Она сделала попытку оттолкнуть его, но Магнус держал ее крепко. Рука его перебирала пряди ее волос, он нежно гладил ими себя по щеке и бормотал, что им следует уединиться куда-нибудь, где они будут одни.
Идэйн ненавидела эту лихорадку в крови, это быстро поднимавшееся в ней обжигающее желание, столь же бурное как и его собственное. Он был помолвлен, а значит, потерян для нее навсегда.
Она оттолкнула его, когда Магнус попытался расшнуровать корсаж ее платья.
– Боже милостивый, – прошептала она, – ты хочешь взять меня прямо здесь? Здесь, под деревьями, на гостиничном дворе?
– Нет, – пробормотал он, не в силах остановиться, его руки гладили и ласкали ее груди. – Идем со мной!
Идэйн последовала за ним на задний двор к сараям, пытаясь запахнуть расстегнутое платье.
– Здесь, сюда, – сказал он, подталкивая ее вперед, и пинком отворил дверь.
Внутри оказались горы мешков с мукой, уложенных почти до потолка, а также бочки с сидром, насколько можно было судить по запаху. Магнус, пошарив по полке, нашел на ней свечу.
– Что ты сделал? – спросила Идэйн, вглядываясь в темноту. – Нас сюда не пускают!
Он улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой, потом зажег огарок свечи и поставил ее в держатель на полке. Вокруг них заплясали тени.
Магнус опустился на мешок с мукой, притянул Идэйн к себе и поставил между колен. При свете свечи его черты казались жесткими. Война наложила на него свой отпечаток: под глазами его и в углах красивого крупного рта появились морщинки.
– Когда я увидел на гостиничном дворе де ля Герша, я понял, что и ты здесь, – хрипло сказал он. – Знаешь, я не спал целые сутки и чуть не загнал коня, пришлось покупать другого. И все это, чтобы отыскать тебя!
Магнус снова принялся расшнуровывать ее корсаж, а потом уткнулся лицом в ее груди, так что она видела только его темно-рыжую голову.
– Я заплатил хозяину гостиницы за то, чтобы воспользоваться этим сараем, – сообщил он глухим голосом. – А потом ждал под деревьями, пока ты выйдешь.
Идэйн все смотрела на его склоненную голову. Это был все тот же Магнус – сын графа, надменный, уверенный в себе. Судя по его манерам, хозяева гостиницы нипочем не решились бы отказать ему.
– А ты сказал своей нареченной, – спросила она тихо, – что отправился искать меня? Чтобы в последний раз, на прощанье, как ты сам сказал, заняться со мной любовью? Прежде чем ворота монастыря вновь закроются за мной?
Магнус поднял на нее затуманенные желанием глаза.
– Идэйн, клянусь Крестом Господним…
Она оттолкнула его. Оторвав его руки от рукавов своего платья, спустила его до талии, потом перешагнула через него и принялась распускать шнуровку сорочки.
– Я люблю тебя, но ты недостоин этого, Магнус фитц Джулиан. – Она вздернула подбородок. – Ты дважды спасал мне жизнь, но все же по-прежнему считаешь себя выше бедной сироты, особенно теперь, когда некоторые называют ее ведьмой. Но с самого начала именно ты вел себя недостойно, а не я.
– Идэйн, дорогая! – только и мог произнести Магнус сдавленным голосом.
Она стояла перед ним обнаженная, в слабом свете свечи тело ее сверкало и казалось золотистым. Она принялась распускать волосы, и они золотым ливнем упали на ее плечи и спину.
Он потянулся к ней, но она отступила, не позволяя ему обнять себя. Магнус хмуро посмотрел на нее.
– Иисусе, Идэйн, имей ко мне хоть чуть-чуть доверия. Ты – моя единственная настоящая любовь, и я не сделаю тебе ничего плохого.
Она ответила ему только пристальным взглядом, и Магнус взорвался:
– Черт возьми, ты слушаешь? Браки заключаются не на небесах, а между отцами влиятельных семейств. Это узы, зависящие от происхождения и положения в обществе и одобренные королем. Чтобы жениться на тебе, я должен бросить вызов не только своему отцу, но и своему сюзерену, королю Генриху!
Отчаянным жестом Магнус запустил пятерню в волосы, но оказалось, что они коротко подстрижены. Выражение его лица было таким, что Идэйн чуть не расхохоталась.
