Но тревожило даже не это. Как сформулировал для себя это проблему Штопор ( и это выражение ему нравилось): « Алгоритм моей жизни складывается в неправильную сторону». Действительно, звучит почти красиво. Суть же алгоритма состояла в том, что Штопор стал все чаще напоминать наемного танцора, или проститутку. Его арендовали, им пользовались, платили деньги, а затем – сдавали. Когда он был очень нужен, его вынимали с зоны, ему организовывали побеги, его даже один раз заменили на зоне подставным. А после «работы», использованный, он неизменно возвращался «к хозяину». И на кой черт тогда все его немаленькие и надежно припрятанные гонорары? И где его независимость и свобода, о которых они мечтали с дядей Васей?

Штопор, понимал, что необходимо срочно, как говорил один сидевший с ним авиационный прапорщик, «менять траекторию полета». Но что для этого предпринять, придумать пока не смог. Ведь просто так от таких дел, как у него, не бегают.

Однако времени на размышления уже не оставалось. Лампочка под потолком мигнула пару раз, засветила тускло, затем вновь засияла. « Сигналку отключили»,– Понял Штопор. Через пару секунд в коридоре режимной зоны раздались знакомые шаги Упыря. Проходя мимо двери камеры Штопора, начальник конвоя два раза стукнул по ней дубинкой. «На месте»,– отозвался Штопор, решив проявить уважение к гражданину начальнику. Настала пора действовать.

Штопор сел на шконку, наклонился и осторожно вытащил из язычка ботинка маленький кусочек тонкой проволоки. Распрямил его, сделав на конце небольшой крючок. Вставил проволоку в замок наручников и – руки свободны. Тем же крючком вытащил из едва заметной трещины в шконке кусок проволоки потолще. Подошел к двери, вставил в узенькую щель в районе замка эту проволоку. Слегка повернул. На мгновение даже зажмурился: вдруг с сигнализацией не вышло, и сейчас раздастся звонкий щелчок, громко загудит зуммер. Но – обошлось. Дверь бесшумно открылась. Следующая дверь в конвойную зону проблем тоже не доставила. Здесь, в коридоре, было пусто. Голоса конвойных раздавались на кухне. Штопор в два бесшумных прыжка преодолел расстояние до двери тамбура. И эта преграда бесславно пала. В безлюдном тамбуре Штопор перевел дух и, слегка даже рисуясь, элегантно отомкнул последнюю дверь между тюрьмой и волей. С сумеречной воли в тюрьму залетели капли теплого летнего дождя. И Штопор с наслаждением подставил им лицо. Оставался финал. Поезд, как и следовало ему, начал сбавлять ход.

Встав спиной к локомотиву, Штопор поставил левую ногу на нижний порог и уже приготовился оттолкнуться от вагонного пола правой, чтобы, сгруппировавшись, сделать на земле ловкий кульбит и скатиться в высокую траву под насыпью. Но – случилось непредвиденное. Правая нога вдруг оскользнулась и, вместо того чтобы дать телу толчок, устремилась вглубь тамбура. Штопору запоздало вспомнились крики Упыря про масло на площадке, но воспоминание ничего не решало. Вместо того, чтобы сделать изящный кульбит, Штопор мешком вывалился из вагона лицом в щебенку. Мало того, одновременно с этим над ним грохнула дверь тамбура, раздалось что-то вроде «Стой». И, надо же, бабахнул выстрел. «А вот об этом мы не договаривались»,– Успел еще подумать Штопор, съезжая с насыпи и скребя физиономией щебенку, как на смену выстрелу раздались крики, полные самого неподдельного ужаса. Штопор перевернулся на спину и увидел, что, перемешиваясь с дождевыми каплями, на него летят струи желто-белого огня. «Все, отпрыгался», – Решил Штопор и потерял сознание.

Между тем, тучи, обильно орошавшие поезд с вагонзаком в целом, и лично – опозорившегося с побегом зека, подобрались к Переречинску. Они зависли над городом, превратив едва начинавшийся вечер, который с утра обещал быть долгим, теплым и приятным, сначала в полные сумерки, потом – в полумрак, а затем – продолжили свое мокрое дело.

