Теперь она ни за что не хотела притрагиваться к этой еде. Даже запах жареного показался ей тошнотворным, навевая мысли о том, как он мог жечь трупы.

Ксюша отползла поближе к кровати, потом за неё, и оказалась рядом с дверью. Она с тоскливой злобой посмотрела на неё снизу вверх. Ну почему она железная? С такой точно ничего не сделать, если нет ножовки по металлу. Брррр… Ксюша передернулась, вспомнив её противный звук.

Выше, примерно на середине высоты двери, была замочная скважина.

Что, если заглянуть внутрь?

Она поднялась. Прямоугольный, узкий, с резьбой, проём находился чуть ниже уровня её глаз.

Наклонившись, она заглянула в него.

Сперва Ксения увидела черноту. Но какую-то необычную, яркую, насыщенную и блестящую. Какую-то… живую.

Тут же эта чернота…. моргнула, заблестела ещё ярче и отодвинулась, после чего вокруг темного круга обозначился ещё один – холодно-голубого цвета. Одновременно с этим послышались низкие и сухие отрывистые звуки, будто кто-то наносил резкие короткие штрихи по наждачной бумаге.

Ксюша вскрикнула, отскочила, но споткнулась и упала спиной на пол, при этом больно ударившись головой о железную перекладину кровати. От неожиданной боли она взвизгнула снова, а из глаз полились слёзы.

Кровь шумела в ушах, от страха её бросало то в жар, то в холод, а конечности подтрясывало. Всхлипывая, она вскочила и понеслась в ванную. Ушибленное место на темени горело и пульсировало, в глазах было темно. Включив воду, Ксюша сунула голову под неё целиком, плача от неожиданного испуга, боли и обиды. Он следил за ней, как фермер в стайке – за скотиной на убой! Как на животное в клетке!!!

Вода, смешиваясь со слезами, текла по её лицу, а плечи тряслись. Она не могла успокоиться.

Когда Ксения, наконец, выключила воду и постояла несколько минут в тишине, вытирая глаза и лицо ладонями, она услышала едва донесшийся сюда из глубины дома звук закрывающегося замка, а когда она вышла в комнатку – удаляющийся шум мотора автомобиля.

Значит, он уехал. Может, ему надо на работу. Или у него есть семья. Любящая жена и дети, которые ни сном, ни духом не помышляют, чем он занимается в свободное время! Конченый садист, убийца, насильник, психопат и подонок!!!

Её затрясло от гнева. Она побежала к тарелке с капустой, схватила ту и швырнула об стену. Затем кинулась к деревянной стене и принялась колотить её руками, ногами, бросаться на преграду всем телом так, что порою ей казалось, она порвёт себе мышцы и связки, либо сломает кости. Что было сил, она кричала, рыдала и звала на помощь, била чашкой по железной двери, стенам, доскам, кровати и кафелю в ванной так, что у самой звенело в ушах. Иногда Ксюша пинала дверь, била ту возле замка, надеясь на чудо, что это, как в сериалах и фильмах, поможет её открыть. Наконец, она без сил упала на кровать и снова ненадолго уснула, а встав, принялась набирать в чашку воду и поливать раз за разом две крайние доски в правом углу, особенно намереваясь намочить места возле гвоздей. После этого она ковыряла их шпилькой. Один раз от её усилия та соскользнула, оцарапав возле ногтя. Из ранки потекла свежая кровь, но Ксюша лишь облизнула это место и продолжила свои старания.

Сегодня ещё она попыталась, наносив с помощью чашки воды, размягчить землю под стеной и соорудить подкоп, но оказалось, что под ней находится бетон. Насколько глубоко тот продолжался, Ксюша оценивать не стала и бросила эту затею.

Когда золотисто-красная каёмка солнца скрылась за деревьями, а снаружи легли первые тени, она в глубокой тоске опустилась на пол. Гоша сегодня так и не пришёл за ней. Всхлипывая, она принялась звать его, но неслышно, повторяя и повторяя в тишине его имя, гадая, где он сейчас может быть, что делает, как волнуется о ней и не может найти. Только теперь она призналась себе, как сильно надеялась, что её обнаружат до наступления ночи. Теперь сидя на земляном полу, и наблюдая в щель между досками за наступлением темноты, она понимала, что вместе с ней приходит и тот необъяснимый страх. Ей предстоит ещё одна ночь с призраками.

– Итак, Евгений Васильевич. Значит, вы утверждаете, не видели ничего подозрительного? Ни по прибытию, ни после того, как покинули ресторан?

