16 ноября, через пять дней после того, как де Гокур и его товарищи по защите Арфлера сдались в Кале, король и его пленники, включая принцев, захваченных при Азенкуре, сели на корабль и отплыли в Англию.[659] Возвращение домой было более тихим и скромным событием, чем первоначальное отплытие. Большой флот, доставивший англичан во Францию, был распущен много недель назад, и, хотя король взял на себя обязательство оплатить обратный переезд, у него больше не было средств, чтобы сразу забрать с собой свою армию. Вместо этого ветеранам кампании пришлось самим искать дорогу через Ла-Манш. Каждому человеку полагалось два шиллинга на проезд, а также еще два шиллинга на каждую лошадь, и капитанам отрядов оставалось только договариваться с судовладельцами, посещающими порт.

Таким образом, большая часть победоносной армии без шума и фанфар вернулась в Англию из Кале. Люди тихо, по частям, проскользнули в Пять Портов, а затем разошлись по своим домам в городах, деревнях и фермерских хозяйствах по всей стране. Геройский прием был уготован их монарху. Его путь домой был омрачен сильными штормами поздней осени, во время которых, как говорили, два корабля сэра Джона Корнуолла погибли со всеми людьми, а другие, с пленными, были выброшены на берег на побережье Зеландии. Правда ли, что железное телосложение и веселый нрав короля вызывали зависть и восхищение французских пленников на борту его корабля, но последние, особенно те, кто все еще страдал от дизентерии, должны были ужасно страдать в течение многих часов, которые потребовались для переправы. Они высадились в Дувре в сильную метель перед самой ночью.[660]

Новости о возвращении Генриха быстро распространились, и когда на следующее утро он отправился в Лондон, то обнаружил, что его дорога уже усеяна ликующими толпами. Его путь, естественно, пролегал через Кентербери, но невозможно было представить, что столь благочестивый король мог просто проехать через город, не остановившись, чтобы поблагодарить за успех своей кампании в главном соборе Англии. Его прибытия явно ждали, так как его встретил Генри Чичеле, архиепископ Кентерберийский, во главе длинной процессии священнослужителей, которые приветствовали его и проводили в собор.

Этот визит имел двойное значение. Официальная цель Генриха состояла в том, чтобы выразить свое почтение и сделать подношения у великой святыни святого Томаса Беккета в часовне Троицы за главным алтарем собора. По бокам от этой святыни находились гробницы двух предков Генриха. С одной стороны находилась гробница великого воина Эдуарда, Черного принца, с великолепным позолоченным и облаченным в броню изваянием, его сюрко был украшен четырехчастным гербом Англии и Франции, а на ногах были шпоры, которые он завоевал в битве при Креси. Над этой гробницей, как еще одно напоминание о его победах при Креси и Пуатье, висели его погребальные реликвии — шлем с львиным гребнем, щит, перчатки и доспехи, которые он надевал на битву.[661]

С другой стороны усыпальницы находилась гробница отца Генриха, Генриха IV, который был погребен здесь чуть более двух с половиной лет назад. Хотя эта гробница была по-своему столь же величественной, она сильно отличалась от гробницы принца-воина: высеченное из мрамора изваяние изображало короля в гражданской одежде и с удивительно реалистичным и изможденным лицом, которое, должно быть, было срисовано с натуры. Единственным намеком на его королевское достоинство была его позолоченная корона, "корона Генриха" или "корона Ланкастеров", оригинал которой его сын только что заложил своему брату, герцогу Кларенсу, в качестве обеспечения его жалования за Азенкурскую кампанию.[662]

Присутствие гробниц Черного принца и Генриха IV по обе стороны от святилища Святого Томаса Беккета превратило то, что иначе могло бы быть простым актом благочестия и благодарения, в более значимое событие. Как победитель при Азенкуре, Генрих V завоевал право занять место рядом с победителям Креси и Пуатье. Возможно, что еще важнее, он доказал, что был избран Богом, чтобы стать орудием Его воли. Преступление узурпации его отца и длинная тень, которую оно бросило на законность ланкастерской королевской власти, были уничтожены. Независимо от справедливости его претензий на трон Франции, никто больше не мог сомневаться в том, что Генрих V действительно, по милости Божьей, был королем Англии.