Она толкнула его на пыльные мешки и занялась застежками его нагрудных лат. Он сказал, что она его любимая, что она его сердце и душа, но так ни разу и не сказал, что любит ее. А главное, он заявил, что скакал два дня только для того, чтобы «в последний раз заняться с ней любовью». И теперь она не знала, чему верить.
Чертыхнувшись, Магнус резко выпрямился, сел и через голову стянул тяжелые нагрудные латы. За этим последовали плащ и остальная одежда. Магнус потянулся к Идэйн, привлек ее к себе, и она оказалась на нем, их обнаженные тела переплелись. Его руки ласкали ее груди.
– Чего ты хочешь от меня, Идэйн? – спросил он хрипло. Его ноги раздвигали ее бедра, а восставшая плоть стремилась войти в нее. – Боже милостивый, ради тебя я взбирался на горы и переплывал моря, питал тебя и спасал тебе жизнь, сражался с твоим ручным тамплиером и победил его. Как еще мне доказать тебе свои чувства? Иисусе, иногда мне кажется, я не могу жить без тебя, что я должен видеть тебя, слушать и говорить с тобой или просто быть рядом. Клянусь, если бы смертному была доступна вечная любовь, я любил бы тебя вечно.
Его взгляд и голос были настолько полны страсти, что она не знала, что отвечать. Да в этом и не было особого смысла, твердила себе Идэйн. Она склонилась к нему, касаясь его своим обнаженным телом, встала над ним на колени, нежно целуя его во впадинку под подбородком, в плечи, в слегка заросшую волосами грудь. Его нагое тело было таким грациозным, таким сильным и мужественным. Таким мужским! Между тем он стремился к обладанию, и она чувствовала настойчивый нажим его плоти.
– Хочу, чтобы ты любил меня, – прошептала она и прижалась губами к его жаждущим губам. И в пылу страсти, в трепете чувств этот поцелуй показался ей по-новому и гораздо более волнующим, чем их первый поцелуй.
Идэйн знала, что и он чувствует то же самое. Он был горячим, как солнечный свет, и этот жар охватил все ее тело, глубоко проник в ее плоть. В ответ он застонал и прижал ее к себе еще теснее.
На мгновение он оторвался от ее губ и принялся покрывать поцелуями ее шею, обнаженные плечи, словно не мог насытиться этими поцелуями. Его горячий рот прижался к ее соскам, он чуть прикусил их, и от этого будто струя жидкого пламени забурлила в Идэйн, наполнив ее лоно нестерпимым желанием. Она вцепилась в его густые рыжие волосы, с губ ее срывались звуки, означавшие восторг и наслаждение. Она чувствовала, что тело ее стало влажным в самых потаенных местах. Она испытывала почти физическую боль и жажду ощутить его в своем теле. Тело ее извивалось под его ласками, похожими на муку, в то время как его пальцы раздвинули нежные складки ее плоти и осторожно, мучительно-нежно вторглись в нее. – Идэйн, ты хочешь меня?
Его глаза были затуманены. Дрожа от желания, Магнус смотрел на нее сверху вниз, потом его рот оказался рядом с ее ртом. Поцелуй этот был требовательным и полным страсти. Он отодвинулся только на мгновение и прошептал:
– Сядь на меня верхом, любовь моя, и возьми меня.
Она стояла над ним на коленях, его ладони лежали на ее грудях, пальцы его играли с ее сосками, дразня их, потом спустилась ниже и погладила внутреннюю поверхность бедер, и он продолжал их ласкать, пока она не затрепетала всем телом.
Пламя свечи колебалось, и на стенах сарая танцевали их тени. Они больше не видели золотых точек, не ощущали аромата цветов. В сарае господствовал запах, напоминающий аромат сандалового дерева, пахло янтарем и мукой, стоял дымный запах тумана. Идэйн сделала, как он просил, и целиком отдалась этому новому наслаждению. Он пожирал глазами пламя ее спутанных волос, ее припухшие от поцелуев губы и маленькие груди с блестящими розовыми сосками, вздымавшиеся от учащенного дыхания. И он овладел ею, мгновенно исторгнув у нее крик.
– Люби меня, Идэйн! Люби меня тоже! – хрипло воскликнул он, и тело его изогнулось под ней.
Он вел ее к пику наслаждения, заставляя забыть обо всем, кроме их взаимного желания. Нажим его плоти внутри ее был столь сильным, что она стонала и извивалась. Идэйн попыталась отстраниться, но тотчас прижалась к нему еще теснее.