята. Бедолага Дюша этими пятками был обсыпан по самую макушку, потому и вздыхал.

На очередном повороте приятель не выдержал и поделился мучающей его проблемой:

— Батя сказал, если на тестах наберу меньше шестидесяти баллов, пойду в сельскохозяйственный на тракториста.

— На оператора сельскохозяйственных машин.

— Да какая хрен разница. Не хочу в Сибирь ехать, целину поднимать. Там гнус, комарье с кулак и девчонок красивых нет. Какой из меня работник полей — я же городской житель, я же пропаду в диких местах.

Дюша знал, о чем говорил. В связи с изменениями климатических условий изменилась и карта пахотных земель. На юге России размеры сельскохозяйственных угодий сократилась вдвое, зато далекая Сибирь зацвела буйным цветом — десятки тысяч квадратных километров, миллионы гектар. Нагнали туда немерено машин, работающих в полуавтоматическом режиме, а то и вовсе беспилотных. Однако, обслуживать транспорт все равно требовалось, поэтому собирали добровольцев по всей стране: заманивали зарплатой, соцобеспечением и рекламой по телевизору. Люди смотрели, слушали и не спешили покидать уютные города. Инфраструктура в тех местах была ни к черту… не поспевала за культивированием земель. Вагончики стояли в чистом поле или того хуже, на окраине болот или тайги. Интернет не ловил, из развлечений лишь комарье, да дикие звери. А еще легенды нехорошие ходили про те места: то газы непонятные из земли вырвутся и всех потравят, то проклятый могильник откопают, и половина бригады на тот свет отправится.

Я прекрасно понимал Дюшу, кому захочется в двадцать с небольшим лет ехать в дикую тайгу, когда тянет на дискач. Не один мишка, даже самый лохматый, не сравнится с грудастой девчонкой,

— Прорвемся, — произнес я единственное, что пришло в голову.

— Ты-то может и прорвешься, а я до самой пенсии буду с мужиками в вагончике куковать.

Утешать Дюшу бесполезно, не тот тип. Он не искал жалости, рассказывая про далекую целину, просто накипело у парня внутри, вот и вырвалось наружу. А раз так…

Я нагнулся и сгреб в ладони искрящийся под солнцем снег. Свежевыпавшая крупа не в какую не желала клеиться, рассыпаясь прямо на глазах. Пальцы заломило от холода, в кожу впились сотни ледяных иголок, но я продолжал лепить комок.

Полученный результат не поражал размерами, но все же считался снарядом, готовым к боевому применению. А раз так… Я отвел руку и, размахнувшись, со всей силы запустил снежок в сторону идущей впереди четверки. Целился в Володину, но вместо этого угодил в заросли голого кустарника. Мазила! И тут же в воздухе промелькнул второй снаряд. Дюша оказался более метким стрелком, угодив за шиворот оторопевшей Агнешки. Комок разлетелся в разные стороны, брызнув снегом, в том числе в лицо идущей рядом Маринки. От девчачьей трели заложило в ушах.

— Хорошо визжат, — заметил я.

Дюша уже не слушал, нагнувшись за очередным снарядом. И правильно сделал, потому как противник после внезапной атаки пришел в себя. Лихой контрудар возглавила Ковальски. С присущим ей командирским задором принялась раздавать команды, требуя окружить и загнать врага. Вот только с подчиненными ей не повезло: Кузька был на редкость криворук и косоглаз, Володина и вовсе спряталась за стволом дерева. Пришлось Агнешки вести войну на пару с Копытиным.

Как итог, в кофейню ввалились раскрасневшиеся, обсыпанные снегом с ног до головы. Особенно досталось мне: стоило распахнуть куртку, как на пол посыпались комки снега. Это все Серега виноват, зараза такая, решился под конец пойти в рукопашную. Сам угодил в сугроб, и меня обвалял за компанию.

В помещении было тепло и сухо, а еще одуряюще пахло кофе. Посетители отсутствовали, если не брать в расчет двух старушек, и рыжего котяры в углу. Последний, вытянув усатую морду, дозволил Агнешки почесать себя за ушком. Потом требовательно посмотрел на Маринку. Вот ведь наглое животное — кастрат, а все туда же, исключительно девчонок к себе подпускает.

— Заласканный он у вас, — не преминул я высказать претензию хозяину заведения.

Тот вместо ответа взял табличку и выставил передо мною — сертификат, дозволяющий содержать животных в заведениях общепита.

— Кит, — Агнешка шикнула на меня, — иди займи столик.

— Я пирог вишневый хотел…

— Кому говорю, иди.

Ну да, прошлый раз малясь повздорил с хозяином, потому как нечего сертификатами прикрываться, когда агрессивное животное в зале. Это он с Ковальский кот-мурлыка, а мне скотина этакая, полпальца едва не оттяпал.

Решив не спорить с капитаншей, засунул руки в карманы и с самым независимым видом зашагал в конец зала. Выбирать место не пришлось, поскольку у ребят, каждую неделю посещавших Котейню, появились свои традиции. Например, они всегда занимали один и тот же угловой столик, и заказывали три пирога: с клубникой, малиной и вишней. Последний ничего так, с приятной кислинкой и мягким сдобным тестом. Не толстым слоем, как у нас в школе — устанешь челюстью работать, пока до начинки доберешься — а тонким, едва заметным на фоне густой ягодной массы.

Я хотел сесть поближе к окну, но меня тут же выгнали. Оказывается эти места были облюбованы девчонками. Рядом с дамами тоже было все занято. Подумаешь, не больно-то и хотелось. Я не собирался из себя кавалера строить. Сел с самого края и заказал бокал черного, пахнущего ржаным хлебом пива.