— Я ведь выросла без отца, мама всегда уклончиво отвечала на мои вопросы. Все, что я о нем знала: он какой-то гулящий музыкант. И тут вдруг она звонит и говорит, что мой отец на самом деле…

— Погоди, — оборвал меня Лео. Я открыла глаза и увидела причину: к нам через всю стоянку спешил парниша, вертя головой по сторонам, будто боялся, что кто-то может его увидеть. Только он подошел ближе, я узнала в нем официанта, о которого как раз чуть не споткнулась, когда выходила из-за стола — он собирал осколки разбитой тарелки.

Лео держал в руке наготове купюру и буквально молниеносно передал ее официанту в обмен на какое-то небольшое устройство. Не сказав ни слова, парниша убежал обратно.

— Это тебе, — протянул мне черный диктофон, на котором остались следы изоленты. — Здесь записан весь разговор. Если будет желание посудиться с Глебом за моральное унижение, то это будет просто отличным доказательством.

— Где он был все время? — ошарашенно спросила, разглядывая устройство на своей ладони.

— Под столом прикреплен. Официант, похоже, его снял тогда, когда собирал осколки тарелки. Ты ведь накормила Глеба шампиньонами с чесноком? Я прав? — На губах Лео дрожала еле сдерживаемая улыбка, а в глазах плясали бесенята. Ответная улыбка норовила растянуть мои губы тоже, и я кивнула. — Я знал! Знал! Ну что, он оценил блюдо?

Я прыснула со смеху, и Лео следом за мной. Точно небо над головой прояснилось, грозовые тучи убежали за небосклон, а с ними отдалялся разговор с Глебом, прятался за листвой высоких деревьев, утопал в глуши. Его слова стихали в голове, дышать становилось легче, за спиной раскрывались крылья. Неужели смех одного единственного человека настолько мог изменить мир? Или это мир оставался прежним, а так быстро менялась я?

Только он перестал смеяться, как сделал нечто, тронувшее меня еще больше. Достал из бардачка влажные салфетки, аккуратно сложил одну и потянулся к моему лицу. Там же тушь растеклась! Я остановила его руку.

— Я сама.

Он с улыбкой покачал головой и, глядя на меня так, будто я нечто умилительное и безумно красивое, принялся нежными движениями вытирать с кожи под глазами тушь. Жар прилил к щекам, а взгляд невольно потупился. Позволять ему приводить меня в порядок было неловко и до одури трогательно. Который раз он так бережно обо мне заботился, как никто другой. И я решила твердо: только подвернется случай, сделаю для него что угодно.

— Поехали смотреть твою съемную квартиру? — спросил он, закончив вытирать тушь. Я кивнула, изо всех сил сдерживая улыбку — а потому что она хотела растянуть мои губы до самых ушей!

Тут закралась мысль: может, ему предложить пожить со мной, пока он не уедет? Почему-то мне казалось, что он нашел явно не коробку два на два. Если там будет диван — точно предложу!

Хотя стоп… я же собиралась его оттолкнуть на время… Как же не хотелось с ним расставаться… Просто с ума сойти как сильно.

— Давай, уже рассказывай, что такого наговорила тебе мама, — произнес Лео, вырулив на проспект. — Что там об отце?

— Может, поболтаем уже в квартире за чашкой чая? — Ну чаем-то напоить я его должна. — Ой, а там же, наверно, продуктов совсем нет?

— Друг говорил, что там даже макароны валяются и какие-то консервы. Он в той квартире сам раньше жил, но сейчас собрался продавать. Я его уговорил повременить с продажей.

Аж боязно спрашивать, во сколько обошелся ему этот уговор.

— Спасибо тебе за все, — сказала, повинуясь сиюминутному порыву. Возможно, благодарить надо было в более располагающей для этого обстановке, а не когда Лео сосредоточен на дороге, а мои слова может унести ветер через приоткрытое окно.

На ближайшем светофоре загорелся красный, и наша машина плавно остановилась перед другим авто. Я ждала хоть какого-то ответа — слов, улыбки, взгляда, — но Лео сидел не шевелясь, будто и вовсе не расслышал моих слов. А если бы действительно их не слышал, то разве молчал бы и выглядел так, будто задумался над задачей века?

