Поступки расцениваются по-разному. Посыл может быть одним, а доноситься совсем по-иному. Это моя личная трагедия. Не потому что я наглец, а потому что для Гали я могу навсегда остаться таковым. Осознание себя в её глазах негодяем только увеличивают мои попытки переубедить её и подстёгивает меня к более активным действиям. Галя думает, что отдалит меня неуважением, но вместо этого только притягивает к себе, и мне её искренне жаль. И себя жаль – не могу уйти негодяем. Она слишком важный человек, чтобы мне было всё равно. Уступить мне кроху внимания с её стороны сто раз легче, чем устраивать эту абсурдную войну. Галя борется за свободу, на которую я не посягал. Может, дело не в свободе, и Галя борется за что-то ещё? Узнать бы, что она защищает, и вопрос разрешится сам собой, а пока вопрос растёт как снежный ком. Не знаю, куда всё приведёт, не знаю, как закончить войну.
Лучше пусть Галя побьёт меня, чем копит подрывающую здоровье ненависть. Я ей могу своё здоровье отдать – пусть передаст мне свои болезни, и я буду носить их за неё. Галя думает, что живёт, но она играет – играет музыку, играет в жизнь, играет в церковь. Её слова о вере неубедительны именно потому, что она играет. Если бы она жила, она бы увидела, что я тоже живу, но она меня не замечает. Она требует, чтобы я прекратил играть, потому что её игра важней, а я ей мешаю. Мешать можно играть, но никак не жить. Мешать можно притворяться. Галя плачет:
– Да исчезните вы, наконец!
Но слёзы не работают, и она пробует другие средства:
– Вы нарушаете мои правила!
– Это не настоящие правила. Это самообман.
– Вы сами играете, а не живёте! Чем вы лучше вестфальцев?
– Ничем.
– Вот и не мешайте мне играть Скарлатти!
«Лукерья Михайловна, принимают помощь от тех, кому доверяют. Ухаживать за Галей большое счастье, и я не строю иллюзий. Галя считала, что я пожалею и озлоблюсь, но ошибалась в своих оценках. Знаете почему? Потому что в любой ситуации лучший выход – это поднять себе планку. Чем больше Галя отрицает меня, тем выше мне приходится расти. Когда ты растёшь, упасть невозможно. Падает тот, кто не растёт, а подпрыгивает. Признаться, я тоже иногда прыгаю и падаю, но Галя поднимает меня одним своим существованием. Галя феномен, и, если я удосужусь иметь ещё одну дочку, то только от неё. Вы можете испытывать счастье хотя бы потому, что кто-то пишет вам о любви к вашей дочери. О любви к Вике никто, например, не напишет. Надеюсь, Галя теперь у вас на побывке. Смотрит на ваше счастье и недоумевает: мама, зачем ты его слушаешь? Выбрось это письмо! А вы смеётесь»
«Сергей Прокопович и Лукерья Михайловна, представляю, как я вас утомил. Письма без ответа превращаются в фарс, и чем больше их, тем больше фарса. Не хочу уподобляться священнику церкви Фрола и Лавра – ни в коем случае не клянчу я руки вашей дочери. Мне всего-то нужно её общение. Обещаю вести себя корректно. Дружба со мной никак не ухудшит Галину жизнь. Ухудшает жизнь только неправда, а я перед Галей честен. Что можно сломать? Только что-то ненастоящее, а настоящее сломать невозможно. Это только в лотерее проигрывают, а в настоящем все выигрывают. От правды только польза, от дружбы только польза. Гале нужна моя дружба, иначе в её жизни меня бы и не было. Помирите нас, а я вам дом построю. Если вы думаете, что европейцы лучший выбор для Гали, то ошибаетесь. Нельзя русской девушке за иностранца. Это и ей не на пользу, и родине во вред. Это как выдавать великана за карлика, а богиню за смертного. Галя моя. Какой бы ролью она меня не наделила, я буду рядом. Хочет она рядом сталкера, врага, друга – её решение. Не отстану! Найду архимедовский рычаг и переверну Землю!»
