Видела уже такое Кристина. Сначала всякие обещательные слова. Потом – приходишь утром на работу, а в кабинете вместо шефа – быстроглазые молодые люди с красными корочками. И вместо яхты, виллы, синего моря, жаркого солнца и сладкого вина – долгие разговоры в унылом сером кабинете следователя под теплую воду из сломанного кулера. Хорошо, хоть – свидетелем. Но это – единственное, заслуживающее названия «хорошее». Пропади оно все пропадом.

А разговор, Кристина это четко знала, должен начаться со слов: «Понимаешь, Кристина…».

Альберт Никифорович, отводя глаза, уселся за стол. Некоторое время зачем-то попередвигал календарь, папки, ручки. Наконец, выдавил.

– Понимаешь, Кристина…

И в это время зазвонил телефон. Это был особенный телефон. Только для особо важных разговоров. В последнее время он молчал как отрубленный. И вдруг – тихий зуммер. А показалось – очередь из крупнокалиберного пулемета.

Альберт Никифорович не говорил. Он только слушал. И на глазах изумленной Кристины совершалось чудо преображения. Шеф вдруг стал словно наливаться жизненными соками. Вот на щеки пополз румянец. Вот распрямились плечи. Вот заблестели глаза. И когда он, закончив разговор почти по-военному: « Все будет сделано как надо. Вы меня знаете», бросил телефон на стол, перед Кристиной уже сидел прежний Алик – энергичный, решительный, веселый.

– Понимаешь, Кристина…,– продолжил шеф,– А жизнь-то продолжается. После Леопардовны пусть ко мне заглянет Коля из охраны. А потом, попозже, вызови этого Плахина. Кстати, чего это он у тебя в ногах валялся, влюбился что ли? Не отдам!

И, как в лучшие времена, Алик, не вставая из-за стола, изловчился и хлопнул Кристину по крутой попке. Кристина выпорхнула в приемную, и там, оставшись одна, крепко поцеловала Пусю в нос.

А Москва в это время постепенно наливалась полуденной жарой.

Человек по прозвищу Кот, закончив разговор, сунул телефон в карман и вернулся к своему приятелю. Тот, по виду – совершенный хипстер, облокотившись о гранитный парапет, с интересом наблюдал сквозь золоченые макартуры за творившемся на причале. Ветер с реки слегка шевелил волосы с проседью, играл полами коричневого льняного пиджака и это приятелю, явно нравилось. Кот подошел и положил ему руку на плечо.

За их спинами громоздились, ввинчивались в небо, сверкающие небоскребы Москва-Сити, а внизу, на приткнувшихся к набережной причалах, где сгрудились прогулочные теплоходы и катера, царила обычная для этого места и времени суета. Ступали по трапам радостные туристы, чтобы плыть в бухту, надо полагать, Радости. На солидные, словно пришедшие с Лазурного берега, катера аккуратно поднимали тихо позванивающие картонные коробки. На одной из палуб разминался саксофонист, придавая своими трелями остроты картине. И никто не обратил, конечно, никакого внимания, на подъехавший к причалу фургон с надписью «Катеринг» – таких здесь десятки. Четверо молчаливых мужчин выгрузили их фургона четыре больших металлических чемодана ( музыкальная аппаратура, наверное, или кастрюли) и исчезли с ними в чреве ничем не примечательного теплоходика под названием «Соня». И только два человека – Кот и его приятель, внимательно проследили за этой процедурой от начала и до конца.

Когда последний чемодана исчез с палубы, приятель Кота достал из кармана пиджака кожаный портсигар, вытащил длинную сигариллу и щелкнул, естественно, «Ронсоном». Чуть затянувшись, пустил колечко дыма в сторону реки и кивнул на «Соню» с ее слегка подернутыми ржавчиной бортами.

– По воде, это, конечно, грамотно. Только не подведет ли корытце? Вид хлипкий.

– Зато в глаза не бросается,– чуть ли не гордо парировал Кот,– Прогулочник и прогулочник, таких сейчас на каждой речке по дюжине ходит. А вообще-то он только неделю, как из капремонта. Обстановку внутри сам оценишь. И движок мы поставили итальянский. С ихнего патрульного катера. Они его спасателям подарили. Так ведь тебе, Кеша, гоняться на нем, даст Бог, не придется. Пойдете не торопясь, вразвалочку, утром послезавтра будете на месте.

Кеша в ответ задумчиво выпустил несколько колечек, которые медленно поплыли над причалом. И сказал то, к чему Кот был готов с того самого момента, когда в его голове окончательно сложился план этой операции.

