— Сейчас кликну.
Ойка спустилась вниз почти тотчас же. Красные волосы, которые она еще не успела заплести в косы, искрами рассыпались по ее плечам и спине.
— Хольме! — поздоровалась она.
Хольме дождался, пока Вида выйдет из Круглой залы и плотно затворит за собой двери, и только тогда сказал:
— Я приехал поговорить!
А Арма, которая по обыкновению своему подслушивала, прижавшись к зазору между досками, рассказала потом Майнару о том, что, казалось ей, видела:
— И ведь глянь! Девка ведь не красавица, с нескладным костлявым туловом, с белой, что твое молоко, кожей, а уж на волосы без слез и не посмотришь — толстые, жесткие, словно проволока, огнем пыхают на темечке-то, а погляди, и на нее женихи нашлись!
Трикке, который тоже околачивался рядом с дверью, желая подслушать, о чем говорят Ойка с Хольме, уколола ревность. Он уже не хотел избавиться от Ойки, как раньше — в эти заботные дни он внезапно понял, что единственной живой душой на белом свете, кому можно было излить свои печали, были именно безродная ведьма из Олеймана. Ойка никогда не смеялась над ним, не отмахивалась, не дразнилась и, самое главное, никому не выдавала его тайн. В этой маленькой женщине он увидел своего единственного друга и потому не хотел делить ее с противным Хольме Кьелепдаровым!
— Чего это ему здесь нужно? — ревниво спросил он Ойку, когда Хольме отбыл из Угомлика. — Чего притащился?
Девочка посмотрела на него и впервые в жизни осмелилась взять обычно колючего Трикке за руку.
— Мы с ним друзья, Трикке. — сказала она тихо. — А с тобой — брат с сестрой.
И если раньше Трикке обругал бы Ойку за такое родство, то сейчас он лишь в ответ сжал ее белую тощую ладошку.
С того самого дня, как Цей навестил Архена в лавке, влюбленный в Иль торговец потерял всякий покой. В каждом прохожем ему чудился посланник государя, в каждом слове, обращенном к нему, неявный приказ. По улицам несчастный ходил, воровато оглядываясь и втянув голову в плечи. Уульме же, стоило им случайно встретиться на базаре, он даже в глаза не решался смотреть.
— Что я наделал? — причитал Архен, запершись в лавке.
Ему было пришла в голову мысль сбежать из Даиркарда, оставив торговлю на брата, но, справедливо решив, что государь через своих людей следит за ним и днем и ночью, Архен быстро передумал. Куда бы он ни поехал, куда бы ни пошел, Иркуль найдет его, а держать ответ за свой малодушный побег перед Цеем Архен хотел меньше всего на свете.
За дни ожидания вестей от охранителя Цея торговец золотом осунулся и посерел. Даже стук в дверь заставлял его подпрыгивать до потолка. Он даже стал закрывать лавку позже всех, надеясь, что даже редкие теперь покупатели удержат от него проклятого гридня. Каждый вечер, ложась спать, Архен благодарил богов за то, что и сегодня никто за ним не пришел, и просил их о том, чтобы и Иркуль и его люди позабыли про простого торговца навсегда.
Архен не знал, что причиной долгого молчания была вовсе не забывчивость телохранителя — Цей ждал, когда мастер хоть на миг останется один: в последние дни Уульме нанял еще людей и свет в мастерской не гас даже ночью. От зари до зари работники плавили стекло, выдавая Бопену по три корзины посуды разом, и Уульме, который трудился наравне со всеми, и вовсе перестал покидать мастерскую. Он перестал видеться даже с Иль и только передавал ей приветы через посыльных.
— Все работает, — докладывали Цею соглядатаи, кругом ходившие вокруг мастерской. — Заказов тьма.
Тридцать дней Уульме и его подмастерьем потребовалось, чтобы закончить работу. Тридцать дней Архен ждал вестей от Цея.
Когда телохранитель, одетый, как и прежде, в неприметный халат, вошел в лавку, у Архена подкосились ноги.
— Государь готов призвать тебя, — сообщил Цей, нависая над торговцем. — Ночью Уульме будет один.
И, увидев как побледнел, как затрясся от страха несчастный Архен, добавил:
— Иди и не бойся. Рядом будут слуги государя. Они тебя не дадут в обиду.
