Заметил или не заметил её маневр незаконный граф, вида он не подал. Усмехался, глядя, в основном, на соперника, на остальных пока не обращал специального внимания.

— Так и знал, что пожалуешь, братец! Голодно стало жить? Чужих сокровищ захотел?

Эрих не ответил, а Деманд сообразил, что разговоры вести нет смысла. Граф пристрелит любого, до кого доберётся, а потом легко оправдается, что было темно, принял де пришлых за воров. Ему поверят, всё сойдёт с рук, только убить желательно всех. Нет у них выбора и надежды, если не кинутся бежать прочь, медлить нельзя. Сколько Деманд знал, пистоли были штукой громкой, значит, всего один выстрел поднимет на ноги прислугу, стражников. На чьей стороне окажутся эти люди? Среди многих зевак сыщется если не сочувственник, то хоть болтун, способный разнести новости по округе. Деманд прошептал:

— Эрих, хватай Медлен и бегите. Я задержу его сколько смогу, заколдую.

Юноша глянул с сомнением, Деманд и сам не ощущал уверенности в своих силах. Что он может сделать против живого? Разбудить его смерть? Но ведь это тоже сказки. Наивное предание старины глубокой… Хотя… Давно ли конфидентов считал мифическими фигурами, а поверил вчерашний школяр в себя и отработал как надо, главное, получил реальный результат. Нашли они документ, значит, разговор с покойным графом не померещился, был явью. Вот и теперь пришёл правому делу такой край, что спасут лишь отчаянные средства. На целую смерть у него не хватит сил, да и страшно убивать без оглядки, но вот частичную… Если руки господина граф повиснут плетьми, вряд ли он сумеет стрелять с ноги.

— Бегите, когда скажу, — шепнул он и забормотал почти неслышно заклинания, звучавшие дико и странно.

Сил не было, да, зато хватило отваги. Деманд воодушевился, словно учителя его и другие, давно отжившие свой век маги стали за спиной, похлопали по плечам ладонями. Слова всё увереннее срывались с губ, пели как отпущенные струны и, припечатывая завершение, Деманд произнёс его громко вслух, увидел со свирепой радостью, как беспомощно опускаются пистоли и вот тогда крикнул последнее:

— Бежим!

Заговорщики, молодцы такие, послушались без промедления. Медлен, спасая бумагу, рванула прочь как птица, только что не взлетела. Эрих хотел было подхватить Деманда, но на волне одушевления тот сам мог пробежать недолгий путь до выхода, пихнул Эриха в спину. Сзади грохнуло, стукнуло, показалось, что гадский граф дал хорошего пинка в поясницу. Впереди мотался фонарь в крепкой руке Медлен, таиться было поздно, и до выхода пронеслись одним мигом, как на крыльях. Вылетели на хозяйственное крыльцо. Деманд споткнулся и Эрих тотчас схватил под локоть, увлёк за собой. Думал, что бежит быстрее всех, но ноги действительно заплетались, и лишь у ограды парка Деманд сообразил, что пинок ему не почудился. Кусок металла, которым заряжали, пистоли, ворвался в его тело, и теперь текла по одежде кровь, а в ране пробуждалась, нарастая злыми толчками, боль. Через ограду он ещё смог перебраться, потом просто упал. Силы кончились совсем. Деманд понял, что умирает. Его последнее звёздное небо простёрлось там, наверху, а он даже не успел толком испугаться.

Два лица заслонили свет, едва различимые в полумраке.

— Зажимай рану! — велела Медлен брату. — Деманд, как ты?

И тут он вспомнил главное. Оценил свои победы, сегодняшний триумф недоучки, превзошедшего новое знание. Оно не должно было погибнуть вместе с ним! Пока не поздно, теплится ещё в голове рассудок, не весь воздух вышел из лёгкого надо было провозгласить наследство.

— Властью своей передаю тебе сей амулет, право и умение разговаривать со смертью в том и этом мире, — пробормотал Деманд. — Медлен, принимай! Пребудет теперь с тобой.

— Я не маг, у меня нет таких способностей! — отчаянно воскликнула она.

— Они есть у всех, надо лишь поверить в себя, и чудо проснётся.

