«Теперь она обо мне только эту оплеуху будет вспоминать», — застонала Настасья, ныряя в погреб вслед за Борятой. Он пропустил ее вперед, не выпуская Ивана, задвинул внутренний запор. «Откуда эта задвижка изнутри, никогда ведь не было? Сегодня приколотил?» — Настасья удивленно разглядывала мощный железный затвор, отделяющий сейчас ее от внешнего мира.

Заметили ли их со двора? Может и заметили. Теперь княгине никогда не отмыться, даже если живой останется. Бежала с полюбовником — все верно, не зря ее подозревали. Только Прасковья смогла бы защитить честь мачехи. Но Настасья сейчас собственной рукой сделала падчерицу снова чужой. Девчонка и не поняла ничего, кто знает, что она потом отцу расскажет? Что мачеха ее ударила и с собой из осажденного терема не забрала? У детей ведь все может в головушке перемешаться.

Вся ненависть Настасьи к обидчикам сейчас сосредоточилась на этой еще по-юношески щуплой спине Боряты.

Беленые ступени погреба уводили все дальше и дальше. Побежит ли следом погоня? Сумеет ли выломать дверь? Вдоль стен замелькали припасы: мешки, бочки, полки с крынками. Настасья незаметно взяла одну из увесистых крынок. Борята уверенно вел к кругу света, это у распахнутого настежь подземелья стоял зажженный светец. Видать не только Фекла, но многие из княжьего окружения знали о тайном ходе.

На миг Борята нагнулся, чтобы подобрать светец, этого оказалось достаточно — Настасья со всего размаха грохнула крынку о его курчавую макушку. Парень зашатался, обмяк. В последний момент княгиня вырвала сына из ослабевших рук. Обхватив голову растопыренными пальцами, Борята застонал.

Княгиня не стала дожидаться, пока он очухается. Подняв светец, она перенесла трепещущее пламя в подземелье, а потом и сама с Иваном нырнула в черную нору. Тайная дверь с шумом захлопнулась, Настасья щелкнула задвижкой. Все, теперь только одна дорога — вперед!

Стоит ли идти вперед? Настасья так быстро нырнула в подземелье, что не успела и подумать — а что ждет ее впереди. Может стоит вернуться, обойти корчащегося Боряту, отпереть дверь и побежать обратно к дому? Но там для нее верная смерть, бой шел уже в тереме, так чего же ждать? Кто-нибудь обязательно крикнет, что видел ее с полюбовником. А дальше разъяренная толпа выволочет ее за волосы на площадь, обложит дровами и подпалит, а может сразу забьют. А что впереди? Если Борята сказал правду и хотел просто ее спасти, то в церкви никого нет, можно отсидеться и попросить священников помочь добраться до монастыря. Это слабенькая, но все же возможность на спасение.

А если там все ж ловушка, то не будут же они ее трогать под святыми сводами? Надо идти вперед. Настасья удобней перехватила Ивана, проворковала что-то ему успокаивающее и побрела вдоль сырых стен, подпертых дубовыми лагами. Сюда сквозь толщу земли не доносилось ни звука; абсолютная тишина действовала угнетающе — готовая могила. Настасья ускорила шаг. Светец нервно трепыхался, грозя в любой момент погаснуть. Сначала ход вел вниз под уклон, потом выровнялся, и вот под ногами стали появляться первые ступени, подземелье поползло наверх. Где-то рядом должен быть выход.

Настасья наткнулась на грубо-сколоченную лестницу и, оставив внизу светец, стала вместе с Иваном карабкаться вверх к своду. Под потолком оказалась затворенная деревянная крышка. Настасья уперлась в нее рукой, тяжелая дверь лишь слегка приоткрылась, показав щель света. Тяжело!

— Погоди сынок. Я так не смогу. Я сейчас тебя вниз спущу, на пол поставлю. Открою двумя руками, а потом за тобой вернусь. Хорошо?

Но Иван испуганно обеими ручонками намертво вцепился в шею матери, не желая слезать. Как своим крохотным разумом он мог решить, что сейчас его оставят так же, как и Прасковью? Оторвать его от себя у Настасьи не было ни сил, ни желания. Она снова полезла вверх вместе с сыном на руках. Уперлась хребтом и рукой одновременно, вкладывая остаток сил, и тяжелая крышка не сразу, но все же со скрипом откинулась.

