Михаил Михайлович поступил в Ленинградский государственный университет на геологический факультет, потом, при особых обстоятельствах, на последнем курсе перешёл на вечернее отделение, заменил свой гениальный дипломный проект на какую-то фигнюшку, и на следующий день после защиты был призван, как бы, в ряды Советской Армии. Даже его близкие друзья не знали, что это спектакль. И когда они довели до военкомата, даже не догадывались, что у другого выхода из военкомата стоял уазик с его чемоданом, и что у него в кармане лежал билет на самолёт до Москвы и диплом об окончании спецшколы КГБ с направлением в академию КГБ.

«Когда меня на последнем курсе пригласили в комитет комсомола института, я думал, опять, в пятый раз, пошлют в колхоз командиром отряда. Но ведь последний год, надо как следует готовиться к защите диплома – такую тему мне предложили, больше на диссертацию тянет!» – вспоминал Михаил Михайлович.

Рядом с секретарём комсомола сидел, пожилой мужчина в черном костюме, белой рубашке и строгом галстуке: «Нет, – подумалось Михаилу Михайловичу, – на председателя колхоза не похож».

Разговор без свидетелей длился долго. Многое про Михаила мужчина в галстуке знал даже больше, чем он сам. Он даже не уговаривал – то, о чем говорил, преподносилось как догма, как уже неотъемлемая часть его жизни и уже к концу разговора Михаил чувствовал, что себе уже не принадлежит. Он уже «винтик» какой-то большой и сложной машины, очень нужной даже не только ему, а стране и этот винтик не может уже существовать вне этого механизма. Михаил перешёл на вечернее отделение днём учился в школе КГБ закончил институт защитил диплом, похожий на курсовую работу. Но даже будучи слушателем академии, ни на секунду не забывал про свою первоначальную тему дипломной работы.

Первый год отсидел в «конторе», вживался, хватался за любое задание. Но когда появлялось в работе окошко, мчался в политехническую библиотеку, которая, к счастью, находилась неподалёку от работы. Начальству это было по нраву и при очередной ротации кадров, Михаила Михайловича направили в воинскую часть начальником особого отдела, прибавив одну звёздочку на погонах.

Все изделия, выпускаемые военно-промышленным комплексом оборонного и гражданского назначения подлежали испытаниям, имитирующим воздействие ударной волны при ядерном взрыве.

Подобных полигонов в Советском Союзе было несколько, один из которых – на Новой Земле.

Само испытание длилось доли секунды: перед воздуховодом, толстостенной бетонной трубой, в которую мог въехать огромный двадцати тонный Белаз, закрепляли мощными тросами испытуемые изделия, потом пиротехники в специальной камере производили взрыв, образовалась мощная воздушная волна, давление которой была адекватна давлению атомного взрыва на определённом расстоянии.

На выходе из бетонного туннеля эта воздушная волна, сжатая до нескольких сотен атмосфер, всей своей мощью обрушивалась на закрепленные изделия. Что-то выдерживало, а что-то нет. Значит, рассчитывать на применение этого изделия после атомного взрыва нельзя, требовалось его заменять, либо эти изделия держать в соответствующих сооружениях, которые могут выдержать ударную волну ядерного взрыва. Оружие, снаряды, ракеты и другие виды вооружения рассчитывались на прочность, исходя из требований военных заказчиков. А на войне нужно всё: и танки, и самолёты, источники тепловой, и электрической энергии, и автомобили, полевые котлы для каши, и швейные машинки, чтобы шить одежду и палатки для военных и т. д. После испытаний начиналось тщательное исследование этих изделий, их узлов и деталей – автомобили должны были безотказно работать, станки крутиться, швейные машины шить.

На территории испытательного полигона, где трудился Михаил Буров, был даже и свой аэродром – правда это громко сказано – просто грунтовая полоса с перфорированными стальными полосами.