Какое-то неукротимое желание задрожало исками адреналина под кожей. Сейчас или неизвестно когда. Полминуты, пока не вспыхнул зеленый и не всполошился здравый рассудок.

Я ринулась влево — быстро, молниеносно, собираясь сделать задуманное прежде, чем Лео вообще что-то сообразит. От рывка чуть не потеряла равновесие и, оперевшись о напряженное предплечье его руки, которая лежала на коробке передач, потянулась ближе к его щеке, держа наготове вытянутые губы.

Он повернулся лицом ко мне так быстро, что я еле успела замереть и не врезаться в него носом. Застукали на месте преступления! Медово-карие глаза с подозрительностью сощурились, и я поспешила было отдалиться, но Лео успел накрыть мой затылок ладонью, заставляя остаться на месте.

Близко, близко, близко! Его лицо оказалось так близко, что у меня перехватило дыхание. Сердце в безумном танце затрепетало в груди, которая разрывалась от переполняющих чувств. Еще немного — и наши губы соприкоснутся. И я могла бы крепко сомкнуть их, ибо не собиралась целовать его в губы. Просто хотела в невинном чмоке прижаться к его щеке. Всего лишь хотела почувствовать нежной кожей губ, насколько колючая его щетина. Это было бы только акцентом к словам благодарности.

Если бы не его глаза. Не помню, чтобы прежде так пристально и близко в них смотрела. Они гипнотизировали, не позволяли отвести взгляд. Затягивали какой-то неведомой силой в свой огненный водоворот. Окружающий мир терял краски, расплывался, оставались только эти медово-карие глаза. Настолько прекрасные и притягательные, что они просто не могли принадлежать обычному человеку.

Я и не заметила, кто из нас преодолел оставшееся расстояние. Лишь увидела, как глаза Лео прикрылись, а я себя ощутила так, словно сорвалась с небоскреба, на несколько секунд выпала из реальности, а когда к ней вернулась, мои губы оказались смяты пылким поцелуем. В голову нагло ворвался хмельной дурман, сбивая с ног внезапно очнувшийся здравый рассудок. Я невольно сжала пальцами предплечье Лео, чувствуя, как ответно он надавил на затылок, побуждая меня поддаться и углубить поцелуй. Его губы… такие мягкие и одновременно настойчивые, словно созданы лишь для того, чтобы приносить удовольствие и подчинять себе.

Не зря я боялась поцелуя. Потому что чувствовала: мне окончательно снесет крышу и я не смогу давать себе отчет в действиях. Боялась, что поцеловавшись, мы станем намного ближе к сексу. И так оно и было. Хотя нет, оно было не так — оно было хуже. Острое, безудержное желание прорвалось чувственным трепетом в каждую клеточку тела. Я безумно хотела, чтобы между нами не было этой дурацкой коробки передач, чтобы не было одежды, только жар наших тел и закрытое от любопытных глаз пространство. С ума сойти, как же хотелось прижаться к нему, выгнуться под ним, одуреть от его запаха, почувствовать себя хрупкой и такой желанной в его крепких объятьях.

Но пока что я лишь с силой впивалась короткими ногтями в тугие мышцы предплечья и не могла насладиться необузданной страстью, с которой мы воровали друг у друга дыхание, сливались, ласкались языками — игрались и не отпускали губы, прикусывая их, посасывая и облизывая. Честно, раньше терпеть не могла, когда парень не брился, но сейчас щетина, что терлась о подбородок, только добавляла острых ощущений. Служила контрастом его мягким, чуть полноватым губам — таким упрямым и жадным, что от них невозможно было оторваться, несмотря на выкрики, громкие гудки, тревожившие наш мирок, полный пламени и желания.

Лео сам отстранился, и прохлада мазнула неприятным прикосновением по моим распаленным поцелуями губам.

— Ммм… Это спасибо намного слаще, чем предыдущее. — В его шепоте пророкотали хриплые нотки, от которых во мне взметнулся новый вихрь желания. Лео коротко прижался к моим губам напоследок и, переключив передачу, сорвал машину с места так резко, что о нашем старте наверняка узнал весь город. Мотор взревел сердитым тигром, и я откинулась на спинку своего кресла — меня к ней придавило инерцией.