Я же тем временем придвинул к столу второй стул и, добыв уже порядком подостывший чайник, одним щелчком его разогрел. Удобно, что ни говори. Вроде и пустячок, элементарное бытовое заклинание, а все равно приятно.

Шэд насмешливо проследил за тем, как я насыпаю в кружки заварку и заливаю травы кипятком, но на продолжении разговора я не настаивал. Пока собиратель наслаждался густым ароматом и снимал первую пробу, я потаскал мясо из тарелок, от души налопался овощей, а оторвался от процесса насыщения только после того, как Шэд решил снова заговорить.

– У нас довольно простая иерархия, – словно невзначай обронил он, с непередаваемым достоинством пригубив горячий напиток. Хорошо хоть мизинчик не оттопырил, а то б я, наверное, заржал. – Собирателей не так много, как можно было бы подумать. На каждый обитаемый мир приходится по двое-трое моих коллег и всего один наблюдатель. На каждые сто-двести миров – один-единственный контролер.

Хм. Так ты у нас большая шишка, да?

– Контролеров на все существующие ныне Вселенные не больше десятка, – словно не услышал меня Шэд.

Ага. Значит, можно уже не спрашивать, сколько обитаемых миров тебе известно. С математикой у меня все в порядке.

– Их число стабильно, а возможности в сравнении с обычными собирателями достаточно велики. Но, как правило, мы не вмешиваемся в работу наблюдателей и тем более простых собирателей душ, – строго покосился на меня Шэд. – Однако, когда всего за несколько десятилетий мир остается и без собирателей, и без наблюдателя, это внушает серьезные опасения.

– Ты об этом не говорил, – встрепенулся я. – Неужели на Ирнелле случился внезапный мор среди сборщиков душ? Или они что-то не поделили с «барьерниками», и те каким-то образом сумели избавиться от твоих коллег?

Шэд едва заметно нахмурился.

– Не говорил, потому что для этого было не время. Но раз ты уже полностью освоился, я счел нужным об этом упомянуть.

– Ты предполагаешь, что причиной исчезновения твоих коллег могли стать люди? – в лоб спросил я, чтобы до конца прояснить ситуацию.

– Я не знаю, что произошло. От наблюдателя не поступало тревожных сигналов о проблемах в этом секторе. Я обеспокоился только после того, как сигналы от него перестали поступать вовсе.

– Давно это случилось? – повторил я свой первый вопрос.

– По нашим меркам – нет.

– Хм. А по человеческим?

– Достаточно давно, – спокойно посмотрел на меня Шэд, отпив из кружки еще один глоток. – Время для очередного отчета наблюдателя пришлось на разгар войны между «барьерниками» и остальным магическим сообществом.

– А сколько составляет интервал между отчетами?

– Между обязательными – пятьсот лет. Для экстренных сообщений ограничений нет. Но как раз таких сообщений от наблюдателя не поступало, поэтому, если у него и возникли проблемы, то, скорее всего, он посчитал, что способен справиться сам.

Я прищурился.

– Уничтожение изоморфов, по-твоему, достаточно серьезная проблема?

– В глобальном смысле она не критична, поскольку планета по-прежнему функционирует, люди и улишши все еще на ней живут и неплохо себя чувствуют. А значит, появление новых изоморфов – лишь вопрос времени. Даже в том случае, если собиратели не приложат к этому руку.

– А ты не считаешь, что изоморфы – это отклонение от существующей на Ирнелле нормы? – пристально посмотрел я на собирателя. – Изначально ты говорил, что в этом мире нет других рас, кроме человеческой. Но на деле оказалось, что есть еще улишши, изомофры, шайены, которых, пусть и с натяжкой, но можно отнести к разумным. Причем именно вы, сборщики, стали инициаторами появления этих видов.

Шэд только покачал головой.

– Существование вида – вполне естественный процесс, независимо от того, кто стал инициатором его появления. Если вид жизнеспособен, то он сохранится. Если нет, то его исчезновение станет результатом естественного отбора.

– А если новый вид станет угрозой для остальных? – снова спросил я. – Наблюдатель может принять решение о его уничтожении?

Сборщик душ неожиданно нахмурился.