– Никак нет… иээээ… товарищ… ээээ… капитан, – смешно замотал головой мужлан с маленькими глазками. Его слюнявые губы при этом смешно вытянулись вперёд, а щёки, заплывшие салом, активно задергались из стороны в сторону. Гоша, сидевший сбоку от стола, за которым Юра допрашивал двух самых главных свидетелей, злорадно отметил про себя, как же сейчас он напоминает индюка, и ничуть не удивился бы, если Гребнёв в этот момент вдруг издал бы характерное курлыканье. Второй сотрудник «ЛК», худой молодой брюнет с выпученными глазами, поспешно сделал утвердительный кивок. Гоша увидел, как тонкие пальцы этого паренька сжали лежавший на коленях портфель так, что аж побелели.

Оба явно чувствовали себя не в своей тарелке. То ли из-за того, что их вызвали на допрос в полицию, то ли из-за присутствия здесь главы конкурирующего издательства, у которого они самым наглым образом пытались переманить автора и его жену. Особенно если учесть, что сразу после встречи с ними её похитили.

– А вы в курсе, что вы оба видели её последними? – отчётливо, делая упор на последнее слово, произнёс Георгий, нацелив на них пристальный и твёрдый взгляд.

Молодой парень нерешительно посмотрел в ответ, и тут же быстро отвёл глаза. Лысый же только ещё больше ссутулился, бегло посмотрел на стол Юры, прошарив, словно крыса, глазами, все бумаги, и начал прочищать горло. Гоша презрительно наблюдал за ними. Тоже ему. Затряслись, как нагадившие коты. Сейчас он, видя переговорщиков Сокова в первый раз, искренне недоумевал, как можно было доверять подобные дела таким простофилям. Интересно, как они заманивали писателей? Предлагали круглогодичную скидочную карту в их местную столовую и бабушкины пирожки?

– Да… в-вы что?! – наконец отмерев, взвизгнул Гребнёв, поняв, куда он клонит. – Мы… да никогда… Да наш начальник… – Он разволновался так, что на мгновение захлебнулся своей речью.

– Не знаю, не знаю, – уничтожающе елейным тоном произнёс Гоша; впрочем, постаравшись, чтобы его дальнейшие слова звучали как можно более сухо и строго. – Ксюша ведь понадобилась вам именно в тот день. И ваше опоздание – почему оно не может оказаться частью хорошо спланированного дела? Если это, конечно, не безалаберность и полное неуважение и как к человеку, и как к автору, который – как вы надеялись – будет с вами сотрудничать.

Георгий внимательно посмотрел на толстяка и вопросительно склонил голову, давая тому понять, что ждёт немедленного ответа. И с удовольствием отметил, что лысина его вмиг покрылась испариной, глаза забегали ещё быстрее, а нижняя губа выпятилась, задергалась и заплясала тверк. Парень же окончательно застыл и побледнел; глаза его выкатились ещё сильнее, что придало ему комичный вид.

– Н-нуу… Нет, нет, нет, – Гребнёв замотал головой так интенсивно, что капли пота с его лысой головы полетели в стороны. – Мы правда, мы не хотели… Это всё проклятая авария, из-за неё мы и опоздали, – он беспокойно поёжился. – Самим было неловко, что так получилось. Но мы честно предупредили Ксению Геннадьевну, она могла бы уйти, если хотела… Она согласилась остаться, мы всё уладили.

– Конечно. Она решила вас подождать, чтобы поговорить, иначе вы бы от неё не отстали, – процедил Гоша.

– Кто ещё знал о том, куда вы направляетесь? – спросил Юра.

– Соков знал, – прошептал Гребнёв. Его спутник снова торопливо закивал. – И… и всё.

– То есть, ваш начальник приказал вам отвести её в определённое место, – уточнил Гоша. – Вы ведь выбирали, где встретиться, верно?

Тот едва заметно кивнул.

– Ага. А почему бы тогда нам не подумать, что вы же и задержали её на положенный срок – на такой, чтобы ваш наёмник вовремя успел занять позицию и напасть на неё? – не унимался Георгий. Теперь, особенно после отчета Журавлёва, предоставленного ему сегодня утром, он был абсолютно уверен, что «ЛК» не имеют никакого отношения к пропаже Ксюши. Но испуганный и деморализованный вид этих петухов, которые вместе со своими боссами изначально были о его жене невысокого мнения, преследовали её, навязывая свою контору, и толкнули своим существованием в лапы преступника, приносил ему мстительное удовлетворение.