Грубиян открыл рот, презрительно посмотрев на Лысого:

— Типа у вас закончились пленные ресемиторы для опытов. Расслабься. Отыграет эта приманка и потом отдадим. Будешь делать с ней все, что хочешь.

— Да, закончились! — выпалил в ответ. — Нам она нужна сейчас, а не потом! Последний для опытов только что умер! И посмотрите, куда улетел его дар! — тыкнул в меня пальцем.

— Ну, значит, босс по головке не погладит. Сами виноваты. Убирайтесь. У вас свои дела, у нас свои.

Не верить своим глазам и ушам было невозможно. Вот же они, эти четверо мужчин, стояли рядом, спорили, ругались. Лысый чуть со своей шкуры не выпрыгивал, так хотел доказать Разбойнику и Грубияну, что меня нужно срочно убить из-за какого-то ДАРа. Хотелось заявить, что тут, между прочим, ничего не пролетало. Но что-то сомневаюсь, кто-то услышал бы мой тихий голосок. Да еще и язык прилип к небу, совершенно отказываясь шевелиться. Я уже и так была ни жива ни мертва от шока.

Мужчинам же было совершенно все равно, что этот разговор происходит у меня над головой. Будто я не человек, а подопытная крыса, не понимающая ни слова по-русски.

— Это мы виноваты?! Это вы ей не сказали, что в этом здании запрещено спать!

Грубиян сложил руки на груди. Возвышаясь над другими, он явно собирался до конца отстаивать свою точку зрения. И, как бы плохо я ни относилась к нему и Разбойнику, молилась за то, чтобы выиграли в споре именно они.

— Вы прекрасно знали, что мы сегодня привезем обычного человека. От босса не поступало распоряжения, что девочку нужно будет накачать адреналином, чтобы она ни в коем случае не уснула, пока не сдохнет!

Меня аж передернуло от последних слов Грубияна, на которых он повысил голос. Остальные мужчины даже не решались сразу возразить. Повисла звенящая, напряженная тишина. Я старалась унять дрожь в теле и хоть немного прийти в себя, чтобы понять, о чем толком они говорят, зачем меня убивать и, быть может, даже им возразить.

— Пошли к боссу. — Лысый махнул в сторону двери. — Разберемся, чье задание важнее.

Бросая на меня косые взгляды, мужчины покинули комнату. Выходит, они еще сомневаются в том, оставлять меня в живых или нет? И все почему? Потому что я уснула? Что за бред?! Меня ведь должны были оставлять живой точно до тех пор, пока не приедет Лео! Выходит, у тех мужчин в халатах дело может оказаться важнее, чем использование меня, как приманки?

Может, я до сих пор сплю? Вон даже казалось, что запястья не так болят, а еще до сна ныли нестерпимо.

С удивлением осознала: да раны на запястьях вовсе не пекут и больше не пульсируют. Потянула руки в стороны — и почувствовала, что веревка поддается, а между руками оказалось пространство, которого прежде не было.

Точно сплю! Или прям таки столь много силы набралась за время сна и спала так долго, что раны успели затянуться?

Как бы там ни было, надо что-то делать! Невозможно просто тихо сидеть на стуле и ждать, пока босс решит: пусть забирают ее мужчины в белых халатах, делают с ней, что хотят, даже убивают, если надо!

Воображение вмиг нарисовало чудовищные картины какой-то зверской подпольной лаборатории. Безжалостные сумасшедшие ученые или врачи, которые уже одного замучили своими экспериментами до смерти. И теперь, если босс решит, меня заставят заменить погибшего беднягу.

Острое желание жить накалило нервные окончания до предела. Все мышцы напряглись до такой степени, что меня начало подергивать от перенапряжения. Сердце закачало кровь в ускоренном темпе, мысли закружились в голове только вокруг одного слова: свобода!

А за ним принялись вспыхивать искрами адреналина неудержимые желания. Разорвать веревки! Вынести дверь ударом ноги! Разломить череп охране стулом!

Чудовищной силы энергия хлынула по венам. Я забыла себя, став кем-то совершенно другим: существом без мыслей с одним ярым стремлением: обрести свободу.

Приложила всего немного усилий, сцепила зубы, и услышала треск веревки. Она так неожиданно разорвалась, что я чуть не полетела вперед вместе со стулом кубарем по полу. Махнула руками, возвращая равновесие. Застыла. Наплыв энергии схлынул. Мысли одним большим скопом ворвались в голову, будто последнюю минуту гуляли где-то.

