– Как его назовешь, – спросила мама.

– Пушок, – не задумываясь, ответил Вася, – он такой маленький, пушистенький, хорошенький.

– Ну, во-первых, это самочка, во-вторых очень породистая собака, дратхаар, и когда она станет взрослой, станет не большой, а огромной. Сейчас она мягкая и пушистая, а когда вырастит, шерсть станет длинная и жёсткая. И Пушку уж точно не будет соответствовать. Дратхаар – это наша последняя собака и звали её Берта. Она нам, с твоим дядей Лёшей, спасла жизнь. Очень смелая, очень умная собака, охотник из охотников, и немножко – рыбачка.

– Стань ты ей и хозяином, и другом, – сказал дед. – И назови её Бертой, в память о нашей спасительнице.

В конце апреля родители завезли Василия с бабушкой и Бертой в деревню на всё лето. Весна была ранняя, трава вымахала до колен – нужно было косить. Голубые, белые и розовые крокусы покрыли часть участка, свободного от травы; над маленькими теплыми лужицами кружили тучки пестрых мотыльков. Как только открыли дверь машины, Берта с визгом выскочила из салона и бросилась разгонять мотыльков. Она прыгала, валялась в траве, потом с разбегу бросилась в маленький, но глубокий прудик, и долго там барахталась. Выскочив из пруда, она подбежала к семейству Павла Павловича и стала отряхиваться – мокрыми стали все! Какой поднялся шум, все махали на неё руками и смеялись, и ругались, а Берта кружилась вокруг и продолжала отряхиваться. Александр Олегович, Васин отец, закрыл ворота, чтобы Берта не выскочила на улицу и не напугала соседей – за полгода она стала большой и лохматой.

– Дедушка, ты за грибами ходил? – спросил Вася.

– Да нет, дел был много; в лес ходил наш сосед, Василич, набрал немного. Сказал, что дня через три-четыре подрастут. Если будет желание, то сходите. Лучше всего в старый лес к ферме.

Рассказ Васаныча. В лес мы вошли только в одиннадцать часов утра. Я нервничал, переживал за своего мохнатого друга: как она будет вести себя в лесу, найдёт ли она дорогу домой – ведь в деревне она появился только вчера. Несколько минут собака шла со мной рядом, потом пробежит немного вперёд – остановится, обернётся, немного постоит и опять бежит вперёд. Но вот тропа кончилась, Берта слегка замоталась – взад, вперёд, вправо, влево. Потом она подняла голову, поводила носом и осторожно, высоко поднимая ноги, вошла в высокую траву. Очень скоро мы её перестали видеть, и слышать. Я позвал: «Берта, ко мне, ко мне, Берта». Она не отзывалась. Я долго звал, кричал, потом я заплакал, думал – всё, Берту я больше не увижу. Мама меня стала уговаривать, а папа даже засмеялся: "Ну, что ты, малыш, такая собака не потеряется, она знакомится с настоящим лесом. Здесь не то, что там у нас в Лосином острове, где всё затоптано и загажено – есть, где разгуляться". Вдруг, раздался лай, потом визг, потом опять лай, и мы бросились на шум. Я бежал впереди всех и первый увидел Берту. Она была страшна. Я её такой не видел, даже не мог себе представить, в кого она превратилась! Мама, увидев её, воскликнула: «Ой, ёй-ёй, что это с ней, чудище какое-то!». Берта прыгала из стороны в сторону, шерсть стояла дыбом, отчего она казалась вдвое больше. Её большие уши, до этого всегда мирно свисавшие с головы, сейчас торчали вверх и мотались из стороны в сторону. Морда была в крови. Папа бросился к Берте, размахивая корзиной и громко кричал. Потом замолчал, присел, повозился в траве, встал и рассмеялся: «Это же ёжик, а я себе вообразил, что на Берту волк напал – кричу, машу корзиной, думал, отгоню зверя, а зверем-то для ежа оказался твоя псина!». Берта попрыгала ещё немного, потом притихла и начала лапой вытирать свой нос, оцарапанный иголками ёжика.

Я подошёл к Берте, лежащей с вытянутыми лапами на молоденькой траве, обнял её за голову, сорвал какой-то лопушок и стал вытирать её мордочку приговаривая: «Берточка маленькая дурочка, это же ёжик, он хороший, он нам не враг, он пользу приносит, его нельзя обижать». Ещё долго я ей объяснял, гладил. Она начала успокаиваться, тихонечко попискивала то ли от боли, то ли от стыда, что обидела ежика, которого, оказывается, от кого-то надо защищать, потом поднялась, подошла к корзине, куда папа положил ежа.

