Она до сих пор дрожала. Точно простынет. Стараясь говорить вполголоса как можно ласковее, произнес:

— Заходи в квартиру, закрывайся и иди в душ. Я сейчас принесу из машины вещи.

Не хотелось оставлять ее в таком состоянии ни на секунду. Но во что она переоденется, когда выйдет из душа? С этой мыслью я поднялся и направился к лифту, постоянно оборачиваясь. Пока буду ходить туда-сюда, нужно придумать, как ее успокоить. Или наоборот позволить выплакаться?

Мозг взрывался. Я, как контуженный, проделал путь к машине и обратно, нагруженный сумками. Майя до сих пор сидела под дверью. Только я предложил ей помочь подняться, она сама вскочила, пошатываясь, и пронеслась через приоткрытую дверь в квартиру.

Какое-то время я стоял в коридоре, не чувствуя вес сумок, оттягивающих мои руки и плечи. Что-то внутри говорило, что ей будет легче, если я исчезну, как планировал. И ей — да и мне — будет легче избавиться от желания, навязчивых фантазий на расстоянии, не видя, не слыша, не боясь почувствовать.

Но я, видимо, был слишком эгоистичен. Потому что заткнул этот вякающий голосок. Пусть я не буду иметь возможности к ней прикоснуться, но должен хотя бы видеть ее, ибо ссохнусь без нее, как без воды. Если она вправду моя плоть и кровь, я обязан быть рядом и защищать ее.

  — Где ключи? — спросила она, когда я поставил сумки в коридоре.

— На той полке должны быть, — указал на верхнюю часть комода. — Почему ты еще не пошла в душ?

Майя шмыгнула носом и, подступив к своей сумке, вытащила из нее смартфон. Я крепко поймал ее руку за запястье прежде, чем она успела отойти от меня.

— Сходи первым делом в душ. Ты простынешь!

— Я… — начала было она, и ее лицо вновь чуть не скривилось от плача. Майя сморгнула застывшие слезы в глазах и, продолжая глядеть куда-то в пол, тихо сказала: — Я должна позвонить маме.

— Ты обязательно позвонишь ей, но когда согреешься и не будешь на грани вновь сорваться на плач. Так понимаю, будет не очень хорошо, если твоя мама подумает, будто ты рыдаешь из-за развода.

— Нет, сейчас позвоню. Больше не могу, понимаешь? — наконец подняла на меня заплаканные глаза и сразу же отвела взгляд. — Отпусти, — дернула рукой. Бесполезно.

— Кроме того, нам нужно основательно подойти к этому разговору. Задавать правильные вопросы, чтобы вытащить побольше информации. Прочувствовать, где человек лжет, а где нет. Возможно, это все просто какая-то подстава.

— Подстава?! Кому она нужна? Моей маме нет смысла лгать!

— Может быть, она в сговоре с Глебом. Он еще вчера вечером узнал, что мы вместе.

— Погоди, когда ты вчера уже успел с ним поговорить? Зачем ты вообще сказал ему о том, что мы вдвоем?!

Я выхватил из ее руки смартфон, запихнул обратно в сумку и, пока она не среагировала, крепко схватил ее за плечи.

— Успокойся, слышишь? — наклонился к ней, заглядывая в глаза, полные злости и печали. — Не хватало еще сейчас поругаться. — С ума сойти, ее всю ужасно трусило, плечи казались ледяными. — Тебе надо срочно согреться. Быстро в душ. Или я тебя туда сам занесу.

— Не посмеешь! Отпусти быстро! — начала брыкаться, пытаясь вывернуться. — Не смей ко мне больше прикасаться!

Ее тщетные попытки вырваться не злили. Бесило другое — ее желание не быть рядом, не чувствовать, не вспоминать. Я его понимал, но от этого легче не становилось, наоборот нервы накалялись до предела.

— Не хочешь, значит, в душ? Буду греть по-другому.

Стоило лишь раз ухватиться за тонкую ткань платья, услышать треск — и я перестал контролировать свои руки. Майя кусалась, царапалась, дралась, что меня, между прочим, несказанно радовало. И раззадоривало. Подливало масла в огонь. Мой дикий зверь точно вырвался на свободу, раздробил цепь, и теперь с особым усердием разрывал мокрую ткань.

Я с жадностью освобождал от обертки свое личное лакомство, позволяя себе слабость, делая все похожим на стремительную прелюдию к безумно страстному сексу. В какой-то момент Майя прекратила сопротивляться и позволила опустить к ногам разорванное платье. Не удирала, лишь смотрела отрешенным взглядом куда-то в сторону пояса моих джинсов, краснея на глазах.