Как я разорвала веревку? И зачем? Ее куски разлетелись в разные концы комнаты. Теперь я или получу взбучку от похитителей, или мне придется доставать разорванную веревку, обматывать ею запястья, и притворяться привязанной.

Ну и как ее достать? Прыгать на стуле по комнате или быстренько развязать ноги?

Потянувшись к лодыжкам, застыла, глядя на кожу запястий — нежную, гладкую, без единой ссадинки или синячка. Не веря своим глазам, поднесла руки ближе к лицу в надежде найти хоть один след того, что запястья туго связывали веревкой. Но не нашла совершенно ничего.

Невероятно! Может, мне раньше лишь казалось, что они связаны туго? Наверно, я была слишком обессиленной и под действием непонятно какой гадости. Скорее всего, никаких ран и не было, а веревка держала запястья некрепко.

Более-менее согласившись про себя с этим выводом, я развязала лодыжки и поднялась. Голова несколько секунд покружилась, а по ногам пробежалась колкая дрожь. Они еще не до конца отошли от нахождения в одном положении и казались ватными, но я, не желая терять ни секунды, быстрым шагом прошлась в один угол, где подхватила веревку, и затем в другой. По пути к стулу принялась вертеть ее в руках, думая, как самой создать видимость того, что запястья до сих пор связаны. И вдруг заметила на веревке следы свежей крови.

Неосознанно хлопнула себя по плечу, куда мне кололи ту гадость. Нащупала на рукаве футболки дырочку и запекшуюся кровь, прилипшую к коже. Вот только боли совершенно не было. Закатала рукав, вывернула плечо ближе к лицу и обнаружила, что на нем не осталось даже ранки.

Что за чудеса?

Замок поддался быстро — даже быстрее, чем в прошлый раз. Я бесшумно отодвинул дверь, прислушиваясь к звукам в квартире. На кухне говорили двое мужчин. Голос Глеба узнал сразу. Интересно, кого это он позвал домой среди ночи? Хотя, кажется, я уже начинаю догадываться, кого именно.

Когда телефон Майи не отвечал после десяти попыток, пришлось действовать быстро и, как говорится, по уставу. Выключить эмоции. Оставить холодный расчет. Запертое на амбарный замок волнение отзывалось легкой дрожью в пальцах, пониженным вниманием на дороге, и еще какой-то хренью в груди, которая мешала глубоко вздохнуть. Но я довольно скоро добрался до съемной квартиры. Ни Майи, ни следов борьбы, вывод: ее выманили. Кто и как, вопрос другой.

По пути к следующей точке я еле сдерживался от того, чтобы не выжимать из своей машины всю возможную скорость. Не хватало сейчас разбиться и валяться новые десять минут, чтобы склеиться. Или же вообще отбыть в мир иной. Регенерация у таких, как я, быстрая и отличная, но, к сожалению, не всемогущая. Я тоже могу умереть, как обычный человек, если получу очень серьезные раны.

Двести километров в час — максимум, с которым позволил себе ехать. И так промчался по городу пулей, лавируя между машинами, пролетая на красный и объезжая небольшие тянучки по пешеходным дорожкам. Даже несколько раз видел на хвосте копов, но черт, они лишь прибавили адреналина. Если уж от них оторвался, то и от Охотников давно уже должен был.

Давно — это имеется в виду еще вчера. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, кто похитил Майю и зачем. И в этом моя вина. Я должен был — должен, твою мать! — догадаться, что они решат пойти более хитрым путем: похитят мою девушку, чтобы потом вить из меня веревки, приставив ей нож к горлу.

Хуже всего не когда похищают кого-то из нас, ресемиторов. Ведь мы, благодаря дару, намного проще переносим и боль, и заточение, и жестокость. Самое ужасное: похищать наших любимых и родных — делая им больно, нами легко управлять.

Я понимал, что дорога в логово Охотников может закончиться для меня плохо. Они наверняка потребуют, чтобы я явился к ним сам, без хвоста из полсотни агентов Лагеря. Которые, конечно же, выехали почти сразу после моего звонка Мартину. Он поднял всех агентов и связался с Командиром местного Лагеря. Заставил и его поднять свою задницу, ибо именно в его городе до сих пор не выловили всех Охотников! В моем же городе очень давно их не видели — мы с Мартином в свое время хорошо постарались.