Она даже не смогла закричать. Хотела пнуть его ногой, но не могла пошевелиться. Страх парализовал её и загнал вглубь тела.

Убийца ещё раз склонил голову, а затем сел рядом с ней на кровать и, прежде чем Ксюша что-то сообразила, аккуратно промокнул её лицо рукавом.

Несмотря на то, что всё тело у неё дрожало от ужаса, его действие вдруг показалось ей смешным.

«Слёзы испортят всю эстетику моего тела?» – промелькнула у неё в голове ироничная мысль.

Он медленно, отрешенно, пальцем в перчатке провёл по её вчерашнему порезу на шее. Ксюшу затошнило. Неожиданно для себя она громко, истерично всхлипнула. Он глубоко, будто удовлетворенно вздохнул. Она почувствовала – больше интуитивно, чем физически – как его тело вздрогнуло, ожило и окрепло, возбуждаясь.

Она хотела отодвинуться от него как можно дальше, но при всём желании не могла этого сделать.

Как же она хотела сейчас потерять сознание!

То, что он начал делать потом, вызвало в ней двойственные чувства. С одной стороны, Ксюша опасалась этого с того самого момента, как маньяк схватил её, и сейчас она по-прежнему была скована ужасом, но с другой – она испытала странное облегчение от того, что ей больше бояться этого не придётся. А ещё к ней неожиданно пришло чувство прострации – Ксюша словно со стороны наблюдала за тем, как он наклоняется к ней почти вплотную, расстёгивая молнию куртки, пуговицы на её блузке – одну за другой, а затем спускается ниже, легко справляясь с пуговицей и замком на джинсах, и грубо сдергивая их.

Ксюша не могла с уверенностью сказать, что находится сейчас именно здесь. Снова этот туман, уносящий её от действительности. Вот потому, думала она, ей и было всё равно, когда маньяк находился уже совсем близко к ней (или не к ней?), мгновенно врывая с неё нижнее бельё. Она даже не понимала, почему вскрикнула, когда он в неё вошёл, и почему вдруг всё вокруг неё пришло в движение, смешиваясь в психоделическом калейдоскопе.

Наверное, она была в своей книге. Нет, скорее всего, она не была собой. Она была Алёной Тихоновой – главной героиней. Девушкой, на которую напал и изнасиловал в собственном доме маньяк, после того, как убил всю её семью. И эта невозможность вдохнуть, резкая боль от сильных, ритмичных толчков, ужас и страх принадлежали тоже ей. Она слышала совсем рядом дыхание убийцы, и тяжесть на себе его тела, и приближение собственной смерти – по мере того, как он двигался в ней всё быстрее и интенсивнее.

И её собственный хрип, похожий на предсмертный, был, конечно же, её хрипом.

Ксюша не знала, на какое мгновение вся действительность – как реальная, так и книжная – погрузилась в абсолютную черноту.

Когда она очнулась, то снова увидела его. Он больше не лежал на ней – встав рядом, он не спеша с чем-то возился. Затем он вдруг выпрямился и поднял тот предмет.

Ксюша начала отчаянно хрипеть, пытаясь закричать – что через мгновение у неё и получилось, когда горло наконец пробило. Она рыдала, не в силах отвести взгляд от блестящего лезвия ножа, с которым маньяк наклонился к ней. Она приготовилась почувствовать, как от его удара из неё выйдет жизнь, но лишь услышала звук режущихся верёвок, и в который уже раз снова полыхнувшую боль в запястьях, после чего путы, связывающие их, исчезли, а через мгновение она упала на пол.

Ксюша услышала, что совсем рядом с ней скрипнула открывающаяся дверь, а затем послышался звук удаляющихся шагов. Она подняла голову на источник звука, и невольно зажмурилась от света, упавшего ей на глаза.

Как оказалась, за боковой дверью находился санузел, и сейчас её взору предстала крохотная ванная комната, освещённая тусклой электрической лампой. На сиреневом, похожим на синие кровоподтёки, кафеле стояла чугунная ванна с чёрными боками. Чуть правее виднелась крышка унитаза.

Очевидно, похититель открыл её для неё.

Всё так же полулёжа на полу рядом с кроватью, Ксения с ошалевшим видом бегло осмотрела помещение, а затем, сглотнув, повернула дрожащую шею в сторону входной двери.

