Вминаю в асфальт кусок за куском белого мела и вывожу большими жирными буквами: «ПОЗВОНИ МНЕ! УСЛЫШЬ МЕНЯ!». Послания появляются напротив подъезда, затем на другой стороне улицы – на ступеньках, по которым Галя ежедневно спускается к школе, и дальше. Дальше, чтобы каждый свой шаг она, любимая, ласковая, слышала, как я зову её. Чтобы до первого дождя ежедневно по дороге в школу ёкало её сердце. Чтобы однажды она решилась на самый простой шаг и позвонила:

– Алё! Это я, Галя.

Портрет Гали сделан Ириной из Перми.

И я снова затормозил бы:

– Какая Галя? – и в ту же секунду: – Галя?! Ты?!

Даже с железнодорожной платформы виден её дом. В ожидании поезда я только и делаю, что стою на краю и щурюсь в надежде увидеть её.

Я должен знать, что происходит с Галей, я должен видеть, как она живёт. Как счастлива она и как страдает, о чём рыдает, и о чём поёт. Не от других, ни вскользь, не понаслышке, у ней самой, у первого лица, у самой скромной, самой серой мышки, гусыни, разбивающей сердца мне каждый день, на каждой литургии, и жизнями никак не напастись. У Гали лица каждый раз другие, и каждое лицо ценою в жизнь.

Я хочу быть Галиным ребёнком. Девять с половиной месяцев плавать у неё под сердцем, смотреть на розовый мир через просвечивающуюся на солнце кожу. Это больше, чем просто быть её мужем – это глубже и ближе к ней. Пить молоко из её груди, обнимать и целовать в любой момент. Я хочу быть ей и ребёнком, и мужем, и отцом, и братом, и учителем, и учеником, и врагом, и другом, и слугой, и богом. Я хочу быть с Галей.

Не земля место для наказания человеческих душ, а само тело человеческое. Это только утешение и выдумка, что человек царь природы. Человек не царь, человек не коренной житель земли. Обман заключается в том, что человек не высшее развитое существо на планете. Животные, птицы и даже растения более развиты и имеют точное восприятие мира. Ни лошадям, ни лебедям, ни дубам не нужны ни одежда, ни укрытия, ни телефоны, ни орудия труда, чтобы выжить. Им даже вера не нужна – они живут в настоящем. И если бы не Галя, я бы хотел пожить деревом или дельфином, осознать мир их чувствами. Но есть Галя, и я желаю одного – родиться в её утробе. Это самое большое моё желание. Я знаю, что она самая обыкновенная девушка со своими талантами, что ничего особенного в Галиной утробе нет. Но вы скажите это любому ребёнку о его маме, и поймёте, как будете неправы. Есть! Всё самое особенное – это Галя. Она больше мира, она пронизала его полностью, и нет свободного места на земле, где бы я её не почувствовал. Теперь понятно, почему я достоин ненависти – я мешаю ей жить. Я трогаю её каждую секунду. Я совсем не этого хотел – хотел дружить с ней, совершать для неё какой-нибудь труд как в июле 7524-го. Тогда я был счастлив и даже не горел желанием видеть её – мне было достаточно просто что-то делать для неё и быть ей полезным. Теперь же, чтобы успокоиться, она нужна мне вся. Галя вынуждена меня уничтожить. Тогда я рожусь у неё, и всё встанет на свои места – все будут довольны.

Через несколько дней после поездки я всей кожей почувствовал, что будет реакция. Будет уже потому, что я имел неосторожность столкнуться с Викторией. Встреть я Галю, ничего бы прорывного не произошло, зато можно было бы готовиться к новой встрече, и в декабре я снова провожал бы её, но Вика нашу встречу просто так не оставит.

Предвидя новый запрет на контакты, я перебирал дома ещё не отправленные подарки. Среди них были посадский платок и платье из плотного бело-бирюзового шёлка. Платье длиной до колен отлично шло для концертов. Увидев его в витрине, сразу представил в нём принимающую от зрителей цветы Галю. С предыдущей посылки минуло чуть больше месяца, но соблюдать временной интервал, чтобы суды не сочли мои контакты интенсивными, после столкновения с Викой становилось бессмысленно. Я заторопился отправить сперва платок, утяжелив посылку сладостями и духами от Сальваторе Феррагамо, а затем и бандероль с платьем. Как выяснилось, очень вовремя – не зря успех – это результат успевания. За посылку уже на следующий день расписались соседи, а бандероль Галя забрала лично с почтового отделения, откуда мне прислали скан её росписи.

Мне уже доводилось видеть подписанные её рукой документы – в актах второго судебного дела лежал протокол её допроса. Часть документов я тогда скопировал, но мне не пришло в голову сохранить саму Галину подпись, теперь же сам покровитель почты архангел Гавриил настаивал на этом. Найдётся много вариантов её применения – главное не переступать черту. Осенила идея написать письмо не от себя Гале, а от Гали себе. Примерно так:

«Здравствуйте! Не сомневаюсь, что вы будете удивлены, но да – это на самом деле ваша Галя. Я снова решила вам написать. Не для того, чтобы дать вам какую-то надежду – об этом, вы прекрасно понимаете, не может быть и речи. Но и не от жалости. Такого я себе не позволю в ваш адрес. Я хорошо понимаю ваши чувства, хоть и не могу их разделить. Простите, что иронизировала над ними. Это только подталкивало вас их мне доказывать, и я разделяю ответственность за все ваши поступки (или подвиги – как вам угодно). Я вижу, что вы меня любите. У меня нет сомнений в этом, и вам больше нет смысла ничего доказывать. Я буду вам писать, если хотите, и если это хоть как-то успокоит вас. Согласны?».

Такое письмо можно будет отправить на любой адрес. Например, «Андрею Ч, Бульвар Торкуато 1125, Буэнос Айрес» или «Андрею Ч, ул. Феррандиере 36, 69002 Лион». Главное в нём обратный адрес: «Галина Г., ул. Туринская, 50668 Койск». Письма, отправленные из Койска, полетят в разные страны, чтобы месяца через три вернуться к Гале:

«Адресат с таким именем здесь не проживает. В качестве утешения примите билеты в наш театр» или «Тот, кому вы пишите, здесь не живёт. Чтобы вы не расстраивались, высылаем вам коробку наших конфет».

Галя сообразит в чём дело далеко не сразу. Она будет читать и перечитывать их, прежде чем обратится в полицию, а доказать моё авторство будет не так просто – пусть койские прокуроры и судьи ломают головы:

– Но здесь же ваша подпись, верно?

– Да, моя. Только я ничего не подписывала, и эти письма поделка.

– Ваши письма в Буэнос Айрес, а подозреваемый живёт в Северной Гавани, так?

– Так.

– И где тут мотив? Ни мотива, ни прямых улик. Существует же презумпция невиновности.

На этом моменте вмешается Вика. Она ударит по столу и потребует:

– Докажите его авторство. Пусть этот тип сядет. Кто здесь прокурор, вы или я?

Другой вариант – отправить письмо в Славянск:

Двадцать третьего октября я вынул из почтового ящика жёлтый конверт, и, не разуваясь, принялся вчитываться в многостраничный текст обвинений. Как обычно мне давалась возможность в течение двух недель на них ответить, после чего оставалось ожидать судебного решения. Как ни готов я был к такому развитию событий, всего меня трясло от несправедливости. За что суд, если я Галю даже не встретил – за столкновение с Викой?