Деманд действительно так думал. На грани миров он не мог ошибаться. Медлен сжала его холодеющие пальцы, и не разбила важный миг ненужными разговорами. Деманд смотрел сквозь сумерки, мечтая увидеть её ещё хоть раз при свете дня, разглядеть напоследок, но точно зная, что до рассвета не доживёт. Так и случилось. В ушах грохотали последние отчаянные удары сердца. Свет неумолимо мерк, веки тяжелели. Исчезли совсем два ставших родными лица, тьма сделалась полной.

Никакого тоннеля в пользование не предоставили и света в его конце — тоже. Гарев точно знал, что умер, но куда попал, понять не мог. Вокруг было не столько темно, сколько туманно, и брёл он сквозь эту муть как ёжик из старого мультфильма, только ничего не боялся, потому что: а смысл?

У него определённо имелось тело или некая его заменявшая субстанция, боли этот потусторонний организм не испытывал, так что новое бытие показалось бы вполне комфортным, не случись оно таким скучным. Временами из тумана выдавались смутные очертания однообразно серых предметов, но при ближайшем рассмотрении они оказывались всего лишь сгустками тьмы.

Когда впереди наметилось нечто почти цветное, Гарев не вдруг поверил своим глазам. Он приближался, а очередное явление приобретало всё более чёткие очертания, не тускнело, напротив, становилось ярче. Некое сооружение… Нет. Человек, сидящий на троне. Хотя, величавость незнакомца определённо померещилась. Не было её, один морок. Не иначе Гарев начитался в юности героического фэнтези и мыслил шаблонами. Обычный на вид человек примостился на корявом пне, уютно прислонившись как к спинке к уцелевшему слому. Само упавшее дерево смутной тенью протянулось в туман. Мелкие веточки давно осыпались, кора слезла, и сучья торчали, серея, словно неопрятные вылезшие из земли кости.

— Заблудился? — добродушно спросил неизвестный.

Выглядел он обычным парнем, просто одетым, незамысловато подстриженным и будто не вовсе чужим.

— Кто ты?

— Ты ведь видел меня, Гарев. Наверное, думал, что бредишь или спишь, но это я пытался достучаться до тебя, удержать на грани, поскольку что мне толку от тебя, если перейдёшь предел? Никакого. Тут своих хватает насельников и рано или поздно иные прибредут, каждому найдётся дорога, но лучше ведь поздно, чем рано, да?

Он смешливо скривил лицо, только что не подмигнул, а Гарев не столько успокоился, сколько рассердился:

— Хочешь сказать, что я не умер? Да ладно! Всё предполагал за доской — вранья не загадывал.

Парень не осерчал, ответил мирно:

— И так и этак. Раньше шагал бы предначертанной дорогой и не сетовал на последствия, но теперь у вас не лекари, а медицина, так что тебя сумели удержать там, на месте, но пока что ты отчасти и здесь.

— А поконкретнее?

— Садись, разговор будет долгий.

Гарев огляделся, не нашёл ничего удобнее поваленного дерева и устроился на стволе не без комфорта. Теперь он видел выступающие из тумана очертания других деревьев, но утверждать, мерещатся они ему или на самом деле здесь растут, сказать бы не смог.

— Я немного рассказал о себе, ты принял видения, запомнил?

— Это был не сон?

Теперь Гарев и сам понимал. Сложно для отвлечённой фантазии. Зато ясно стало, почему парень казался и знакомым и чужим: события ведь он наблюдал своими глазами, а не со стороны. И Гарев вместе с ним.

— Деманд?

— Когда-то меня так звали. Давно. Не уверен, что сумею объяснить, где. Отсюда всё видится иначе. Допускаю, что нас разделяет не только время, но и пространство. Как у вас говорят: миры разные.

— Но ведь ты умер, тебя убил тот мужик, брат юного Эриха.

— Да, он в меня стрелял. Это в прошлом. Я решил, что поведал достаточно. Для содержательного разговора не так много надо знать о собеседнике.

— Значит, мы оба в царстве мёртвых?

Деманд демонстративно закатил глаза. Вообще вёл он себя вольно, пришлось учесть, что, несмотря на юную внешность, опытом он обладает большим, чем зрелый мужчина. Набрался его не иначе уже за гранью: ушёл ведь совсем молодым.