Архен слабо кивнул, а Цей выскользнул за дверь, оставив золотаря готовиться к встрече с Уульме.
Хоть Цей и убедил Архена в том, что Уульме его и пальцем не тронет, идти трезвым к мастеру на разговор он не решился. Достав бутылку вина, он плеснул себе для храбрости и, залпом выпив первую чашу, налил еще.
— Ночь длинная, — сказал он сам себе. — Никуда проклятый чужак от меня не денется…
За второй пошла и третья, а потом и четвертая. Золотарь не рассчитал свои силы и, упившись в усмерть, едва доволочил ноги до мастерской стеклодува.
— Открывай, хозяин! — заревел он, тарабаня по двери. — Отворяй!
Уульме, который уже проводил своих работников и сам собирался лечь спать, не сразу отпер незваному гостю:
— Чего нужно? — спросил он, распахивая двери.
Архен, оттолкнув его, грузно ввалился в мастерскую, опрокинув стоявший на входе ящик с посудой.
— Разговор к тебе есть, пришлак, — едва ворочая языком ответил Архен. — Столько времени бок о бок торгуем, а поговорить и не говорили не разу.
— Разве сейчас подходящее время? Приходи завтра, когда проспишься, коль хочешь поговорить.
Архен поднял на него пьяные глаза и засмеялся:
— Зачем ты приехал в нашу страну? Чой тебе дома не сиделось? Расскажи, а я послушаю.
Уульме молчал, думая, как вытолкать хмельного гостя, не переломав ему при этом костей.
— Расскажи, — не унимался Архен, плюхаясь на топчан. — Иль сказать нечего? Или стыдишься ты себя, раз молчишь?
— Убирайся вон, — негромко, но строго ответил ему Уульме.
— Живешь тут, жену себе взял из наших, торгуешь вместе со всеми, а никто про тебя и не знает ничего… Не дело это, пришлак, средь людей ведь живешь…
Значит, дело в Иль! — догадался Уульме и сказал:
— Я с тобой дел не веду, чтобы тебе докладываться.
Архен оглядел мастерскую и тяжело встал.
— А придется, — пробормотал он и двинул на оннарца.
И тут же неуклюже рухнул на пол, запнувшись о ножку стола, на котором на зеленом сукне стояли фигурки стеклянных коней. Осколки разлетелись по всей мастерской, блестя в отсвете тусклой свечи как настоящие алмазы.
— Ай! — вкрикнул Архен. Стараясь подняться на ноги, он нечаянно порезал руку и теперь, моргая, глядел на алую кровь, капающую на деревянный пол.
— Вставай да уходи! — сказал Уульме, поднимая Архена за ворот халата. — Убирайся, пока я не вышвырнул тебя сам.
Но не успел он договорить, как в лавку ворвалось четверо мужчин, одетых в платье и доспехи городских стражником.
— Кровь нордарца! — закричал один из них, и Уульме сразу догадался, что Архен был лишь одним из исполнителей чужого замысла.
— Взять его! — отдал приказ начальник стражи.
Уульме рванул прибитый к стене поставец и, что было сил толкнул его от себя. Стеклянный дождь осыпал его убийц. Боль от неглубоких, но острых порезов на миг остановила стражников. Но Уульме знал, что он лишь отсрочил свой конец. На этот раз он не спасется, умрет.
Пьяный купец старался отползти поближе к двери.
— Убей, — приказал начальник, кивая на Архена. И тотчас же один из его воинов пригвоздил несчастного к полу. Тот всхрипнул и вытянулся на досках.
Уульме видел все. И ярость, та самая ярость, которая уже однажды спасла его в настоящей кровавой драке, вновь закипела в нем. Пусть он уже, считай, и мертв, как и глупый купец, но он не сдастся без боя. Он вытащил свой кинжал, который всегда висел у него на поясе, и бросился навстречу собственной смерти.
В тесной и уже темной мастерской биться было не с руки как Уульме, так и его противникам. Падали и разбивались стеклянные поделки, переворачивались столы, звенела сталь, раздавались громкие проклятья. Подосланным убийцам не удалось быстро разделаться с простым мастером, как рассчитывал Цей. А шум, тем временем, привлек внимание запозднившихся торговцев и нищих попрошаек, которые еще оставались на базаре.
