Впрочем, когда я увидел две тарелки с шашлычком, мозг отказался соображать в любом направлении, кроме одного: как быстрее все съесть. При этом желательно не подпустить Майю к шкафу.

К счастью, она и не думала в этот момент хватать сумки и уноситься прочь. Видимо, тоже соблазнилась дурманящими запахами мяска, свежего салатика и жареной картошки.

Я рассчитался с официанткой, которая не преминула на прощание недовольно поджать губы и скривиться, и присоединился к Майе за столом.

— Глеб тоже бабник, — сказала она, прожевав кусочек мяса. — И это не лечится. Говорю на собственном опыте. Так что забей на то, что найдешь однажды ту, которую не захочешь ни на кого променять. Просто наслаждайся жизнью, — скупо улыбнулась и насадила на вилку несколько листьев салата. Забывая о своей тарелке, я не мог оторваться от потрясающей картины: Майя такими медленными и аккуратными движениями отправляла еду в рот, будто специально дразнила меня своими приоткрывшимися губками. Вдруг проглотила салат и вновь сказала: — Рада, что ты не изменяешь. Если это действительно так, — и бросила в мою сторону косой взгляд, точно не доверяла моим словам.

— Честно. Не вижу в этом смысла. Если так уже невтерпеж то с одной, то с другой, зачем заводить постоянные отношения и ходить налево, постоянно мучая свою вторую половинку?

Вилка Майи замерла над кусочком мяса. В застывшем взгляде появился странный блеск — кажется, я ударил по больному месту. Черт, шагая по этим зыбучим пескам, я постоянно проваливаюсь, хоть и пытаюсь идти осторожно.

— Прости, не хотел напоминать о Глебе. Просто меня этот вопрос снедал с самого детства, когда отец редко появлялся дома, а мама вечно прятала от меня свои слезы.

— Спроси у Глеба, за что он так со мной… Возможно, он тебе ответит. Хотя, если честно, не хочу знать.

— Только, прошу тебя, не вздумай себя в этом винить. Проблема в Глебе, а не в том, что ты недостаточно красива или хороша. Вон, моя мать была потрясающей женщиной. Безумно красивой, женственной и пыталась постоянно менять себя, чтобы заново и заново влюблять в себя моего отца. Но…

Наконец-то я вспомнил. Поймал то воспоминание, которое ускользнуло от меня по пути в гостиницу.

Кроме завораживающей красоты, моя мать была очень разносторонним человеком. Или же, возможно, просто не могла заниматься чем-то одним слишком долго. Она не обязана была работать, отец бы обеспечивал ее (пусть и контролируя траты), но мама говорила, что ей жизненно необходимо постоянно знакомиться с новыми разными людьми, чувствовать все оттенки мира и ни в коем случае не быть похожей на других напыщенных жен миллионеров. Было ли это правдой, неизвестно. После всего, в самом конце, я догадывался, что это были лишь отговорки.

Кем она только не работала: и парикмахером, и барменом, и фитнес-тренером, и швеей, и еще много кем. Но последняя работа оказалась диджеем на радио. Смена у нее заканчивалась в три ночи, и я каждый раз отвозил ее домой, возвращаясь с гонок.

Обычно она засыпала почти сразу, сев ко мне в машину. Я часто, останавливаясь у здания радиостанции, бежал в круглосуточный за перекусом, а когда возвращался — она уже спала на переднем сидении.

С утра она убирала весь наш огромный дом и готовила еду (хотя отец и отстегивал определенную сумму на повара и уборщицу), а после еще и до трех ночи работала на радио. Потом я уже узнал, ради чего она так себя изматывала — собирала деньги. Хотела развестись с отцом и забрать с собой меня, юного оболтуса, у которого в голове только гулянки, девочки и тачки. Работать я не хотел, ввязывался в какие-то проекты друзей, которые постоянно прогорали. Тратил отцовские деньги, ни в чем себе не отказывая и не особо задумываясь о будущей жизни.

Все изменилось, когда мама погибла. Изменился я: опустился вначале на самое дно, а вынырнул другим человеком.

По завещанию, ясное дело, все деньги должны были остаться мне — я забрал их и уехал в другой город. Там открыл свой бизнес и теперь поднялся выше, чем стоял мой отец.