Он всё ещё стоял у порога. Смотрел на неё. Как ребёнок, поймав букашку и посадив её в банку, наблюдает за ней. Постаравшись вложить в свой взгляд всё то, что она о нём думала, Ксюша ненавистно и с вызовом посмотрела на него своими опухшими и блестевшими от слёз глазами, Тяжело переводя дыхание, она, как могла, силилась подавить охватившую тело судорожную икоту и чувствуя, как в её общую реку боли горячей жидкостью вливается ещё и боль между ног.

«Игра в гляделки» продолжалась несколько секунд. Собравшая весь свой остаток сил, чтобы выдерживать это странное соревнование, Ксюша могла поклясться, что он смотрит на неё не просто с удовольствием, как садист на чужую боль – там было и другое. Интерес. И ещё какое-то странное чувство, которому она не могла дать названия. Впрочем, сейчас она не так уж желала вдаваться в подробности, что там думает и чувствует маньяк, глядя на похищенную и изнасилованную им жертву.

«Пожалуйста, только уйди, пожалуйста, только уйди, прошу тебя, я больше не могу так, я потеряю сознание прямо здесь, только уйди…»

Едва похититель повернулся к двери, Ксюша на локтях поползла в ванную – чтобы израненные запястья могли выдержать её вес, не могло быть и речи. Каждое движение отдавалось такой болью, словно на ней не было не единого живого места, а голова раскалывалась на части. До крови прикусив нижнюю губу, она еле как доползла по холодному кафелю до чугунного бока и прислонилась к нему. Голова сильно кружилась. Забившись в угол, она просидела там какое-то время с закрытыми глазами, борясь с дурнотой, и чувствовала, как под ней медленно растекается лужа крови.

Так много крови. Это нормально?

Трясясь крупной дрожью, Ксюша осторожно закатала левый рукав и охнула, подавившись слезами. Запястье сильно распухло и кровоточило, а кожа с него буквально свисала лохмотьями.

На правое она даже не стала смотреть, понимая, что увидит аналогичную картину.

Собрав все силы, что у неё остались, Ксюша приподнялась, дотянулась до рукоятки с синей маркировкой и повернула её. Из железного крана в растрескавшуюся ванную полилась струйка воды. Подумав, что хочет пить, она повернула кран как можно ближе к себе (но так, чтобы вода стекала по краю ванны), зачерпнула немного и попыталась проглотить, но в этот момент её наконец вырвало. Потом ещё раз, и ещё.

Когда её желудок, многократно вывернутый наизнанку, наконец, окончательно опустел, Ксюша без сил повисла на бортике, опустив кисти рук в ледяную воду, и, словно в трансе, наблюдала, как вода, соприкасаясь с ними, становится сначала красной, а затем розовой.

«У него даже есть где, если что, меня утопить», – пронеслась в её голове невесёлая мысль, после чего она отключилась.

Из тяжёлого, беспокойного сна Георгия вырвал телефонный звонок. Он вздрогнул, поднял голову и обнаружил, что заснул вчера прямо за письменным столом – там же, где вчера, придя домой поздно вечером, изучал взятую в отдалении полиции карту лесов и деревень, окружающих город. Собственно говоря, на ней он и спал.

– Алло, – пробормотал он, не посмотрев, кто звонит.

– Гоша, привет. Ты где? Петров… эээ… следователь, ждёт тебя. Мы же вчера договорились, что ты придёшь к нему сегодня в одиннадцать дать показания насчёт обстоятельств дела. Уже пять минут двенадцатого, – извиняющимся тоном протянул Юра.

Чёрт. Действительно. Как он мог куда-то опоздать? Он всегда старался нигде такого не допускать. Наверное, вчера он забыл поставить будильник.

– Точно. Я, должно быть, забыл вчера включить будильник… Как неудобно вышло, – растерялся он.

– Ничего страшного, – быстро прибавил Юрий. – Я скажу Петрову. Он сегодня вроде никуда не собирался – предупрежу, чтобы ждал тебя через час. Сможешь подъехать?

– Да, смогу. Наверное, даже раньше. Спасибо, Юра.

– Не за что, – отмахнулся тот. – Ты… как? – голос его вдруг стал тише.