– Конечно, не волнуйтесь.

Сергей молча взирал на старика, а тот смотрел в ответ, улыбаясь. Ощущая прилив странного волнения, Багрянов вошёл в спальню. Олег сидел на кровати и доставал чёрный костюм из чемодана, стоящем перед ним на полу.

– Тебе не кажется странным, что твой дядя заменил Софью на этого человека? – нервно спросил Сергей.

– А должно? – ответил Мелисов, переводя на Багрянова вопросительный взгляд.

– Мне кажется это странным.

– Ты слишком подозрителен.

Серёжа смерил супруга недовольным взглядом. Со вчерашнего дня он был поглощён волнением об Улицком, теперь к нему примешивалась смутная тревога и сильная впечатлённость от нового жилища. Багрянов проследил за манипуляциями Олега с рубашкой и заметил чёрно-белую фотографию. Чуть ли не ахнув, он наклонился и вытащил карточку из чемодана, наплевав на приличия.

– Господи… – прошептал он, ощущая, как по спине ползёт холодок.

– Что тебя так потрясло? – усмехнулся Мелисов. Встав, он начал расстёгивать свою рубашку.

– Это же…

– Да.

На фотографии, сидя рядом и пожимая друг другу руки, были запечатлены Борис Леонидович и товарищ Сталин. Багрянов, конечно, знал, что его родственничек какая-то шишка, но что всё настолько серьёзно – нет.

– И кто он? Ну по должности… – выдавил Сергей, переводя на Олега встревоженный взгляд.

– Заместитель Народного комиссара внутренних дел.

– Это кто-то из самых главных? – сглотнув, уточнил Багрянов.

– Первый после самого главного, – ответил Олег, застёгивая верхнюю пуговицу рубашки.

– Боже…

Теперь Сергею было понятно, что любые его шаги будут известны в мельчайших деталях. И судя по тому, как вчера Борис Леонидович смотрел на Серёжу, в случае «плохого поведения» ему придётся очень несладко…

– Не понимаю, что тебя так потрясло, – совершенно спокойно сказал Олег и начал снимать брюки.

– Он человек, приближенный к вождю, – схватившись за горло, Сергей бросил фотографию в чемодан так, словно та была огромным пауком.

– Всё так. И?

Багрянов смотрел на Мелисова, как на сумасшедшего, а потом прошёлся туда-сюда.

– Вот ведь ужас. Связался с вами на свою голову! И теперь не отделаешься! Только в могилу или в лагеря!

Мелисов изогнул бровь. Застегнув ремень брюк, он натянул подтяжки и провёл ладонью по волосам, зачёсанным назад. Паника Сергея не произвела на него никакого впечатления.

– Ну скажи, почему именно я? Почему ты не выбрал кого-то другого? – в отчаянии выпалил Серёжа, вплетая пальцы в волосы и начиная ходить туда-сюда ещё быстрее.

– Не знаю. Так получилось.

– Ты мне сломал жизнь! – застонал Багрянов.

Если раньше в нём сидела надежда когда-то сбежать, то теперь она внезапно погибла.

– Это громко сказано, – равнодушно сказал Олег.

Подойдя к окну, он повернул рычаг и, когда фрамуга отъехала, закурил. Вся Москва была как на ладони. Солнце уже освещало своим холодным светом крыши домов. Синие воды реки, по-осеннему шумные и чарующие, зачарованно глядели в бледно-голубое небо.

– Подумай, зачем я тебе? – Сергей подбежал к Мелисову и тряхнул его за плечо. – Я ничего не умею, кроме как писать стихи. Я плохой муж и никогда не стану хорошим.

Багрянов понимал, что его слова ничего не изменят, он действовал импульсивно, на эмоциях. Фото Сталина, эта квартира в элитном доме, где живут только маститые работники НКВД и обласканные властью представители культуры и искусства – всё это вдруг предстало настоящей ловушкой.

– Успокойся, – поморщившись, как от зубной боли, сказал Олег, продолжая рассматривать предрассветный пейзаж.

– Я ведь никогда тебя не полюблю, ты это не понимаешь?

Брюнет промолчал.

– Я тебя не люблю! – выкрикнул Сергей, словно этим мог докричаться до рассудка ненавистного мужа.

По сердцу Мелисова полоснуло острой болью. Казалось бы, он и так прекрасно знал о том, что его любовь безответна, но почему слышать эти слова было нестерпимо? Не зря кто-то сказал, что словами можно убивать.