Но чечетка, которую лихо отбил на подоконнике дождь, словно предупреждая, что это только начало и впереди город ожидает почти что потоп, никак не отвлекла Игоря Плахина от его занятия. Он уже четверть часа сидел без движения, уставившись в экран компьютера, на котором в сетке таблицы, словно мухи в сачке, метались мелкие цифры. Игорь уже раза три перед тем, как замереть, перелопатил готовый отчет, искал ошибки. И – не нашел. Он все сделал правильно. А из этого следовало, что и окончательный итог его подсчетов неоспорим. И этот итог, нагло, в полный голос заявлял Игорю, что кредитно-финансовое учреждение, в котором он имеет честь трудиться, его банк «Стойкий», который всегда твердо занимал пристойное место в первой сотне национального рейтинга – полный и абсолютный банкрот. Все активы и резервы словно испарились превратившись в кредиты выданные за последнее время более чем двум десяткам неведомых ООО,ОАО и ЗАО, юридические адреса которых свидетельствовали, что расположены они по большей части не только в столицах и больших городах, но и в местах, о которых Игорь никогда и не слышал.

Дипломированному специалисту в сфере финансов и кредита, коим являлся Игорь, не было нужды долго разгадывать сложившийся ребус. «Бухгалтер в банке,-вспомнил он некстати слова Леопардовны, впавшей на одном из корпоративов в романтическое состояние души,– Это как штурман на пиратском корабле. Первым чует беду». Кстати, подумалось ему, Леопардовна, скорее всего, в курсе, не зря же увильнула от отчета, сбросила его на Игоря. Ну а что касается директора, то в этот момент он, по всем правилам должен рассекать струи ливня на своем «мерседесе» в обнимку с Кристиной и ее ненаглядным Пусей, двигаясь в сторону областного центра. Там международный аэропорт. И Альберт Никифорович, Игорь взглянул на таймер компьютера, да, как раз успевает на рейс в Эмираты. Этим рейсом Игорь в лучшие свои времена любил сгонять с друзьями на выходные к теплому морю.

И уж совсем некстати вдруг подумалось, что однажды совсем другой человек, его отец, также, хоть и рано утром, рванул сквозь дождь в аэропорт. И чем все это закончилось.

Игорь едва сдержался, чтобы не ударить со всей силы кулаком по клавиатуре. Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов ( так он делал когда-то перед тем, как скатиться на лыжах с крутого незнакомого склона) чтобы прийти в себя. И начать размышлять о себе, любимом.

Прежде всего, в свете выяснившихся обстоятельств вырисовывалось, что Кефирыч совсем не случайно отправил Игоря в Сочи. Пик неизбежного скандала и разбирательств пройдет без него. Но – зачем? Игорь – мелкая сошка, по сравнению с той же Леопардовной. Какой с него спрос? Свидетель? Чего? Все и так ясно обозначено в бухгалтерских документах. А решения о том, кому и сколько и какого дать кредита, извините, не в его компетенции. Он, увы, совершенно безопасен. Единственный, претендующий на звание удовлетворительного, ответ – Кефирыч, перед тем как дать деру, предоставил Игорю шанс выйти в другую жизнь. Возможно, в железном сердце банкира сохранился маленький теплый уголок – память об отце Игоря, благодаря которому он, бывший заводской счетовод, вышел в миллионеры. Игорю в такое было очень трудно поверить, но иного объяснения найти также не удавалось.

А раз так, то надо шансом воспользоваться. Ехать в Сочи, и сделать все, возможное и невозможное, чтобы не возвращаться. Вернее, вернуться, конечно. Но – позже. И на белом коне. И тут же предательски засвербила в голове мыль: « А как же Ася?»

Эту мысль оборвал поток света, ворвавшийся в полутемную комнату из коридора. Игорь поднял голову и не поверил своим глазам. В проеме двери стоял собственной персоной ни кто иной, как директор банка Альберт Никифорович, который по безупречным, как казалось Игорю, расчетам, должен был быть сейчас в нескольких десятках километров от этого места и вообще сдавать багаж. Директор смотрел на Игоря с легким удивлением и почти что участливо.

– Что это ты Плахин здесь рассиживаешь, у тебя же поезд, забыл?

Игорь продолжал смотреть на директора, словно на призрак, но слова нашлись сами собой.