И вдобавок ко всему с ней стали твориться какие-то странные вещи.

Она не могла сказать об этом Магнусу во время их поспешного бегства, да еще когда он все время был не в духе. Но, когда она была до пани­ки напугана в подземелье тамплиеров и обвалился сводчатый потолок, рыцари ухитрились выбраться из-под обломков невредимыми.

Из того, что сказал Асгард, она поняла, что тамплиеры сочли это знамением ее силы. Если это правда, с содроганием думала Идэйн, то она обла­дает силой, которой вовсе не хочет обладать. К тому же рядом постоянно был Магнус. Иногда, лежа в темной повозке рядом с мечу­щимся в жару и бреду Асгардом, Идэйн пыталась убедить себя, что Магнус прекрасен и отважен и что если бы не он, то она наверняка погибла бы. Не могла она забыть и тех божественных часов, что провела в его объятиях.

Но у нее все больше крепла уверенность, что его усилия спасти ее и это отчаянное бегство из Шотландии с риском оказаться между двумя сра­жающимися армиями означали, что Магнус на са­мом деле преследует только свою цель.

Разве не говорил он ей прежде, что хотел при­быть с нею ко двору своего сюзерена, чтобы она свидетельствовала в его пользу? И в сердцах Идэйн убеждала себя, что этой причины для него более чем достаточно, чтобы совершить все то, что он совершил.

Она начинала опасаться, что ее чувства к не­му ослепили ее и что Магнус был таким же, как все. Он тоже был склонен к насилию, вспыльчив и груб. Его яростный поединок с Асгардом у во­рот замка тамплиеров не шел у нее из головы. А также то, как он обращался с раненым, как же­лал попросту выбросить его в придорожную канаву.

Единственное, в чем Идэйн была уверена, – это то, что Магнус желал ее. Забираясь на ночь в повозку, она ловила на себе его взгляд. Он пожи­рал ее глазами, но глаза эти были мрачными. Ему тошно было видеть ее рядом с другим мужчиной, пусть даже раненым. Однажды он заворчал на нее:

– Клянусь распятием Христа, не спи там! Иди и ложись в другой повозке, со мной!

Эти слова слышал весь цыганский табор, по­тому что он хотел, чтобы его слышали. Идэйн сделала вид, будто не поняла его, и легла рядом с Асгардом, натянув на обоих плащ.

Ночью она долго не могла заснуть, ее мучили кошмарные воспоминания последних нескольких дней. Она вспоминала тамплиеров и их безумные поиски ясновидящей, чтобы узнать будущее и тайны Господни.

Магнус был уверен, что и король Уильям все еще разыскивает ее. Он и цыгане старались дер­жаться подальше от дорог, по которым марширо­вали войска, стараясь не столкнуться с колоннами рыцарей.

Когда наконец Идэйн уснула чутким и нерв­ным сном, ей приснились неприветливые холмы Шотландии. Во сне она видела Магнуса, пресле­довавшего ее, переходя из одной повозки в дру­гую. Он требовал, чтобы она спала с ним весь путь от Дамфриза. Но она отвергала его и пред­почитала мирно спать в объятиях Асгарда де ля Герша. Предвидение покинуло ее, и случилось это уже давным-давно.

Когда Идэйн проснулась, больше всего ее волновало именно это.

В деревнях они слышали о том, что в малень­ком городишке у реки Киркадлиз открывается рождественская ярмарка. Цыгане настояли на том, чтобы свернуть туда, заявив, что им нужно зара­ботать денег на будущее, когда Магнус, Идэйн и Асгард покинут их.

Лагерь разбили у реки на фермерском пастби­ще. Было так прекрасно оказаться близко у воды, хотя Магнусу пришлось заплатить фермеру за эту роскошь. Магнус пошел вместе с цыганами на яр­марку, чтобы откупить там место, где цыгане мог­ли бы чинить горшки и сковородки и продать ло­шадь или одного-двух мулов, а также узнать, разрешат ли цыганам развлекать народ разными фокусами.

Деревенский священник предупредил их, что гадание запрещено, но хозяин постоялого двора отвел Магнуса в сторону и сказал, что, если тот опустит в карман священника серебряный пенни, тот разрешит цыганам предсказывать судьбу. И даже разрешит цыганкам исполнять свои тан­цы, которыми они столь славятся, если они будут это делать потихоньку. Разумеется, нужно при­гласить посмотреть эти танцы и священника, но, конечно, бесплатно.

