«Волки» уходили в леса, на этот раз угроза миновала…

— Где же Всеволод?! — нетерпеливо подлетела Настасья к отцу, расталкивая толпу.

— В град свой заехал, глянуть — что да как, и за вами в Бежск собирался, — успокоил ее отец. — Кто ж знал, что ты здесь уже? — улыбнулся он.

— Что же вы так долго не ехали? — это уже Елена, не скрывая безбрежного счастья, подплыла к супружнику.

Торопливо поклонилась мужу, соблюдая на людях положенные приличия, но не сдержалась и чмокнула его в поросшую жесткой бородой щеку.

— Как отпустили, так и поехали, — проворчал Димитрий, краснея как мальчишка.

Дальше при народе они уж говорить не стали. Димитрий поклонился на все четыре стороны, благодаря людей за стойкость, велел вынести мешки с житом на гостинцы.

Радостно отбивали победу колокола, мужички таскали раненых и убитых. Все были возбуждены, не отойдя от хмеля битвы.

Уже в теплой горнице, потрапезничав, Настасья снова пристала к отцу с расспросами:

— А за Карпаты вы с погаными не ходили?

— Нет, собирались, держали нас подле, думали выступать, да что-то там не заладилось. Так и пустили, — Димитрий убрал русые кудри со лба, расслабленно откидываясь на лавке. — Вот и к вам поспели.

— А Всеволод… — Настасья запнулась, — Всеволод из Дмитрова вести получал, от посадника Домогоста гонцы приезжали?

— Не было никого, кроме людей Ростислава, они-то нам и поведали, что ты с княжичем и княжной в Бежск сбежала от замятни[1]. Всеволод злился, что помочь не может, домой рвался, я его еле сдержал. Опасно было так-то, своевольно, уйти.

«Не было никого? — задумалась Настасья. — А куда же люди Домогоста делись? Сгинули, убили их, перехватив по дороге. Других объяснений нет. Значит и грамотица та, страшная, от Всеволода — подделка».

— А Ермила, боярин мужа, как в Дмитров попал, его Всеволод отпустил? — Настасье надо было соединить все ниточки.

— Лис этот? — хмыкнул Димитрий. — Крепко больным сказался, прям помирал, кровью кашлял. Всеволод его и пустил, правда следить за ним своих людей приставил. Да только кости их обглоданные мы давеча на пути нашли, собаки с нами были, почуяли, мы по драным одежам и опознали покойников. Так вот, — князь Чернореченский внимательно посмотрел на дочь. — Теперь уж муж твой знает, кто ему друг, а кто враг. Сам должен со своими людьми разобраться.

— Я завтра поутру вместе с Растиславом тоже в Бежск поеду, — засуетилась Настасья, — на встречу мужу, быстрее увидимся. Возьмешь меня, братец? — перегнулась она к Бежскому князю.

— Поедем, чего ж не взять? — улыбнулся Ростислав.

— Нет, — это встала из-за стола Елена, — никуда ты не поедешь.

Настасья изумленно уставилась на мать.

— Но там же Всеволод! — горячо возразила она.

— Вот пусть этот Всеволод сам за женой сюда и явится да домой в град свой у всех на глазах заберет, — мрачно произнесла Елена, переглядываясь со своим князем. — Довольно с тебя унижений. Наша дочь обузой никому не будет. Мы ему самое дорогое отдали, а он нос воротил.

— Но у нас же потом… — робко попыталась переубедить мать Настасья.

— Вот пусть и докажет, что ты ему жена.

— Он гордец, может сам и не явиться, — скорее себе, чем родителям и брату, призналась Настасья.

— Стало быть к лучшему. Другого тебе мужа сыщем, не хуже, — отрезала мать, показывая всем видом, что молить ее бесполезно.

Елена могла быть железной, Настасье оставалось лишь смириться. Если бы молодая жена была уверена в чувствах супружника, то проявила бы не меньшее упрямство, чем мать, босой бы к любимому побежала, никто бы и остановить не сумел, но в том-то и дело, что в глубине души Настасья с матушкой была согласна. Это пугало, жгло изнутри и вызывало отчаянье. Приедет ли?

