Кордия кивнула.

— Грег… Герцог думает, что меня похитили по приказу Оскара де Блума. Что ты знаешь об этом человеке? Он действительно опасен?

— Сложно сказать, — потерев пальцами переносицу, сказал Грег. — Оскар, конечно, темная лошадка, но герцог к нему всегда будет предвзят и готов обвинить во всех смертных грехах.

— Они враждуют?

— И не один год. Дело в том… — Грег приподнялся и посмотрел на дверь. Нервно облизал губы и глянул на Кордию. — Ну вот… Дело в том, что Дор считает, что отец Оскара убил его семью. Доказательств этому нет. Сам старый барон не отрицал этого, но и не подтверждал. Так что все услышанное об Оскаре дели на два.

— Какой ужас! — пробормотала Кордия и ей стало безумно жаль Дора. Как он живет с этим? Как может общаться с этим человеком и держать себя в руках? — Но почему это произошло?

Грег уже было, открыл рот, чтобы ответить, как дверь в покои открылась. Кордия выглянула назад и увидела герцога. Он был хмур и то, как он взглянул на нее, ей не понравилось.

— А я тут развлекаю Кордию сплетнями, — торопливо проговорил Грег и глупо улыбнулся.

— Уверен, это жизненно важная вещь для нее, — скривился в усмешке Дор. Кордия посмотрела на шрамы на его губах. Кто их оставил? — Важнее завтрака, например.

— Доброе утро, — сказала Кордия и ей стало неловко от того, что она в присутствии герцога лежит в постели. Ей хотелось бы быть одетой и аккуратно причесанной, говоря с ним.

— Грег, исчезни! — приказал Дор.

— Погуляем вечером в саду? — смущенно улыбнувшись, спросил Грег, глядя на Кордию.

— Конечно, — рассеянно ответила та. Чем же еще заниматься вечерами, находясь в королевском дворце? Дор тихо усмехнулся. Похоже, он сомневался, что их планам суждено сбыться. Грег поспешно покинул покои Кордии и тихо прикрыл за собой дверь.

— Я хочу поблагодарить… — начала Кордия и тут же осеклась. — Поблагодарить вас, Ваше Высочество, за то, что вы отправились спасать меня. Меня это очень тронуло, и я никогда об этом не забуду.

— Жаль только, что мои усилия не оправдались, — сказал Дор, глядя ей в глаза. — Ты сама спасла себя. Ты храбрая, Кордия.

— У меня не было выбора, кроме как быть смелой, — ответила Кордия, вспомнив, как ей было страшно.

— Можешь называть меня по имени и обращаться на «ты», когда мы вдвоем, — неожиданно сказал герцог. Кордия удивленно посмотрела на него и кивнула. Он хочет сблизиться с ней? Но зачем? Или это тонкая манипуляция? — А теперь вставай, составишь мне компанию за завтраком. Потом я тебя кое с кем познакомлю. Мина сейчас придет и поможет тебе.

Герцог ушел, оставив за собой шлейф из запаха грозы и ветра. Кордия вылезла из постели и бросилась выбирать платье. Она должна выглядеть достойно. И желательно, неузнаваемо.

Мариан сам не знал, почему, но он то и дело думал о девушке из воспоминаний Лейфа. Она всплывала у него перед глазами в самые неподходящие моменты и отвлекала его от реальности. Чтобы это значило? Почему с ним это происходит? Чародей привык во всем искать знаки, веря, что все не просто так. Так отчего же эта девушка не выходит у него из головы? Стылая Тьма, почему все так сложно?

В королевский дворец они приехали утром. Мариану хотелось лечь в постель и провалиться в сон. Он мечтал об этом, когда поднимался по ступенькам в свои покои. Закрыть глаза и провалиться в пустоту, чтобы никаких ощущений, мыслей, идей… Ничего. Но он с тоской понимал, что ему это не светит. Скорпионы следовали за ним, шурша лапками. Мертвый ворон дремал на плече, готовый вот-вот свалиться вниз. Стянув с себя плащ, чародей на ходу расстегнул ворот рубашки. Ему было жарко. Горло все еще болело, наверняка на шее остались темные пятна от цепей. Он не позаботился о том, чтобы скрыть их или исцелить.