Он свернулся в клубочек и совсем не шевелился. Папа погладил собаку по голове и тоже стал говорить ей, что ёжик хороший, его нельзя обижать.

– Фу, Берта, нельзя, – сказал папа, осторожно взяв в руки колючего ёжика и поднося его к носу Берты. Она вздохнула, как человек, подошла ко мне и лизнула в щеку.

– Ну, всё, – сказала мама, – она всё поняла, ежей больше обижать не будет. Она не только папины наставления будет помнить, но и нос, исколотый иголками, будет об этом напоминать. Представляю, как ей больно! А учить её надо ещё долго! Васёк, человеку и то порой трудно разобраться что хорошо, а что плохо. Особенно теперь. Ребята, пойдёмте-ка мы за грибами. Далеко ещё до них?

– Нам ещё минут двадцать топать до первых грибов, давайте без остановок. А ты, Берта, иди рядом, – строго сказал папа и погрозил пальцем.

Первый гриб нашла мама, она подняла его над головой и позвала нас к себе. «Посмотрите вот сюда, видите здесь ещё грибы. Их почти не видно, они одного цвета с прошлогодней листвой. Это настоящий сморчок. А ещё здесь должны быть строчки, только они круглые».

– Вася, правда, они похожи на мозги, – спросил меня папа.

Я ничего не ответил, так как я мозгов ещё не видел, на очищенный грецкий орех похож, но понял, что надо искать, и отошёл в сторону, внимательно глядя под ноги. Ни одного гриба. Тогда я стал смотреть чуть-чуть дальше и вокруг себя. И сразу увидел грибы. Берта была рядом. Я сорвал самый большой, дал ей понюхать и отбросил его в сторону. Берта бросился за брошенным грибом, быстро нашла его и… съела. Даже не съела, а проглотила. «Ну и дела – подумал я – да она сейчас все грибы сожрёт».

– Мам, а она грибы лопает. Что делать?

Мама и папа подошли ко мне, папа велел рассказать, как всё это произошло. Я рассказал.

– Васёк, когда ты с ней ходил по парку или по лесу – палку ей бросал?

– Да, она это быстро освоила, но не всегда отдавала палку мне. Положит на землю, придавит лапой, ждёт, когда я подойду. Потянусь за палкой – вскочит, палку в зубы, и бежать. И так до тех пор, пока я делаю вид, что палка мне совсем не интересна, повернусь и пойду прочь. Тогда она догонит, бросит палку под ноги и гавкнет. А я опять внимания не обращаю. Иногда она её больше её не поднимает, пристраивается ко мне и идет рядом. Но бывало, что несет её до самого дома.

– А ты что-нибудь вкусненького давал ей на улице? – спросил папа.

– Да, я всегда брал с собою несколько кусочков сахара, так в книжке я прочитал – давать как поощрение.

– А сегодня взял?

– Да, – и я вытащил из кармана целлофановый пакет с сахаром.

– Ну-ка, дай пару кусочков.

Папа подозвал Берту, дал ей понюхать сахар, потом нагнулся, сорвал сморчок, покрутил под носом Берты, опять показал ей сахар, а гриб отбросил в сторону Берта никак не среагировала, она не отрывал глаз от сахара, почавкала, покрутила хвостом и села перед папой.

– Слушайте, ребята, а ведь эти грибы условно съедобные, не отравиться ли она? – обеспокоилась мама. – Пойдём-ка мы домой, Васёк, ты поводок взял с собой?

– Постойте, у меня есть одна мысль, – сказал папа. Он сорвал ещё один гриб, положил на ладонь, и поднес к собачьему носу:

– На, нюхай, Берта.

Берта понюхала, нехотя открыл рот, намереваясь его съесть, раз уж не дают сахара. Тут папа резко отдернул руку и крикнул «Фу!». Берта отпрыгнула от руки, удивлённо посмотрела на папу. Папа погладил собаку по голове и похвалил её: «Молодец, Берта». И дал ей сахар.

– Ну, посмотрим, какая она у тебя умная. Давай присядь, здесь много грибов, собирай их, не обращай на неё внимания, а мы отойдем немного и понаблюдаем за ней.

– Я не понял, разве мы уже идём домой, так рано? Я так долго мечтал о первом путешествии в лес с Бертой – охотницей и рыбаком. Ну, вышел у неё смешной случай с ёжиком, она ведь тоже переживает. Совсем притихла. Жалко её.