В такой части и работал начальником особого отдела друг Захарыча, майор госбезопасности Буров Михаил Михайлович. Как он говорил, работа у него была и пыльная, и громкая. Без защитных устройств можно было запросто оглохнуть. Городок, где находились казармы для солдат-срочников и дома для офицерского состава и их семей, находился за десять километров от «адской» трубы, но уханье всё равно было слышно. Со временем, ко всему привыкают. У Михаила Михайловича обязанностей, кроме как ловить шпионов, было «по горло». Некоторые офицеры, дабы не сидеть в блиндажах, брали рабочие материалы домой и лёжа на диване, гоняли цифры туда-сюда, и порой на радостях, что получили непредсказуемый результат, бежали в кафешку, отметить успех, и потом мучительно долго вспоминали, кому они еще хвастались, кроме соседа по квартире, или по застолью, и куда делась эта маленькая салфетка с неаккуратно нацарапанными цифрами.

Или грибники, пролезали под тройную колючую проволоку в надежде, что беленьки грибочки как раз тут и растут, ещё и посмотреть хотелось, а что это там ухает. Или охотнички, увидев однорогого и ошалевшего лося, имевшего неосторожность пробежать накануне недалеко от этой большой «норы», из которой «дунул» ветерок, отвалил один рог и заложил напрочь уши, будут за ним бегать, не обращая внимания ни на предупреждающие и запрещающие транспаранты и всякие ограждения.

А какая головная боль от этого взвода егерей, которые должны проверить участок леса в десятки квадратных километров и, если есть какая-то живность – выгнать её, вывести из опасной зоны. После «хлопка» – опять прочесать ту же местность и если был контужен зверь облегчит его участь либо доставить в часть к ветеринару, который определит его судьбу – в лес, в суп, или в костер. Порой в сельских магазинчиках, в придорожных деревушках, продавалось мясо кабана, лося, тетеревов, глухарей, диких уток – и это не в сезон охоты. В результате – разборка с прокуратурой. А порой, наоборот, «высокие гости», в сопровождении руководства с большими звездами на погонах – приезжали с проверками: «Ну, как вы тут, хотим посмотреть ваши огромные территории. Не жирновато ли вы здесь живете? Сопровождать нас не надо, не беспокойтесь, мы сами походим, посмотрим, прикинем…». А в машине – бельгийские двустволки.

– Но самое неприятное, когда считают тебя идиотом, – с обидой и возмущением Михаил Михайлович рассказал Захарычу о недавнем происшествии. – Приносят ко мне пропуск на вывоз, подписан всеми должностными лицами, которых хорошо знаешь, в одном доме с ними живешь, одним воздухом дышишь. В накладной написано: два туннельных диода, один триммер, два высоковольтных генератора. Вышел посмотреть, в чём же везут то, что в кармане можно уместить. Нет, не в портфеле, не в дорожной сумке не колёсиках – на двадцати тонном трёхосном «КАМАЗе» вывозят. Бывает, не успели вовремя провести испытания или закончить анализ, и чтобы избежать скандала с промышленностью, изделия возвращает воинская часть на завод-изготовитель своими силами. Ну, я ведь кончал горный, там и электроника, и станки, и инструменты изучали, транзистор отличу от «сапога валеного». Спрашиваю у сопровождающего: «Как вы только смогли разместить столько груза и в таком маленьком кузове?

– Да, трудновато было, но справились, – виновато улыбается.

– Рессоры у грузовика выдержат? – спрашиваю на полном серьёзе.

– Да выдержат, и не по стольку грузили, бывало и по десять триммеров запихивали!

Звоню караульному: – «Машину за шлагбаум не выпускать и из машины тоже никого» Звоню в особый отдел дежурному: – «На КПП задержан «КАМАЗ», машину в наш бокс, сопровождающего на гауптвахту».

Только вошел к себе в кабинет – звонок, командир части усталым голосом: «Михаил Михайлович, ну что ты такой принципиальный, к запятым придираешься?»

– Юрий Семёнович, извините, что прерываю ваши умные речи, хочу дать бесплатный совет: того, кто сейчас сидит рядом с вами, и вешает вам вонючую «лапшу» – увольте немедленно с мотивом за халатность, до появления здесь военной прокуратуры, а за хищение в особо крупных размерах, думаю, и вам срикошетит. В машине были не тиристоры и транзисторы, которые могут пойти для мигалок на новогоднюю ёлку, а металлообрабатывающие станки, сварочное и строительное оборудование, на миллионы…