Войдя в покои, Мариан приказал слуге принести ему умыться. Хорошо бы еще и поесть, но на это не было времени. Нужно было плотно заниматься Лейфом. Он подобрал людей, которые будут окружать лжекороля. Каждый будет следить за ним, как хищник за жертвой. Ему не дадут совершить проступок, даже если он сильно захочет. А потом, когда они найдут Дамьяна, он лично отправит этого разбойника на тот свет.

Умывшись и переодевшись, Мариан взял карту, которую ворон вытащил с той стороны. На ней был изображен парень, протягивающей девушке розу, но в отражении воды роза превращалась в кинжал. Чародей усмехнулся актуальности предупреждения и снова вспомнил белокурую девушку. Эйфория окутала его с ног до головы. Кто она? Почему ему так тревожно и волнительно от воспоминаний о ней? И тут же разозлился на себя за то, что поддается эмоциям вместо того, чтобы работать.

Он взял лист бумаги и выписал все, что смог заметить и найти в связи с исчезновением короля. Это было стерильное состояние покоев, и пророчество, которое сделали, когда Дамьян родился и слова, похожие на слово зеркало. Проследив магический след, он понял, что король вышел через главный выход. И его никто не видел, что могло значить одно — тот, кто организовал похищение, был сильным чародеем. Заклинание невидимости было одно из самых сложных и проиграть его мог только тот, кто в совершенстве освоил пластику магии и пространства. Он знал только одного, кто подходил под это описание.

Сабола. Его личный враг и соперник. Тот, кого он победил и стал королевским чародеем. Тот, кто поклялся его убить и отнял у него самое дорогое. Тот, кем он восхищался и люто ненавидел. Он мог провернуть все это в два счета и замести следы так, что никто бы не догадался, кто это был. И этот запах магии, который ввел Мариана в ступор в спальне Дамьяна…Он мог создать его, чтобы ударить побольнее. Мол, смотри, что я творю у тебя под носом и ты не можешь мне помешать! Чтобы напомнить о том, кого он потерял. Талику. Его Талику. Ту, что дала ему новую жизнь и помогла стать победителем. И с чьей смертью он до сих пор не может смириться.

Мариан закрыл глаза и вспомнил их первую встречу. Ему тогда было одиннадцать лет, и он помогал отцу разносить заказы клиентам. Каждое утро он брал большую корзину, куда мать заботливо складывала испеченный отцом хлеб, и отправлялся в путь. Запах свежей выпечки дурманил и заставлял желудок сжиматься. Их семья не была богатой, но они всегда были сыты. Его родители были работящими людьми, и ему с детства прививали трудолюбие. Мариан не был бездельником, не витал в облаках, но он с рождения знал, что в нем есть особенная сила, которой он не умел управлять. Знал он и то, что чародеем ему не стать: в нем не текла благородная кровь, а по закону только люди, имеющие статус, могли пройти обучение и научиться пользоваться своим даром. Простым людям это было запрещено, ведь они не были выбраны богиней удачи и родились в бедности, а значит, уже несли печать несчастья. Мариан хотел пойти учиться к местному колдуну, но тот посмотрел на мальчика и отказался брать его в ученики, сказав, что глупо использовать такую силу для скота и приворотов. Бытовая магия была не для него. Тогда он почувствовал себя отверженным. Его часто мучали судороги, соседи называли его припадочным и старались держаться подальше. Он кричал от боли — магия, проходя через него, ломала ему кости, а потом сама же их исцеляла. Иногда он ложился спать в кровать, а просыпался посреди ночи в реке, бормоча что-то на незнакомом ему языке. Это пугало его, заставляло чувствовать ущербным. Отец старался помочь ему — занимался с ним спортом, давал много поручений, чтобы тело устало, и сила ослабела. Но ничего не помогало. И тогда он принял решение.

Этой ночью у Мариана снова случился приступ. У него в ушах все еще стоял звук ломающихся костей. Его костей. И несмотря на исцеление, руки все еще дрожали, и он не смог без помощи отца надеть рюкзак. Мариан понуро брел по утренним улицам, когда к нему подошла девочка на пару лет старше него.

— Ты знаешь, что особенный? — подойдя к нему, прямо спросила она. Она пахла ветром и утренней листвой. Каштановые волосы доставали до колен. Золотистые глаза внимательно смотрели в его. Она была тоненькой, словно веточка и, высокой, на голову выше него.