— Аналогично!
Подруги рассмеялись. Раньше редко касались этой темы, находились для бесед более интересные. Кира ощутила удовольствием от того, что не ошиблась в Матильде. Обе они стремились ценить в первую очередь себя, а не других, жить по собственным правилам. Потому и поладили, общались не ссорясь. Кира убедилась, что боевая подруга, не из тех, кто бросит дорогу на полпути, побежав за чьим-то хозяйством как осёл за морковкой.
Магазин оказался не так плох, хотя цены после городских поражали воображение дороговизной, ну да недолгое время можно было потерпеть. Закупившись, отправились обратно и на этот раз наткнулись по пути на человека явно местного. Невысокая лёгкая в кости старушка опиралась на палочку, но выглядела бодро, держалась прямо. Её быстрый взгляд из-под морщинистых век обшарил обеих девушек, не равнодушно, как у других обитателей деревни, а колко, внимательно. Кира машинально поздоровалась, хотя вряд ли стоило вспоминать старые обычаи. От незнакомки веяло силой, не физической — ведьмовской. Не сказать, чтобы серьёзной, но и ссориться с коллегой по цеху Кира нужды не видела.
— Здравствуйте, здравствуйте, красавицы! — неожиданно охотно откликнулась встречная. — На дачу к кому приехали?
— К Симоновым, — ответила Матильда. — Погостить несколько дней.
— Дело хорошее! Отдыхайте, у нас тут благодатно. Тело и душа равно возрадуются.
Улыбка смяла и без того морщинистое лицо, а зубы неожиданно оказались крепкие, причём свои. Кира подумала, что может быть, именно поэтому от бабушки исходит энергия. Уцелела в ней молодость, пусть местами, но вся не вышла. У ведьм частенько случался вот такой микс времён, тем они и славились. Подруги вежливо замедлили шаги, но поскольку более их разговором не задерживали, прошли мимо. Уже в спину прилетело неожиданное:
— За магазином моя избушка. Дарина Климентьевна Ивлева зовут. Захаживайте, коли выйдет нужда.
Кира оглянулась, но полностью поименованная незнакомка уже шла степенно своей дорогой. Ноги ступали уверенно, палочкой она скорее помахивала, чем опиралась на неё всерьёз.
— Прикольная старушенция, — шёпотом сказал Матильда. — Я ей сказала, где мы, чтобы не любопытничала сама. Когда всё обыденно, теряется интерес. Забудет о нас на другой день, мало ли дачников летом по деревне шляется. Двумя больше — двумя меньше — разница невелика.
Матильда поступила разумно, но Кира не была уверена, что рассудительность в данном случае поможет. Будь Дарина простой обывательницей — возможно. Только если не сама встреча, то разговор случился недаром. Да всё, по здравом размышлении, происходило не просто так, а с некой скрытой целью: и голос в морге, и внезапная поездка именно в эту, а не в другую деревню, и кладбище, тяга к которому объяснялась не только некромантскими наклонностями самой Киры. Вспомнилась старая могила, на кресте которой болтался как будто жетон из сна — события плотно закручивались вокруг пока неведомого стержня, словно управляла ими чья-то воля или недюжинная стихия.
Матильду Кира напрягать домыслами не стала, но когда они приготовили обед и поели, предложила прогуляться по окрестностям, хотя и не там, где можно с уверенностью кого-то встретить.
— Так и скажи, что тебя к любимым покойничкам тянет, — снисходительно улыбнулась подруга, — но я не против. Деревенские кладбища совсем не то, что городские. В них сохранилась романтика, вольный покой, а не деловитый расчёт. Опять же могилы не шеренгами, а кланами. Мне всегда казался милым обычай не только жить семьёй, но и на тот свет так же отправляться, хотя кого волнует, что там происходит за доской? Наверное, всё же ничего.
— То есть ты полагаешь, что я занимаюсь сущей ерундой? — Кира тоже улыбнулась.
Взгляды товарок расходились по многим предметам, но Кира не считала это поводом сердиться или ссориться. Люди все разные, в том и прелесть каждого из них.
— Кто знает! С одной стороны, приятно надеяться на лучшее, с другой — спокойнее на него не рассчитывать. Да и вдруг там тоска или боль, а не рай с яблоками. Не узнаешь, пока не попадёшь и уже поздно будет. Сама сколько раз повторяла, что мёртвые не разговаривают.
