Когда очередная упаковка пельменей подошла к концу, а мусорное ведро переполнилось, я решил выбраться на улицу. Закрыв входную дверь, нажал кнопку лифта — не работает.
В тысячный раз поблагодарив богов, что живу на четвертом, а не на девятом, накинул капюшон толстовки на голову и начал спускаться вниз: перепрыгивая через ступеньки, разминая затекшие от долгого бездействия ноги.
Я настолько увлекся этим занятием, что едва не сбил темную фигуру у стены.
— Малой? — знакомым голосом вопросила тень.
— Василий Иванович?
Подъездная лампа горела тусклым электрическим светом, освещая пространство вокруг. Ровный ряд дверей на площадке, голубая побелка на стенах… Я провел подошвой ботинка по ступеньке, прислушиваясь к скрипу многочисленных песчинок.
— Василий Иванович, это как? Мы… мы снова провалились?
— Не ссы, Малой, сейчас разберемся.
Уборщик засунул руку в карман и извлек наружу пистолет. Наверное, это действие должно было меня успокоить.
— Оружие во сне… очень смешно.
— Малой, да что с тобой не так? Ты же вроде мечтал о продолжении эксперимента. Вот оно, случилось — радуйся.
Радоваться не получалось. Я попытался ущипнуть себя, продрать глаза и убедиться, что это обыкновенный кошмар, просто слишком яркий и реалистичный. Палитра цветов, запахи, жгучая боль в оттянутой до предела кожи на запястье — все это мало походило на сон. В сознании даже зародилась мысль: а вдруг это самое что ни на есть настоящее. Просто мы с Василием Ивановичем малясь того, умом тронулись: он от уколов в больничке, а я от затворнического образа жизни. Одиночество еще никого до добра не доводило.
Поэтому, когда уборщик проорал во всю глотку «Диана!», мне стало крайне неловко. Сейчас выйдут соседи по лестничной площадке и отчитают или хуже того: вызовут полицию с дуркой.
— Василий Иванович, тише…, - зашипел я него, но уборщик меня не слушал.
— Диана Батьковна, алло! Мы знаем, что вы здесь. Прекратите играть в прятки и выходите на связь.
Наверху громко хлопнула дверь и все затихло… совсем. Перестала играть музыка через стенку, умолки спорящие голоса — подъезд погрузился в мертвую тишину. Только легкий шелест песка, сбегающего по стенкам.
— Да чтоб тебя, — выругался Василий Иванович и смачно сплюнул под ноги, словно это могло помочь разрешить сложившуюся ситуацию.
— Нам нужно рассуждать логично.
— Логично?! — проорал он прямо в лицо.
От неожиданности я дернулся назад, почувствовав спиной ребристые перила.
— Рассуждать логично?! Давай, начинай, логичный ты наш… Чего вдруг замолчал, а? Говори, я внимательно слушаю.
— Вы орать сначала перестаньте.
Странное дело, но Василий Иванович послушался. Посмотрел на пистолет, которым размахивал, словно дирижерской палочкой и как-то сразу успокоился. Оперся спиной о стену и молча уставился на меня.
— Сарбаева здесь ни причем, — начал я свои рассуждения. Говорил медленно и осторожно, готовый в любое время остановиться, но Василий Иванович и не думал перебивать. В кои-то веки он воспринимал меня серьезно. — Тридцать первого числа я был в кабинете Дианы Ильязовны и видел капсулы… одна из них была в разобранном состоянии. Диана Ильязовна сняла управляющий блок, и разобрала его на запчасти. Материнскую плату отдала одному знакомому, разбирающемуся в железе, чтобы он проверил схему на наличие «особенностей».
— Все-таки вы похожи, — Василий Иванович, не выдержав, хмыкнул. — Говорил же, чтобы к капсулам пальцем не прикасалась. Вот ведь упертая… А этот знакомый мог чего-нибудь там замкнуть?
— Я в электронике не силен. Чисто теоретически всякое возможно, только сомневаюсь, что отдельная плата способна привести к подобному эффекту, даже если подать напряжение и, как вы выразились, замкнуть. Тут скорее дело в профессоре… Почему мы решили, что капсул всего две? Если Гладышев проводит серьезный научный эксперимент, то и опытных образцов должно быть гораздо больше. Может пару десятков, а может несколько сотен по всей стране. Виртуальная реальность активно используется в подведомственных министерству обороны санаториях в качестве лечебной процедуры.