– В принципе – да. Но уничтожение осуществляется вовсе не через войны, как ты сейчас подумал. Обреченный вид просто медленно угасает, теряя одного своего представителя за другим.

– Значит, в таких случаях собиратели просто тихо приходят и забирают у обреченных души?

– Зачем? Есть более простые способы. Скажем, можно изменить среду, чтобы она стала непригодной для обитания конкретного вида, или оставить без потомства наиболее кровожадных особей. Изоморфов, кстати, я к таким видам не отношу. И наблюдатель Ирнелла не относил тоже. Поэтому твое предположение о возможном конфликте между собирателями и изоморфами кажется мне необоснованным.

– А если бы он все-таки возник, то каковы шансы, что люди… маги, напуганные откровениями собирателей по поводу их роли в круговороте душ, смогли вас уничтожить?

– Они равны нулю, – спокойно ответил Шэд. – Собиратели не живые в полном смысле этого слова, поэтому убить нас смертному не под силу. Для этого ни в одном из миров нет подходящих инструментов.

– С чего же ты тогда решил, что твои коллеги мертвы?

Шэд внимательно на меня посмотрел.

– Я не говорил, что они мертвы. Но вероятность такого исхода все-таки существует, поскольку обычно контролер чувствует присутствие собирателей. Их души как маяк. Постоянно идущий сигнал, на который мы ориентируемся при перемещении между мирами. Однако от Ирнелла сигналов больше не поступает.

Я озадаченно нахмурился.

– То есть твои коллеги в полном смысле этого слова уже не живые, но при этом еще и не мертвые. Я правильно понял?

Шэд наклонил голову.

– Я не почувствовал мига, когда их искры угасли. Но и среди живых перестал их ощущать. Причины этого мне неизвестны. А поскольку мои коллеги не могли покинуть Ирнелл самостоятельно, то, скорее всего, они действительно перестали быть. Для сборщика душ это равносильно смерти.

– Почему ты сказал, что они не могли взять и просто уйти? – тут же зацепился я за оговорку сборщика. – Может, кто-то или что-то заставило их нарушить правила.

– Каждый из нас тесно связан с миром, за который он отвечает, поэтому по состоянию мира можно определить и состояние собирателей. Причем связь настолько сильная, что когда мир умирает, сборщики чаще всего гибнут вместе с ним.

– Ого!

– К сожалению или к счастью, связь между ними односторонняя, поэтому, если с собирателем что-то произошло, то мир от этого не погибнет, поскольку ценность даже одного мира для Вселенной всегда выше ценности всех существующих собирателей. И тем не менее связь между ними настолько тесная, что разорвать ее под силу только контролеру. Поэтому я и сказал, что без приказа они бы отсюда не ушли. Ирнелл – относительно сохранный мир, состояние которого очень далеко от угрожающего. Однако собирателей в нем больше нет. И это тревожно.

– Быть может, какой-то особый вирус? – рискнул предположить я. – Злобная бактерия? Фатальное излучение от ближайшей звезды, а то и смертельная болезнь, поражающая только вас?

Шэд отрицательно качнул головой.

– У нас нет физических тел, поэтому мы не болеем. Да и с душевным здравием никто из нас не испытывает трудностей.

– А как насчет конфликта с коллегами из соседнего сектора? Или какой-то внешней угрозы, с которой не справился даже наблюдатель?

– У нас нет внешних врагов, – так же ровно ответил Шэд. – А между собой мы не конфликтуем. Каждый из нас делает только одно дело, отвечает строго за свой фронт работ и стремится сделать это хорошо. На этом строится порядок.

Я поскреб затылок.

– То есть вы, так сказать, впахиваете за идею? Идеальное общество, да? Рабочие пчелы, которые заинтересованы лишь в совершении одной-единственной, зато идеально выполняемой функции во благо остального улья?

– Что-то вроде того, – без улыбки подтвердил Шэд. – Только «ульем» для нас является не какая-то страна, а мироздание в целом. Наша задача сохранить существующее в нем разнообразие. А в идеале сделать так, чтобы живое смогло развиться во что-то более совершенное и разумное, чем сейчас. Поэтому мы стараемся вам в этом помочь.