– Да не было такого! – заголосил толстяк, подняв свой тон ещё на октаву выше, от усердия аж брызнув слюной. – Никто никого не… – он облизнул губы. – Да, мы хотели переманить Ксению Геннадьевну к нам, это так, н-не отрицаем – она превосходный, подающий надежды писатель. Мы даже видели кино по её книге, и начальник наш тоже смотрел – оценил, да… И интервью с ней – она нам понравилась. Да и коммерчески она бы тоже нам… эээ… начальнику… была выгодна – в последнее время продажи её книг поднялись, особенно после выхода фильма. Сколько бы она ещё могла… ох, простите, – виновато потупился он, затем сухо откашлялся и добавил: – Но мы никого не принуждаем силой. Если писатель отказывается с нами сотрудничать, мы уходим в сторонку. Но похищать его, чтобы выбить согласие… или чтоб насолить его издателям – нам такие дела совсем не нужны! Это же серьёзная уголовщина! Зачем нашему начальству связываться с криминалом? Да и если бы каждый раз так делали с теми, кто не пошёл к нам – это сколько мы бы вытерпели заморочек и риска! Кому это надо?

На лице дядьки застыло вполне искреннее недоумение, и Гоша для себя не мог не согласиться с тем, что эта часть рассуждений прозвучала у него логически обоснованной.

– Ну да. Тогда бы вам, видимо, пришлось налаживать целый конвейер сбыта непокорных писателей – так сказать, ни нам, ни вам, – хмыкнул он. – От такого одни убытки.

Он чуть подался вперёд, чтобы они лучше его видели.

– Только между Ксюшей и остальными есть одна разница. Скажите, Евгений Васильевич, – медленно, вкрадчиво и внятно проговорил он. – Вам так нужна была она, что вас даже не смутил факт, что она моя жена?

Гребнёв снова удручённо замолчал и нахмурился так, что сходство с индюком стало как никогда сильным.

– Это всё Соков, – промямлил он, глядя себе под нос. – Он всё равно решил предложить ей перейти к нам. Он просто захотел попробовать… А мы что? Если начальник приказал – надо выполнять. Не думайте, что это была чисто наша идея. Мы и сами сомневались в том, что Ксения Геннадьевна… покинет вас, Георгий Андреевич. И, к слову, она, – впервые за всю беседу Гребнёв поднял на него глаза. – Она так нам и сказала. Она просто пришла в бешенство, когда мы стали ей предлагать! Да. Слышали бы вы…

Молодой парень, которого звали Анатолий, вежливо кашлянул. Гоша и Юра, успевшие уже забыть о молчаливом помощнике, изумлённо посмотрели на него.

– Кхм, – он ещё раз вежливо напомнил о себе. – У меня есть запись. Наш разговор с Ксенией Архипкиной записывался на диктофон. Сейчас найду, что она говорила.

Анатолий достал телефон, поводил пальцем по экрану и, наконец, ткнул в него. Гоша прислушался. Вначале до него доносились только обрывки фраз, сказанные мужским голосом (видимо, Гребнёва), но парень усердно водил пальцем по сенсорному дисплею, выискивая нужную ему часть разговора.

– Ага, – торжествующе сказал он. – Здесь!

С болезненно сдавившей грудь радостью, Гоша узнал голос своей несчастной жены, который раздавался из динамика, прокатываясь по всему помещению:

«Евгений Васильевич! Вы и ваше начальство просто ничего не знаете. Я понимаю. Должно быть, вы все, подумав, что мы переехали сюда, решили, что он…»

По мере того, как Ксюша продолжала говорить, Георгий чувствовал, как его дыхательные пути начинают медленно сдавливаться чем-то тяжёлым, так, что следующий вдох дался ему с большим трудом, а к глазам подступили слёзы.

Собрав всю выдержку и самообладание, он с каменным лицом дослушал запись, хотя внутри у него градом обрушивалась стена горячих, разъедающих душу капель дождя. Когда запись кончилась, в наступившей тишине их стук начал бить его ещё сильнее, а их гулкое эхо проносилось до самых дальних уголков его сознания.

– Ну да. Так… и было. Вот, – смущённо подытожил Гребнёв. – А потом она ушла.

Он продолжил сыпать дальнейшими оправданиями, сожалениями и предположениями, кто мог сделать это с ней, но Гоша почти не вслушивался в этот не несущий никакой полезной информации словесный поток, и лишь кивал время от времени с серьёзным видом. У него перед глазами снова стояла чудовищная картина с видеопленки и лицо Ксюши.