– Да. Переречинск. Надо же. С тех самых пор туда не заносило. Так себе, городишко-то был.

– Сейчас, говорят, стал получше,– выдал Кот заранее подготовленный ответ, – Не Москва, конечно. Я ведь тоже, как тогда уехал, так и с концами. Только ты даже и не думай, – Кот очень внимательно взглянул Кеше прямо в глаза, но из-за зеленых очков, делавших собеседника слегка похожим на муравья, в душу его проникнуть не смог,– Там уже все поросло. Другая жизнь. Да и не видел там тебя никто толком. Ты был супер.

Кеша пустил еще одно колечко, вяло отреагировав на явно заранее подготовленный комплимент, и резко бросил недокуренную сигариллу, точно попав при этом в узкую щель между гранитной набережной и причалом.

– Супер был ты,– спокойно ответил он,– Коланул-таки паренька в последний момент. Ты говорил, толковый был паренек-то. Он все еще там?

– Осторожный ты, Кеша, хвалю.

–Потому и живой до сих пор. Так что насчет паренька?

– Ну да, хорошо, да,– Кот почувствовал себя слегка неловко: похоже, Кеша получил кое-какую информацию помимо. А ведь не должен был,– Да, он после того, шустрил, копать пытался. Но все без толку,– Кот говорил и одновременно удивлялся самому себе: он же почти оправдывается,– Да паренек – вообще не проблема. Во-первых, он нас с тобой вместе никогда не видел. Тебя – вообще не видел. Во-вторых, вы там даже случайно не встретитесь. Потому что его там просто не будет.

–Выходит, ты позаботился?

Кот кивнул.

– А говоришь, не проблема,– Кеша, проницательная сволочь, неожиданно добродушно усмехнулся, зеленые очки весело сверкнули, – Да все в порядке, щеф, ты же меня знаешь.

Кот в ответ рассмеялся, но получилось не очень убедительно.

– Знаю. Потому и говорю с тобой откровенно,– начал восстанавливать едва не утраченную субординацию Кот,– Есть действительно одна, ну, не проблема, конечно, но – момент.

И тут Кот с удовлетворением отметил, что его собеседник при таких словах подтянулся, стал весь – внимание.

– Кефирыч, из банка. Он тебя лично встречать будет. Я велел.

– Не понял. Если он проблемный, почему мы идем к нему?

– Да в том-то и дело, что без проблем. Наш мужик, никогда не подводил. А вот поговорил с ним давеча и…– Кот мучительно подыскивал подходящее слово…

– Осадочек?

– Точно! Вот скажи мне, если бы я велел тебе сделать то, что велел Кефирычу, какая твоя была бы первая реакция?

– Выматерился бы мимо трубки,– немедленно ответил Кеша.

– Вот! И я бы тоже. А он, понимаешь, может, мне показалось, но он обрадовался. Человеку предлагают пройти по проволоке за небольшие бабки, а он доволен, будто ему на тарелке беспроцентную ссуду принесли.

Кеша уже давно не улыбался. Он кивнул головой и сказал то, что и хотел от него Кот.

– Я останусь там с ребятами, пригляжу.

Вопрос был решен. Кеша повернулся и, не торопясь, начал спускаться по гранитным ступеням к причалу. Вот он легко взбежал по трапу. Вот развалился на палубе в кстати подставленном шезлонге. Раскупорил кстати поданную, холодную (издалека видно) банку пива. Итальянской мотор заурчал мощным басом. На палубу шлепнулся швартовочный канат. И тут ожили динамики «Сони», выдав в знойное, переливающееся солнечными бликами пространство отходную – любимый кешин «In the mood» Миллера. «Соня» пошла на разворот.

Кот посмотрел в след бойкому катеру, и двинулся к машине. А в голове его теснились какие-то совсем ненужные, совсем посторонние, вздорные какие-то мысли. К примеру, о том, что Кеша, верный его подручный, стал позволять себе вольности. Что это, возможно потому, что он, Кот стареет. И это становится заметным. Потом подумал, что и сам он хорош, позволил себе, пусть на микрон, но надерзить Сергею Петровичу. Потому что почуял едва мелькнувшую слабину шефа. И что это все не к добру. Еще, о том, что наступает новая эпоха, которой вовсе без надобности и он сам, и Сергей Петрович и даже хипстерствующий Кеша. Что всем им уже пора на покой, которого, он точно знал, у них никогда не будет…