Да, тому товарищу, в полной боевой готовности, было совершенно пофиг, сестра она или нет. Но вот мне не было пофиг. Я стащил с себя прилипшую рубашку и прижал к груди полуголую Майю. Обратился к дару и, надеясь, что она ничего не заметит, повысил температуру тела на несколько градусов.

Как маленькая птичка, она дрожала в моих объятьях, и эта дрожь постепенно сходила на нет, пока я усиленно штурмовал свой мозг, лишь бы не сорваться. Пальцы, точно магнитом, тянуло к застежке на ее лифчике. Он тоже промок, его бы не помешало снять. К тому же мне хотелось чувствовать не плотную мокрую ткань, а мягкие, нежные груди с затвердевшими сосками.

Так, хватит. Надо думать, что делать дальше — не только мне, но и ей. В таком состоянии ее бы лучше не оставлять одну, а контролировать выполнение того, что придумаю ей делать. Но мне в любом случае нужно поговорить с отцом. Своими глазами увидеть ту папку, которую я на нашей прошлой встрече отказался открыть.

Хоть бы там очутилась любая другая девушка. Это Майя-то знакома с ведением бизнеса? Она всего лишь работает на себя и даже представить не может, что такое управлять людьми. Компания — это прежде всего люди, а не капитал и ресурсы. Если ее имя в той папке, то мне еще придется ее убеждать, чтобы она отказалась от подарка.

Перестав дрожать, Майя обняла меня, прислонила щеку там, где грохотало сердце, и сцепила руки за моей спиной. Я застыл над ее головой, не решаясь пригладить ее мокрые волосы, тем самым немного их подсушить. Тыльная сторона моей ладони привычно покраснела, но я держал дар в узде, не давая коже окончательно сделаться бордового цвета. В полутемной прихожей, куда тусклый свет попадал только через широкое кухонное окно, Майя не должна заметить смены цвета моей кожи. А вот ткань… Опустил взгляд к своим шортам и заметил тонкое облачко пара — кажется, хватит баловаться с подогревом.

— Нет, я не могу так… — Майя отстранилась и обхватила себя руками. Больше не дрожала, но из голоса не исчезла дрожь. — Уходи.

Меня точно огрели чем-то тяжелым по голове. Я перестал соображать, не в состоянии поверить ее словам.

— Уходи, говорю, пока не случилось ничего такого, о чем потом мы будем жалеть. Мне нужно поговорить с мамой. Спросить фамилию моего отца. Спросить, как зовут его сына.

Я прочистил горло. Постепенно до меня стало доходить, что Майя в принципе права.

— Тогда я встречусь со своим отцом и выясню обо всем. Потом вернусь и все расскажу.

— Если он подтвердит, что я его дочь… Не возвращайся.

— Что ты такое говоришь? — я потянулся к ней, чтобы поймать за локоть, но она успела увернуться и отступить. Подняла к моим глазам взгляд, полный решимости и отчаяния.

— Ты разве не понимаешь, что мы не сможем вести себя как брат и сестра? Мы слишком… слишком…

Хотим друг друга? Нет, вряд ли она это боялась сказать. Возможно, с ее языка так и не сорвалось: «Мы слишком влюблены друг в друга». И, как ни странно, внутри меня не нашлось ни одного противоречия этой мысли. Это огорошило меня сильнее ее просьбы уйти.

Я потянулся за бумажником, надеясь, что деньги в нем не промокли.

— Сколько стоит это платье?

Майя покачала головой, накрыла рукой бумажник, опуская его вниз, и произнесла:

— Забудь. Ты и так много для меня сделал. Я перед тобой в долгу.

— Чушь. Все, что я для тебя сделал, было не для того, чтобы ты мне что-то возвращала.

— Правильно. Это все было с другой целью. Теперь смысла в этой цели нет. Уходи.

И я ушел. Набросил влажную рубашку, окинул Майю на прощанье взглядом, так и не дождавшись взгляда в ответ. Захлопнул за собой дверь, прислушался к себе. Внутри зияла пустота. Казалось, я разваливаюсь по частям… Одна часть меня погибла под дождем, другая осталась с Майей. Я не ощущал себя. Где я? Кто я? Зачем здесь стою? Что-то внутри требовало срочно заполнить пустоту. Складывалось впечатление, что как только я вернусь за запертую дверь, снова стану цельным — пусть побитым, наспех склеенным, но это чувство, когда кажется, словно сердце выдрали из груди, пройдет.