«Лукерья Михайловна, посмотрел участки для дома под Славянском в селе Никольском и селе Богородичном. Вы можете подумать, что дом в обмен на дочь это мелко, и будете правы – требовать Галину руку взамен дома слишком низко. Я просто хочу посвятить ей что-то материальное, твёрдое и долговечное. Строительство принесёт всем только плюсы: это интересно, это увеличит шанс возвращения Гали домой, это уверенность в её будущем, и это станет концом войны. Я признался Гале только после того, как она отказалась дружить. И после этого признания мы дружили ещё интенсивнее. Дом будет одноэтажным, но с высокими потолками, с деревянной верандой на солнечной стороне и большим залом. Бывают фундаменты, которым по пятьсот лет, и я хочу сделать фундамент на века, чтобы Галины потомки пользовались им и через сто, и через триста лет. И ничего в отношениях не нужно менять – я продолжу бегать за Галей, а она продолжит защищаться. Помогите выбрать участок и контролировать строительство. Средства буду переводить я, вы же будете заключать договора и присылать отчёты!»
«Лукерья Михайловна, с Новым Годом и Рождеством! Вы даже не представляете как хочется увидеть Галю. Мне можно смотреть на неё с пятидесяти метров, и ради этого я готов прыгнуть в ночной поезд. Только при виде её я не сдержусь и сокращу дистанцию до метра. Я требовал пересмотра дела, и победил: запрет сократили до пятого мая. Галя удивительна тем, что у неё отсутствует кокетство. Она всё делает искренне, что нельзя сказать о её сестре. Викины слова ничего не стоят, и нельзя стать счастливым лукавя, Галя же уже счастливая, и её ненависть лучше иной любви, потому что настоящая. Да и не ненависть – это вовсе, а любовь без натянутых улыбок и вежливости. Со мной она не церемонится – свободна и естественна, без масок и учтивости. Она маски вообще едва терпит, поэтому и малообщительна. Если Вика хочет наладить жизнь, пусть избавится от привычки лукавить – чтобы Гале быть счастливой, нужно, чтобы все вокруг неё были счастливы. Пришлю вам билет на самолёт, чтобы вы могли навестить Галю и сравнить Северную Гавань с Койском. Может, вы убедите Галю вернуться сюда? Пришлю билет, а вы сами решите, ехать вам или нет. Галя лишает меня других возможностей участвовать в её жизни. Вспомните в юности, когда вам не отвечали, разве вы сразу опускали руки? Разве не делали попыток в даже безнадёжных ситуациях? Разве вы учите Галю сдаваться, если что-то не получается? Так вот и я не сдаюсь – у меня ещё столько сил, что грех вешать голову. Если Богу будет неугодно, то и сил у меня на Галю не будет, а их почему-то всё больше и больше. Галя обязательно ответит мне!»
Галинословие
Не знаю как тебе признаться. Я из тех землян, продолжительность жизни которых выше средней по миру. Ты думаешь, я старше тебя, а на самом деле я только вхожу во взрослую жизнь, и ты взрослее и опытнее меня во всех отношениях. Коренные жители не умирают – они только рождаются, и для очередного рождения им вовсе необязательно умирать. Ты тоже коренная, ты ветка огромного дерева, побег на этой ветке.
Коренной житель уходит из жизни добровольно. Это происходит незаметно. Сначала ему всё нравится, всё интересно, и он никак жизнью не надышится. Потом всё начинает повторяться, он ко всему привыкает, и жизнь становится ему скучна. И чем дольше он живёт, тем меньше у него остаётся интереса к миру. Скорость познания у него замедляется, и развитие мира начинает опережать развитие человека. Мир несётся дальше, а человек не поспевает за ним и даже уже не торопится. И разрыв с миром у человека всё больше и больше, и в какой-то момент мир уже так далёк и чужд, что человек решает совсем остановиться. Внешне это как бы не в его власти, как бы болезни и старость берут своё, а на самом деле он сам потерял интерес к жизни и хочет уснуть. Догонять мир тяжело и неинтересно.
До твоего появления я думал, что в жизни важны достижения, потомство, дом, творчество, а оказалось, что самое главное в ней – помириться с тобой. Это лучшая из целей, которая вообще может быть – она огромней, экзистенциальней. Это какая-то космическая, вселенская задача – помириться с тобой. И эта цель не выдумана, а конкретна и нравственна. Что может быть в ней искусственного, ненастоящего? Она проста и чиста как молитва. Попытка дружить с тобой это одна нескончаемая молитва, и раз Бог в чём застанет, в том и судит, то меня он точно заберёт в момент молитвы к тебе. Не отвернись ты от меня, ничего бы этого не обнажилось, поэтому я стою перед вопросом. Кто ты, почему ты? И мне не хватает слов чтобы поставить вопрос правильно. Он вне всякой логики, вне всяких объяснений. Когда ты со мной заговоришь?