В небе появляются вражеские самолёты и начинают бомбёжку. От страшного гула глохнут уши, а голова страшно гудит, не воспринимая этот адский гул. Тяжесть наваливается на тело, и кажется, сейчас вместе с лошадью вдавит в землю. Хочется соскочить с седла и побежать вперёд, к фашистскому аэродрому, откуда взмыли стервятники. Но до него ещё далеко, и мелькнувшее желание кажется нелепым. Надо скорее ехать, не отставая от своих. Гнедая хрипит, но седок с силой вздёргивает удила и гонит её вперёд. Убыстряя бег, она обходит справа одного конника, второго, третьего… Вот уже почти поравнялась с лошадью старшего лейтенанта Василевича. Ключников бросает взгляд на любимого командира эскадрона, славящегося лихостью, храбростью и находчивостью. С ним он уже не раз ходил в бой и побеждал. И сейчас командир сосредоточен, решителен, строг. С таким не пропадёшь. Конники должны захватить фашистский аэродром. Во что бы то ни стало!..

Последние сотни метров. Ох, как тяжелы они! Тело напряжено до предела. Вокруг грохот от взрывов бомб и свиста осколков, от усилившейся перестрелки. Кавалеристы прорываются к аэродрому. Ключников – в первом ряду атакующих. Привставая на стременах, он на ходу стреляет из карабина, его всё сильнее захватывает азарт боя. Пороховой дым и гарь лезут в ноздри, в рот, комья земли шлёпаются о бушлат, но он ни на что не обращает внимания. Ещё немного!.. Ещё! Вскинув на мгновение голову вверх, Ключников увидел, как от налетевшего стервятника оторвались бомбы и полетели вниз, завывая, наперерез атакующему эскадрону. Ах, гад, угодил! Но лавину всадников не остановить. Взрывы подкашивают лошадей одну за другой. Рухнула и гнедая Ключникова, убитая осколком. Правая нога Ивана Кузьмича оказалась под крупом лошади, и он не сразу высвободился, лежа рядом с вздрагивающей в предсмертной судороге лошадью, пока пришёл в себя и сообразил, что произошло в окружающем пространстве.

Пересилив боль в ушибленном бедре, Иван Кузьмич добрался до карабина, очистил его от грязи и, встав на ноги, побежал вслед за своим эскадроном, уже ворвавшимся на вражеский аэродром. Вдруг он увидел, что неподалёку, за сараем, всё ещё бьёт скорострельная зенитная пушка. Немецкие артиллеристы вели огонь по тому месту, где сражались взводы лейтенантов Матушкова и Герасимова. Ключников выстрелил в зенитчиков. Но тут же застрочил фашистский пулемётчик: очередь вспорола землю совсем близко, в полуметре. Пришлось залечь. Через минуту Иван приподнял голову и чуть не поплатился жизнью: пули изрешетили верх кубанки. Тут же почти у ног со свистом шлёпнулся снаряд. К счастью, не разорвался. Следом за ним ухнул другой, но немного подальше. Под прикрытием взрывного султана Ключников выскочил из-под пулемётного обстрела и короткими перебежками стал приближаться к вражеским зениткам. У него на виду расчёты побросали пушки и побежали, боясь окружения.

Ключников кинулся к одному из уцелевших орудий, быстро осмотрел его. Мозг сверлила мысль: скорее развернуть и ударить по бегущим гитлеровцам. Но когда снаряд был закрыт замком, выстрела не последовало…

Тем временем фашисты, опомнившись и увидев, что их преследует небольшой отряд наших кавалеристов, повернули назад и перешли в контратаку. Из-за облаков вдруг вынырнул «мессер» и стал обстреливать аэродром. Положение конников осложнялось с каждой минутой.

– Всё равно не дамся живым! – кусая губы от досады на то, что чужая пушка не слушалась его, бормотал Ключников. – Ну, ну, подходите, гады! Посмотрим, какие вы храбрецы в рукопашном бою!.. Подходите же…

Но до рукопашного не дошло. Обливаясь потом, Ключников успел-таки освоиться с захваченной пушкой. Раздался первый выстрел, второй, третий… Удар по контратакующей цепи оказался смертельным. Он видел, как падают сражённые фашисты, и стрелял без передышки, не чувствуя ожогов на руках, думая лишь о том, чтобы не пропустить их к спешившимся и залёгшим на аэродромном поле кавалеристам. От страшного напряжения и усталости кружилась голова, пересохло во рту. Но Ключников пересиливал себя и не отрывался от прицела. Он держал под уничтожающим огнём вражескую цепь и беспощадно мстил за павших товарищей. Контратака гитлеровцев захлебнулась.