Когда Юра наконец-то задал переговорщикам последние уточняющие вопросы и вышел вместе с ними в коридор, он, не в силах больше сдерживаться, закрыл лицо руками.

– Ну, с обвинениями ты их, конечно, закошмарил, – прокомментировал Юра некоторым временем позже.

Гоша равнодушно пожал плечами. Никакой жалости к недавним посетителям он не испытывал.

Друг стал внимательно просматривать распечатки, которые не так давно принёс, вбежав в кабинет, белокурый парнишка, который, как догадался Георгий, тоже служил в оперативном отделе. Юноша выглядел очень молодым и был похож скорее на студента – первокурсника, чем на Юриного коллегу. Пробыл он здесь недолго, убежав так же быстро, как появился.

– Тут звонки Евгения Гребнёва, Анатолия Соломина и Валерия Сокова за последнюю неделю, – пояснил он. Сейчас приступили к их проверке. Хотя, – он потряс листами. – Я лично тоже их не подозреваю.

– Да чёрт с ними, – отмахнулся Гоша, впервые заговорив после ухода Гребнёва и его помощника. Он встал со стула и медленно проговорил: – Завтра – или, может, уже сегодня вечером – всем будет известно про то, что случилось. Этот бегемот и его прихвостень всем растреплют. Затем он тяжело вздохнул, и прибавил: – Да и что теперь. Всё равно бы об этом рано или поздно узнали.

Осознав это, Гоша совсем помрачнел. Ещё и эта чёртова суета. С завтрашнего дня издательство начнут атаковать все представители СМИ. Закидают звонками, электронными письмами, а потом начнут дежурить у входа, надеясь поймать себе информатора. Надо будет сегодня предупредить Марка Фёдорова, начальника пресс-отдела, что в ближайшем будущем ему и всем его подчинённым предстоят нелёгкие времена. А ещё – переговорить с Антоновым и своей секретаршей Татьяной.

Да и сам он был вовсе не в восторге от того, что каждый репортёр захочет ткнуть палкой в его свежую, кровоточащую рану. Как будто и без того было легко…

Дверь отворилась, и в общую комнату вошёл вчерашний парень. Сегодня на нем была мятая серая футболка в полоску, брюки цвета хаки и всё то же серьёзное, угрюмое лицо. Не меняясь в выражении, он коротко кивнул Юре и Гоше и поспешил к своему компьютеру.

– Привет, Лёха! – Юрий махнул ему рукой, затем встал, обогнув стол, подошёл к Гоше и тихо сказал: – Он у нас всегда неразговорчивый. И работать любит больше с бумагами и техникой, чем с живыми людьми.

– И судмедэкспертом ему бы тогда подошло…, – машинально отреагировал Георгий, глядя на часы. – Ладно, я…

Дверь отворилась ещё раз, и на пороге показалась строгая дама в полицейской форме. Брюнетка с высоким пучком на голове, прямоугольных очках, идеальным макияжем и туфлями на каблуках; возраст её навскидку варьировался от тридцати пяти до сорока с небольшим. Синие пиджак и юбка – карандаш вплотную облегали её стройную фигуру. Из-за её плеча выглядывал какой-то мужик со всклокоченными волосами.

– Елена Сергеевна! – всплеснул руками Юрий. – Здравствуйте! Рад вас видеть! Что у нас случилось?

– Так, Аркадьев, – не обращая внимания на его приветствия, отчеканила дама. – Хорошо хоть ты на месте. И тебе, Волчков, привет, – женщина сухо кивнула молчаливому парню. Голос у неё оказался низкий и стальной.

– Да, Вячеслав Леонидович сегодня уехал по делам в центр…

– Ближе к делу. Вот, привела вам подарочек. Этот товарищ пришёл сейчас к нам и стал утверждать, что он – свидетель по делу Архипкиной. Хочет что-то сказать.

Гоша почувствовал, как внутри у него всё напряглось.

– Короче, не буду вам мешать. Сейчас он зайдёт и сам всё расскажет. Гражданин, заходите, пожалуйста, – она посторонилась, пропуская спутника вперёд.

Мужик был среднего телосложения, хотя под его замызганной, застиранной и видавшей виды рубашкой, которая когда-то была оранжевой в красную клетку, уже вырисовывалось пивное брюхо. Остальная одежда была под стать: темная куртка – то ли серая, то ли чёрная, но загрязнённая и выцветшая, местами подранная; широкие выгоревшие голубые джинсы, спадающие с его живота, и поношенные ботинки. Короткие тёмно-русые волосы гостя были взлохмачены и торчали в разные стороны – кроме того, их, кажется, давно не мыли.