Дни потянулись тревожной, унылой чередой: один, второй, третий. Сколько времени нужно, чтобы обернуться сначала от Дмитрова к Бежску, а потом уж к Черноречью? Больше седмицы. Да еще в Дмитрове могли задержать, вороги все ж кругом, мог и не сразу выехать, а в Бежске детей собрать, а если Иваша захворал? Настасья бродила тенью по родному терему, погруженная в себя. Мать, как могла, пыталась ее отвлечь, то усаживая рядом с собой за вышивкой, приправляя работу шутками и местными сплетнями, то затягивая песню, то балуя дочь пирогами да медовыми коврижками. Все напрасно. Настасью тянуло на крепостную стену, была б ее воля, она бы не слезала с городни, высматривая закатную дорогу.

И всадники появились, небольшой отряд приехал не с запада, как ожидалось, а от Дмитрова, с полуденной стороны. Настасья еще издали сразу признала скакавшего впереди одного из ближайших гридней Всеволода Путшу. Вот только самого Всеволода меж дмитровских гостей не было. Неприятные предчувствия перехватили дыхание, словно невидимая рука легла на шею и начала душить.

Гонцам отворили ворота, они въехали в град. Настасье хотелось выбежать навстречу, но сдержалась. Князь Чернореченский повелел привести посланника Путшу в гридницу. Крепкий, хоть и приземистый, дмитровский гридень тряхнул темно-русыми кудрями, быстро стрельнул глазами в сторону Настасьи и вежливо поклонился князю и княгине Чернореченским.

— С какими вестями пожаловал? — с видимым спокойствием спросил Димитрий, скользя по гонцу испытывающим взглядом.

— Наш князь, Всеволод, з-зла на княгиню свою не д-держит, — с легким заиканием произнес гонец, — отпускает ее с добром. В-велел кланяться.

«Отпускает?» «Что значит «отпускает»»? — голова начала кружиться, а лицо кудрявого гридня расплываться. «Стоять, сильной надо быть!» — приказала себе Настасья, выпрямляясь.

— Это все? — так же с ледяным спокойствием произнес Димитрий.

— Все, к-княже, — еще раз поклонился Путша.

— Здрав ли княжич Иван и княжна Параскева? — сухо произнесла Настасья, не узнавая своего такого же спокойного, как у отца голоса.

— Все з-здравы, — не выдержал взгляда карих очей гонец и отвел глаза.

— Ну, так не держим, можешь возвращаться, — поднялся Димитрий, небрежно махнув гонцу рукой.

— А куда спешить? — вдруг тоже поднялась Елена, легкая усмешка заиграла на ее губах. — Пусть гостюшки переночуют, в баньке попарятся, чай, добрую весть принесли, князь же Всеволод зла не держит, так ведь? — сделала она шаг к растерявшемуся гонцу.

— То т-так, светлейшая, так, — растерянно закачал головой Путша, — что с полюбовником с-сбежала, князь не… гневается.

— Вот видишь, новость-то какая славная, — хлопнула Елена в ладоши. — Эй, — кликнула она своих гридней, — попарить гостей, да покрепче.

— Да мы п-поедем, пора уж нам, — попятился Путша, шарахаясь от чернореченских воев, — к-князь велел сразу назад ехать.

— Успеете, — рявкнул Димитрий, поддержав жену.

Настасья уже плохо соображала, что происходит, ей уж то было не интересно, развернувшись, она побрела, не разбирая дороги. «Отпускает! Что дурную животину! Вот так, не разобравшись! А Параскева, неужели ему все не рассказала, как Борятка сына его чуть не убил, как я спасти Ивашу хотела, неужели пощечину лишь вспомнила? Как же так? Или он ей не поверил, настолько его там накрутили? Отпускает!»

Дорогу ей перегородил Кряж, неожиданно вывернувший из-за угла.

— Слышал, Путша приехал? Сказал, Всеволод меня отпускает, — страшным голосом промолвила Настасья. — Не жена я ему больше. Так вот.

— Путша — десная[1] рука Всеволода, и в степь с ним ходил, — пробормотал Кряж. — Неужто все правда? Дак это он сгоряча, должно, прямо из Дмитрова Путшу заслал, до Бежска еще не добравшись, а с княжной встретится, она ему все поведает, как оно на самом деле было, так и передумает.

Кряж, как мог, подбадривающе улыбнулся.

— После такого позора, я сама уж не поеду, чай, я княжья дщерь, а не холопка ему. Ты можешь в Дмитров вернуться, коли пожелаешь, я не держу, — Настасья больно прикусила губу, чтобы не расплакаться.