На какие-то минуты стрельба стихла. И тут, в момент затишья, находчивый и отважный конник вдруг услышал одобрительные слова командира эскадрона:

– Молодец, Ключников! Держи-и-сь!..

Иван оглянулся, но так и не увидел Василевича, видимо, тот был в укрытии. Но его одобряющие слова вызвали новый прилив сил. Он снова стал к пушке и открыл огонь, не давая залёгшим гитлеровцам поднять головы. Надо было выиграть время, и оно было выиграно.

Подкрепление пришло со стороны луга, справа. Сперва Ключников увидел взвившуюся зелёную ракету, а затем скачущих к аэродрому конников. Вскоре донеслось громовое «ура!», которое всё нарастало, ширилось и затем слилось с голосами кавалеристов, первыми захвативших лётное поле. Гитлеровцы дрогнули и побежали. Горячая радость овладела Ключниковым. Только теперь он подумал о времени: выходило, что бой длился почти весь день.

Расстреляв оставшиеся снаряды, он медленно опустился на землю – держаться на ногах у него больше не было сил. Боевая задача была выполнена, и сознание этого расслабило его. Прищурившись от ударившего в глаза предзакатного солнца, вынул из кармана кисет с махоркой, с трудом свернул цигарку, закурил. Ненароком взглянул на свои сапоги и только теперь заметил, что они в нескольких местах продырявлены пулями. «Надо же! А ноги целёхоньки. Вот это номер! Вот так чудеса!.. Остался цел. Значит, пойдёшь дальше. К Одессе!»

Конники, преследуя отступающих, ускакали, и на аэродроме стало удивительно тихо. Сидя на земле, Ключников загрубевшими пальцами выдернул несколько зелёных травинок, поднёс их к губам и вдруг с неимоверной силой почувствовал желание жить. Нет ничего дороже жизни, данной человеку лишь единожды. Ведь ради неё, ради мирной жизни на земле шёл этот кровопролитный бой. А сколько их ещё впереди?! И в каждом он будет сражаться до победы.

Постепенно остывая от горячки боя и осматриваясь по сторонам, Ключников увидел неподалёку от себя тела убитых. И он мог оказаться на их месте. На фронте никто не застрахован от внезапной гибели. Вид мёртвых леденил душу. Заныли вдруг старые раны. И опять перед глазами вставали убитые друзья. На глаза невольно навернулись слёзы. Сколько их полегло…

– А ты чего сидишь? – окликнули его из подошедших санитаров. – О, да это пушкарь наш! Жив? Не ранен?

– Вроде нет. Выдохся вот, сил нет.

– Ну, вставай, – и санитар протянул ему руку. Наши вон там обосновались – шагай прямо к кухне…

За этот бой грудь его украсил орден Красной Звезды.

Жаркий был день тогда. Досталось по холке ему крепко. Но страстное желание сражаться с врагом до победы росло. Вера в неё не ослабевала.

Метель продолжала буйствовать. Шаг давался нелегко. Только шаг к победе был несравненно тяжелее, чем этот. В него же не стреляли, не ухали пушки, сверху не падали бомбы. Но память не давала покоя, вспоминались и виделись фронтовые товарищи… Всех помнит, с кем бок о бок шли по дорогам войны. И очень доволен, что после камышинского госпиталя, весной сорок третьего, попал он в 4-й Кубанский казачий кавалерийский корпус генерала Плиева. Хороший человек, справедливый, о каждом из них беспокоился. Такой высокий осетин. А конь у него – рыжий, ноги – белые по колени, словно чулки надел. И всегда этот генерал был впереди. Вёл за собой, не зная страха. Под стать ему были и другие командиры корпуса – старший лейтенант Василевич, лейтенанты Матушков и Герасимов. Воевали, себя не жалея, то под пулями, то под минами, бегом, верхом, ползком, но всё равно вперёд, всё ближе и ближе к победе. Его тогда малярия за горло брала, а он и не думал сдаваться этой хвори, участвовал во всех боях на пути к Одессе. Трудно пришлось в районе железнодорожной станции Раздельной, враг сопротивлялся остервенело, наших положил немало, но и здесь его выбили. Храбрость и отвага старшего сержанта Ключникова не остались незамеченными, он был награждён орденом Славы 3-й степени.