А так ли это на самом деле? Стоило усомниться после недавних событий? Кира начала полагать, что прежде с выводами поспешила. Верила без оговорки тому, что в школе преподавали. А кто сказал, что мир колдовства окончательно изведан и полностью изучен? Физики вон сколько раз с выводами лажались, но потом принимали новое и шли дальше.
На кладбище оказалось уютно, по вечернему приятно. Матильда развеселилась, забиралась во все отдалённые уголки и подругу следом тянула, читала вслух написанные на табличках имена, критически оценивала редкие среди незамысловатых крестов и оттого откровенно вызывающие памятники. Здесь действительно лежали кланами, иные оградки охраняли несколько поколений, а ведь на старых кладбищах новые захоронения делали поверх старых, так что немало людей покоилось тут и вовсе безымянными, не оставившими после себя памяти.
Кира прежде не чувствовала очень старых мертвецов, словно они уходили насовсем, утратив последнюю энергию, вручив потомкам разве что долго хранящиеся в земле кости. Сейчас ей казалось, что различает древние упокоения. Не по отдельности, а как фон, слитную отдалённую вибрацию. Или ей опять чудилось? Наряду со многим другим. Расходились после внезапных событий нервы. Росло желание поверить, что тот всплеск силы, который пробудился в ней после нападения Жеранского не случайное отклонение, а первый виток скрытых возможностей. Опять же и страшила неизведанность вот такого будущего. Никто не предупреждал, что она может стать сильным магом, напротив, твердили все как один, что уродилась менее, чем средним, и потому надежд особых питать не стоит. Не пора ли сменить угол критичности, раз мир меняется вокруг?
— То, что я сделала с профессором, — начала Кира, ещё не зная, как закончит предложение, но стремясь поговорить о волнующей её вещи с подругой. — Там всё сложнее, чем показалось мне сначала. Сейчас, когда было время подумать, особенно хорошо понимаю прежние заблуждения.
Матильда бросила нехитрую забаву, пошла рядом, видимо, почувствовав, что нужна Кире и как слушательница, и как подруга. Или любопытствуя малопонятным магическим откровением. Кира не стремилась вникать, ей годился любой вариант.
— Да, я использовала в свёрнутом виде стандартное заклинание, каким ведьмы лишают мужчин потенции, но дальше пошло не так. Во-первых, Жеранский наверняка хорошо закрыт от возможных девичьих шалостей постоянным щитом. С его магическим уровнем выставить заграждение не сложно. Сомневаюсь, что, общаясь с ведьмами, соблазняя и насилуя любую повернувшуюся под руку девушку, он не подумал о мерах предосторожности, но они не помогли.
— Ты оказалась сильнее?
— Иначе. Я словно подцепила глубинный пласт магии, находившийся в пространстве сам по себе. Знаешь, бывает пашут поле годами, а однажды плуг зарывается усерднее обычного и задевает оставшуюся с войны мину. Даже просто вытаскивает девственную глину из подлежащих слоёв. Не хотел, не планировал — само получилось.
— То есть ты не понимаешь, как у тебя вышло справиться с мудаком, а помимо прочего, как управлять тем, что ты ненароком подняла из забвения?
Матильда смотрела в корень. Кира уже интуитивно угадала, что поддетый ею массив — некая однородная энергия, объединяющая в одно целое самые разные на первый взгляд магические штуки. В школе их делили по категориям, но давал ли этот ограниченный подход стоящий результат?
— Да, я пока в растерянности, но уже угадываю, что учили нас частностям, но не достигали целого и потому создавалось впечатление, что его и вовсе нету. Множество заклинаний: статуса, послушания, управления, возврата, другие — повинуются общему правилу. И что? Почему?
— Как у физиков? Думали, что у них много всяких полей, а потом создали общую теорию и сообразили, как всё оказывается едино и просто.
— Именно! Мною нежданно зачерпнутое из скрытого имущества называется пробуждением частичной смерти, но не шире ли это понятие, чем я полагала прежде. Есть, наверное, и пласт пробуждения жизни, но это не моя сфера, тут судить не берусь. Или оба они — одно явление, а нам ничего не говорят. Я работала не так как меня учили. От страха и отвращения пошла коротким путём, и оказался он почти неведом, зато действенен.