Не вынимая сигарету изо рта, Олег схватил Багрянова за волосы на затылке и резко припечатал лицом в оконное стекло. Послышался звук удара.

– Знаешь, какой здесь этаж? – процедил Мелисов сквозь зубы, продолжая сжимать волосы в кулаке.

– Двадцать шестой… – тихо отозвался Сергей, ощущая кровь в горле.

– Лететь придётся долго, согласен?

Багрянов похолодел.

Олег убрал руку, буравя поэта тяжёлым взглядом. Тот повернулся к мужу. По его подбородку стекали красные струи, да и на стекле остались кровавые полосы.

Сергей запрокинул голову, стирая пальцами текущую кровь. Мелисов достал из кармана брюк платок и, сжав подбородок мужа, дёрнул его на себя, начиная стирать алую жидкость. Сигарета передвигалась из одного угла губ в другой, пепла становилось всё больше. Закончив вытирать кровь, Мелисов выбросил сигарету в окно, сунул грязный платок в карман и выпустил дым носом, после чего подошёл к чемодану. Достав оттуда пачку ваты, мужчина вернулся с двумя кусочками и заткнул ими ноздри Сергея, стоящего с запрокинутой головой.

– При носовом кровотечении нельзя закидывать голову, – сказал он как бы между прочим. – Поехали, иначе опоздаем.

На похоронах дедушки Юры были только самые близкие родственники. День выдался холодным, хрустальное небо казалось неожиданно высоким, к полудню на нём появились невесомые облака, за которыми то и дело прятался диск солнца. К этому часу семейство уже находилось в дачном доме. Сергей, выходя из квартиры, нашёл кольцо в своём чемодане и с тяжёлым сердцем надел его, ибо перед глазами так и стояла та фотокарточка.

Нос болел, но кровь больше не шла, поэтому ватка была выброшена. Члены семьи вспоминали Юрия, переговаривались и поминали старика, не чокаясь. Сергей заметил, что у Мелисовых было не принято плакать и горевать. Это были вторые поминки, на которых присутствовал Багрянов, и в обоих случаях в атмосфере витала лёгкая грусть и не более того. Хотя, возможно, всё дело было в том, что Юрий был старым, а отец Олега умер уже достаточно давно. Острой боли и ужаса потери не было. Но это было лишь предположением Сергея.

– Вы сегодня переехали в тот самый дом? – вдруг спросил Казимир и улыбнулся двоюродному брату.

Он не очень походил на Олега. У него были чуть вьющиеся каштановые волосы, серые глаза, родинка на щеке. Пожалуй, мужчина был менее «породистой» копией своего отца. Несмотря на возраст и усы, Борис Леонидович имел идеальную выправку, пропорциональное строение тела, правильные черты лица и искристые, с хитринкой, зелёные глаза. Таких принято называть «представительными», а вот Казимир постоянно сутулился, был слишком худ и смотрел как-то грустно, без задора. Словно в его ещё молодом теле жил старик.

– Да. Кстати, приходите в гости, – ответил Олег, обведя взглядом всех собравшихся.

– Придём, – Казимир потянулся к пачке сигарет. – Скоро зима. Я бы хотел забрать Таню в город, но с моей занятостью…

– Пусть Танюша у нас остаётся, тут тепло, – улыбнулась Анастасия Сергеевна и погладила девочку по голове.

Казимир ничего не понимал в воспитании детей и был человеком занятым, ввиду чего его ребёнком по большей части занимались Антонина и Анастасия Сергеевны, но жили они на даче круглый год, а зимой здесь было не так комфортно, как в квартире. В следующем году Таня должна была пойти в школу, и Казимир понятия не имел, как всё сложится. Видимо, ему предстояло перевезти к себе кого-то из родственников, чтобы присматривали за дочерью.

– Не заболеет? – с сомнением спросил он.

– Не заболею, пап. Не волнуйся, – улыбнувшись отцу, Таня посмотрела на Сергея и с восторгом сказала: – А я так вас ждала!

– Правда? – Багрянов невольно улыбнулся.

– Да! Пойдёмте в лес? Я там…

– Таня, оставь дядю Сергея в покое, – мягко оборвал её дед Дмитрий.

– Давай сходим, – отложив вилку, Багрянов промокнул губы салфеткой.

Борис Леонидович довольно ухмыльнулся в усы, заметив на пальце того кольцо.