После посещения собора Генрих совершил второе паломничество в соседнюю церковь аббатства Святого Августина, чтобы поблагодарить основателя собора и первого архиепископа. Проведя одну или, возможно, две ночи в гостях у аббата и его монахов, он снова отправился в Лондон. Его путь был медленным, и только через шесть дней после высадки в Дувре королевский кортеж наконец прибыл в королевское поместье Элтхэм на окраине города. Неторопливый темп был преднамеренным, так как давал горожанам время завершить приготовления к большому празднику, который должен был ознаменовать его триумфальное возвращение. Лондонцы, которые внесли огромный вклад в кампанию короля в плане финансов, перевозок и людей, следили за его походом с понятной нервозностью. Отсутствие новостей во время его похода из Арфлера было причиной особого напряжения, тем более что в самый день битвы при Азенкуре "прискорбное сообщение, полное печали и повода для бесконечной скорби, встревожило общество во всем Сити, вызвав безграничное горе". Весть о победе англичан дошла до Лондона только в тот день, когда сам король вошел в Кале.[663] В тот же день, 29 октября, новоизбранный мэр по обычаю должен был отправиться в Вестминстерский дворец для официального вступления в должность и принесения присяги перед баронами казначейства. Узнав радостную новость, Николас Воттоун, новый мэр, решил создать прецедент. Вместе со своими олдерменами и "огромным числом горожан" он отправился "как пешие паломники" в Вестминстерское аббатство. Там, в присутствии мачехи Генриха, Жанны Наваррской, множества духовных и мирских лордов, а также некоторых более значительных горожан, было совершено "благочестивое благодарение с должной торжественностью". Только воздав должное Богу, его святым и особенно "Эдуарду, славному Исповеднику, чье тело покоится в Вестминстере", он направился в Вестминстерский дворец, чтобы завершить инаугурацию. Мэр и олдермены, всегда тщательно оберегавшие свои гражданские привилегии, приложили все усилия, чтобы причины этого отступления от традиции были записаны для потомков, чтобы ни один будущий мэр не счел себя достойным скромно пройтись, а не проехать с помпой в Вестминстер.[664]

Спонтанные празднования, которыми отметили известие о победе при Азенкуре, были ничто по сравнению с теми, которые приготовили к возвращение короля-победителя. Лондон привык к празднествам большого масштаба: королевские успехи, коронации, поединки и турниры, церемонии приветствия или чествования приезжих высокопоставленных лиц — все это отмечалось шествиями по улицам, звоном церковных колоколов, аллегорическими и геральдическими представлениями. В таких случаях было принято, чтобы в общественных водопроводах и фонтанах било вино, что, несомненно, способствовало созданию дружеской атмосферы. У горожан был почти месяц на подготовку к этому событию, и в результате получилось настолько сложное и визуально потрясающее зрелище, насколько только могла придумать средневековая изобретательность. С первыми лучами солнца в субботу 23 ноября мэр и двадцать четыре олдермена выехали за четыре мили от города, вплоть до высот Блэкхката, чтобы встретить короля. Они были одеты в свои лучшие алые одежды и сопровождались огромным количеством горожан, одетых в красные мантии с капюшонами красного и белого или черного и белого цвета. Каждый с гордостью носил отличительный и "богато украшенный значок", который обозначал его статус члена одной из великих лондонских гильдий и отличал его от собратьев по другим ремеслам или профессиям. Около десяти часов утра прибыл король, привезший с собой лишь скромную личную свиту, в которую, однако, были включены его французские пленники. После официальных поздравлений и благодарности "за победу, которую он одержал, и за его усилия во имя общего блага", горожане сформировались в процессию и под звуки труб поскакали провожать его с триумфом в столицу.[665]