Может, обо всем этом рассказать Майе? Нет лучшего способа вернуть доверие, чем раскрыться. Я не стеснялся своего прошлого и ошибок. Вот они, мои родненькие, сделали в конце концов меня таким, каков я есть сейчас.

И я озвучил свои воспоминания, время от времени отправляя в рот сочные куски жареного мяса. Умолчал только о том, что в тот момент на трассе Майя напомнила мне одну из последних ночей, когда я забирал на машине маму после работы. Не знаю, почему именно она ее напомнила… Как ни странно, в моих машинах редко кто спит. Поздно вечером сам я девушек домой обычно не провожаю, а вызываю такси. Вот так задумался, даже не смог вспомнить, кто в последний раз спал в моей машине, кроме моей Майюни.

Нет, я обязан сделать так, чтобы она не вернулась к Глебу и не повторила печальную судьбу моей матери. Хорошо, что у них нет детей и уйти пока что намного проще.

Завтра, когда позвонит Глеб, я думал потребовать у него что-то материальное, даже затерялся в вариантах: взять денег, попросить поднять старые связи, чтобы он организовал гонку, или замахнуться на какие-нибудь интересные разработки компании его отца. Но теперь я отмел все три варианта и выбрал совершенно другой.

Но, прежде всего, необходимо не потерять Майю до завтрашнего дня.

Она давно доела и внимательно слушала о моей жизни, машинально вертя на тонких запястьях браслеты и время от времени поднося к губам бокал с красным вином, медленно им смакуя. Я изо всех сил старался смотреть ей только в глаза, хотя мой взгляд то и дело соскальзывал вниз, хотел в который раз пройтись по изгибам ее тела. Лучше пока что попридержать желания. Майя вроде в данный момент не собиралась подрываться и бежать, но кто ее знает. Желательно бы дальше держать ее разговором. Однако даже у меня — человека, у которого, можно сказать, была вполне насыщенная жизнь — не хватит историй до самого утра.

— И какой же бизнес ты открыл?

— Самых толковых ребят из своей компашки я забрал с собой. В другом городе мы нашли еще единомышленников — и создали игрушку.

— Игрушку?

— Гоночки, — я расплылся в улыбке. Потому что, черт возьми, гордился делом всей своей жизни. — Наша игра есть на всех платформах, пользуется популярностью здесь и заграницей. Но, прости, название не могу сказать. Секрет. Я не публичный человек и не хочу им быть.

На самом деле я еще любил скупать недвижимость и сдавать ее в аренду. Но об этом знал ограниченный круг лиц — те, кто в курсе, сколько у меня есть денег. Хотя можно сказать, что я страшный транжира и у меня редко когда лежат большие суммы на счетах. Ибо деньги лежать не должны. Если они лежат и не работают, то это то же самое, что отправить их в подвал к крысам. Поэтому только я получаю прибыль — покупаю машину, дом и еще отстегиваю своим программистам, художникам, рекламщикам и многим другим — всем, всем премии. Им приятно и в конкурирующую компанию их клещами не утащишь.

— Что-то я ни слова не слышала о ФСБ… — улыбнулась Майя, сощурив глаза. Ну, улыбается, уже хорошо. У меня даже на душе потеплело от ее улыбки.

— ФСБ началось несколько лет назад. А игрушку мы создали уже давно.

В ответ она медленно покивала. Повисла пауза. Думай, думай, ты, блин, заводила-кутила, курортный роман-хуман, ловелас-повелас… О чем говорить дальше? Думать, как назло, совершенно не хотелось. Я хорошо наелся, наболтался и задолбался терпеть компанию девушки, к которой нельзя прикоснуться. Один аппетит угомонился, зато с новой силой разгорелся другой, стоило только отвлечься от разговора. Еще и взгляд Майи, ушедший к картине над кроватью, стал виновен в том, что я вновь с жадностью принялся безнаказанно изучать ее тело.

Вот эта белая майка (или что оно такое… может, топ?) мне очень по душе. Так классно облегает грудь, бока и талию, что руки так и тянутся повторить изгибы. Она специально так оделась? Чтобы поиздеваться надо мной, паршивка.

Пока мы не оказались в моем номере, мне как-то легче дышалось. И терпелось. Но в этих четырех стенах и рядом с огромной кроватью просто невозможно постоянно сдерживать себя.