Магнус и его цыгане задержались на постоя­лом дворе, а когда вернулись, были изрядно пья­ны. Они разбудили Идэйн, а также всех цыган­ских собак и самого младшего отпрыска Тайроса. Этого шума нельзя было не услышать. Даже Асгард приоткрыл глаз, вглядываясь в темноту, потом отвернулся.

Идэйн знала, чего он хочет. Она приложила руку к его лбу и убедилась, что не ошиблась. Ко­жа – влажная и холодная, глаза больше не мут­ные. Лихорадка прошла – наступил перелом в болезни.

Идэйн вылезла из повозки и пошла за горш­ком, чтобы дать ему облегчиться. Потом отправи­лась в лес опорожнить сосуд. В тени под деревья­ми стоял Магнус.

– Боже милосердный, ты к тому же возишь­ся с его мочой! – проворчал он.

Прежде чем она успела что-то сделать, он вы­рвал у нее горшок и швырнул в кусты, в темноту. Потом обнял ее и прижал к себе так крепко, что она не могла сопротивляться.

– Я лежал в темноте и думал, сколько я для тебя сделал за последние несколько дней, – сказал он. – Я спас тебя от кораблекрушения и голодной смерти, я сражался за тебя с целой казармой тамплиеров, чтобы они не пожертвовали тобой ради осуществления своих безумных планов, а теперь должен смотреть, как ты спишь с одним из них и носишься с его дерьмом! И все это для того только, чтобы унизить меня перед толпой грязных цыган!

– Так ты считаешь, что я тебя унижаю?

Идэйн оттолкнула его обеими руками, лицо ее исказила гримаса отвращения. Она почувствовала в его дыхании запах вина и поняла, что он напился.

– Куда ты везешь меня? Ты ничего мне не сказал! Ты не спросил меня, хочу ли я объяснять твоему лорду Честеру, как ты потерял его кораб­ли. А я не хочу этого делать! Вот что, господин рыцарь, я хочу вернуться к добрым сестрам монастыря Сен-Сюльпис. Они меня любят и защи­тят от этой жестокой жизни!

– Хочешь вернуться в монастырь? – Он с изумлением смотрел на нее. – Как ты можешь говорить такое, когда ты знаешь, что я… Как ты можешь, когда мы…

Магнус понизил голос и оглянулся по сторонам.

– Когда мы лежали вместе, – наконец вы­давил он из себя, – и обменивались самыми неж­ными ласками и делили сладчайшие минуты в жизни. Неужели это ничего для тебя не значит? Клянусь, что никогда я не переживал ничего подобного… – Голос его сорвался.

Подняв на него глаза, Идэйн внезапно поня­ла, что, когда они находились в разлуке, у него были другие женщины. Она знала также и то, что сейчас он верил тому, что говорил: он не желал ни одной из них. И, когда занимался с ними любо­вью, думал только о ней.

И это было лучшее, что он мог бы сказать ей.

– Любимая… – услышала она его стон. Магнус привлек ее к себе, страстно поцело­вал, а потом увлек в темноту леса.

Они оказались на ложе из сухих листьев, по­верх которых Магнус разостлал свой подбитый мехом плащ. Несмотря на холод, снял с них обоих верхнюю одежду. Идэйн почувствовала, что он увлекает ее на мягкий и шелковистый куний мех. Магнус прошептал хрипло:

– Не дрожи, любовь моя, я накрою тебя сво­им телом и согрею тебя.

Но она не дрожала от морозного воздуха. Мех ласкал ее обнаженное тело, как нежный лунный свет – будто тонкие ледяные иголочки покалыва­ют кожу. Холодные звезды с высоты пронзали ее своими лучами.

Глаза его упивались красотой ее обнаженного, распростертого перед ним тела. Даже при свете зимних звезд тело ее казалось золотистым, краси­во выделяясь на фоне темного меха. И, обнажен­ный, он наклонился и поцеловал ее.

– Золотая Идэйн, – прошептал он, – ког­да я с тобой, мне не нужно рая. Это совсем не так, как… О Господи, как мне убедить тебя, что с то­бой у меня все совсем не так, как с другими?

Он покрыл ее лицо жаркими поцелуями, руки его потянулись к ней, чтобы приподнять ее и при­жать к себе – голова ее откинулась назад, тело выражало полную покорность, потом выгнулось дугой, готовое принять его. Чуть слышный стон слетел с ее губ.