Настасья высунула голову, оглянулась: тайная дверь находилась аккурат за гробницей княгини Ефросиньи. Настасья вытащила Ивана, выскользнула сама и захлопнула подземелье. У алтаря горели свечами две вощаницы[1], освещая большой круг пространства. Никого не было видно, лишь суровые лики святых взирали на беглянку, да печально прижимала к себе сына Богородица.

«Может не обманул меня Борята?» — едва успела подумать Настасья, как из-за столба-колонны с ехидным выражением пригожего лица вышел Микула. «Щелк, мышеловка захлопнулась!»

— А вот и княгиня пожаловала, заждались уж, — развел злодей руками с показным радушием.

За спиной Микулы появились вооруженные воины. Настасья невольно попятилась, прижавшись спиной к гробнице первой княгини.

— А где ж полюбовничек? — привстав немного на цыпочки, заглянул в угол красавчик-боярин. — Мы-то думали, вы вдвоем выйдете. На торгу уж истомились в ожидании.

С осознанием обреченной Настасья медленно переваривала уже совсем ненужные мысли: «Так вот значит как! Мало доказательств вины, а вот если меня с полюбовником выволокут, все сомнения отпадут, кто, и в стороне стоял, накинется. Зачем же Борята на это согласился? Это ж верная смерть? Ведь и его затопчут, уж не пожалеют. Или он действительно не знал, что за ним следят, а может они его потом отбить пообещали? Хоть бы этот дурень за мной следом не вылез, надо было его посильней огреть».

— Я в Божьем храме, не посмеете тронуть! — и сама не веря своим словам все же произнесла она.

— Да кто ж тебя трогать будет, вытолкаем за двери, да и все, — хмыкнул Микула. — Да не бойся, шучу я. Не трону я тебя, поживешь еще, — прищурил он левый глаз. — Эй, Подвиз, иди к двери следить, как народ пройдет да совсем стемнеет, знак подашь.

Один из воев побежал к боковому входу. Микула расслабленно оперся о колонну, скрестив руки на груди.

«Что он задумал? Почему не выдает меня?» Настасья сквозь одежду чувствовала холод каменной гробницы.

— Зачем тебе это нужно было? Ведь ты же и при Всеволоде все имел, или ты за то, что он тебя на пиру тогда приложил, мстишь? — начала выспрашивать она, чтобы побороть панический страх, заглядывающий в душу.

— Тоже мне невидаль, — равнодушно пожал плечами Микула, — да твой муженек во хмелю тумаки на право и налево раздает, уж попривыкли. Али не доставалось еще?

— Не доставалось, — с вызовом бросила ему княгиня.

— Теперь уж и не достанется, — мрачно произнес Микула, не предвещая Настасье ничего хорошего. — Я тебя сжигать не собирался, в монастырь упечь хотел, то так. Это уж Ермила чудит, и не знаю, что ты ему там худого сделала.

— Я ли? Или муж мой? Чего вам не доставало? — упрямо проговорила она.

— Отойдите чуть, мне с княгиней потолковать нужно, — кивнул головой своим людям Микула.

Вои послушно отпрянули в сторону и скрылись за колоннадой.

— Мне власть нужна, все остальное у меня есть, — с усмешкой произнес красавчик. — Хорошо, что княжну с собой не притащила, чуть подрастет, я на ней женюсь, а так придушить пришлось бы, уж больно много увидела бы.

Камень, впивающийся в поясницу, показался ледяной глыбой. Представилась хрупкая Прасковья с трогательно оттопыренными ушками. Ироды, настоящие Ироды!

— Какая власть? Не будет Всеволода, новый князь стол захватит, — выдала Настасья сквозь зубы.

— А с чего ты взяла, что Всеволода не будет? Мы его убивать не собираемся, — Микула отделился от стены и подошел ближе к княгине. — Споить по-тихому да сделать так, чтобы он разума лишился, это да. И все у нас получалось, пока ты не появилась, — сверкая глазами, прорычал он. — Я бы дядькой Ивана стал, и при помешанном князе в посадники выбился, а там на княжне женился бы, и кто знает…

— Так зачем вы меня сами сюда притащили, Всеволода уламывали жениться?! Он же не хотел! — Настасья ничего не понимала, все плясало в голове, не желая выстраиваться в цепочку — петелька за петелькой.