Василий Иванович недовольно поморщился.
— То есть ты хочешь сказать, что в нашем городе есть еще такие капсулы?
— Почему обязательно капсулы? Мы слишком сильно зациклились на одном объекте, провели простую причинно-следственную связь, но ведь все может оказаться гораздо сложнее. К примеру, капсулы — это лишь незначительный элемент более масштабной системы, а первопричиной всему служат электромагнитные волны, источником которых может являться все что угодно: блок, подключенный к антенне или «усилок» в комнате системных администраторов.
— А капсулы-то зачем?
— Не знаю… Может они подготавливают сознание, делают его более восприимчивым к внешним сигналам.
— Антенны, усилки за стенкой — бред какой-то… насочинял с три короба, — Василий Иванович задумчиво поскреб подбородок. — Тебя, Малой послушать, так и фильмы снимать можно: про всемирный заговор, про глобальные эксперименты.
— Сомневаюсь, что эксперименты носят массовый характер. Ни одно правительство не решится на подобные шаги, тем более в школе. Тут скорее речь идет о единичных случаях, направленных на узкоспециализированную группу. Василий Иванович, вас в ЧВК случаем не чипировали?
— Без понятия. По крайней мере разрешения на это не давал, а уж что там кололи, одним врачам ведомо, — Василий Иванович остановился, и задумчиво посмотрел на меня. — Подожди, Малой, а как же ты? С каких это пор школьников привлекают к участию в опасных экспериментах.
— Дело не только в чипах, — был вынужден признать я. — Складывается впечатление, что профессор рассчитывал на несколько иной эффект.
— Поясни.
Сложно пояснять то, о чем не имеешь ни малейшего представления, лишь туманные намёки, но я постарался.
— Могу предположить, что целью эксперимента была корректировка основных параметров организма: снижение давления или сокращение частоты сердечной мышцы. Повышение тонуса, улучшение настроения, лечение депрессии — да все, что угодно, вплоть до незначительных корректировок в психике. Повторюсь — незначительных. Скорее всего речь идет о лечении посттравматического стрессового расстройства. Вы просто подвернулись под руку профессору, вот он и решил параллельно с основной деятельностью заняться вашим лечением.
— С чего ты взял, что у меня с головой проблемы? — брови Василия Ивановича поползли к переносице.
— А разве нет? — кивнул я на ручейки песка, сбегающие по стенам.
— Официального диагноза мне никто не ставил, и у психиатра не наблюдаюсь.
— Не каждая проблема требует клинического вмешательства, — миролюбиво заметил я. — Течение вашей болезни находится в пределах нормы, однако это не значит, что вы не больны.
— Малой, ты не борщи…
Я поднял руки, демонстрируя дружелюбные намерения. Вот уж меньше чего сейчас хотелось, так это издеваться над Василием Ивановичем. Место не то, да и время для шуток неудачное.
— Поймите, все, что сейчас происходит — побочный эффект или, другими словами, феномен. Этого никто представить не мог, иначе нас бы давно изолировали и поместили в отдельную палату. Василий Иванович, мы с вами находимся на территории «terra incognita».
— Чего?
— Неизведанная земля, где до нас никто не ступал и где может случиться все что угодно. Признайтесь, история с нахождением фрагментов тела сына Травникова, ваших рук дело? Это вы навели на след полицию?
— Дурак, потому что, — пробормотал Василий Иванович, — догадку одну проверить захотел, вот и проверил на свою голову… Вляпался в тэрра инкогниту по самые уши, чтоб ее…
И тут на меня накатило, да так, что про всякий страх забыл. Забытое чувство первооткрывателя горячим сердцем забилось в груди. Я открыл рот и затараторил, глотая слова:
— Вы сейчас говорите про ту распотрошенную девушку, подвешенную к потолку? Это же она вас навела, точнее не она, а ее мыслеформа. Возможно, что сознание человека после смерти не исчезает, а трансформируется в нечто иное — в информационное поле или оболочку, то что у людей верующих принято считать душой. Закон сохранения энергии в действии. Ничто не исчезает бесследно, а сознание, наши мысли — не просто синаптические импульсы, это нечто большее: неизвестная человечеству кодировка, записанная на молекулярном… нет, на кварковом уровне. Не нули и единички, а тройки, пятерки, десятки…
