Сидя прямо на полу, рыжий верзила играл в кости с безногим, туловище которого покоилось на деревянной доске с колесиками. В другом месте музыканты наигрывали сарабанду, а цыганка в кричащем платье похотливо изгибалась в танце под ритмичное хлопанье нескольких зрителей. Молоденькая девушка кормила грудью пухлощекого младенца, тогда как другая лупила какого-то повесу, кидавшего в нее глиняные шарики.

Взгляд Изабо метался по залу, подмечая все и не останавливаясь ни на чем. Ее поразила эта веселящаяся нищета.

Но вдруг музыка смолкла: цыганка увидела Крокмитена и прервала танец. Легко крутанувшись в заключительном па, она упала перед ним на колени в почтительном реверансе. Этого движения оказалось достаточно, чтобы все взгляды обратились к королю шутов, после чего уважительно потупились.

Крокмитен, казалось, и не заметил всеобщего внимания, объектом которого он был. Он ласково провел рукой по агатовым волосам девушки. Та подняла на него такие горящие диким огнем глаза, что Изабо стало неловко. Крокмитен нарушил тишину словами:

— Друзья мои, вот красавица, о которой я вам говорил. Иза…

Своими ручками он взял Изабо за руку. Она затрепетала. И сразу же мужчины, женщины, дети в едином порыве заколотили руками по гробам, по полу, по стенам, подняв оглушительный шум. Изабо почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Все они пугали ее своими исхудавшими лицами, почерневшими или пожелтевшими зубами, оскаленными в игривых улыбках. Они вставали и приближались к ней в своих лохмотьях, приветливые, но пугающие в своей массе. Изабо повернулась к Крокмитену. Цыганка, обвив его шею руками, впилась в губы карлика. Изабо почувствовала, как ноги ее стали ватными. Она попятилась к двери, уверенная, что переживает еще один кошмар.

Когда она завопила, все остановились, но Изабо больше ничего не видела. Бесконечная ночь поглотила ее.

Смоченным в чистой воде платком Филиппус стер пятна в уголках губ Франсуа, надеясь таким образом смягчить действие яда. Затем, убедившись, что пульс ровный, хотя и учащенный, он решился.

У него не было другого оружия, кроме кухонного ножа. Правда, он хотел пронести в комнату свой кинжал, но побоялся привлечь к себе внимание: вооруженный, он насторожит убийц.

Доверившись своему инстинкту, он нажал на камень в камине. За спиной гудело пламя, раздуваемое поступающим из проема прогорклым воздухом. Сквозь камзол он ощущал жар, тогда как грудь обдавало холодом.

Он зажег заранее приготовленный факел и стал спускаться по каменным ступенькам. Поставив ногу на третью, услышал щелчок — плита за ним сама встала на место. Холодные мурашки пробежали по спине. Теперь путь назад был отрезан. Он стал заложником своего безрассудства.

Проход со скользкими ступенями был узким, проложенным прямо в стене. Вообще-то он проходил между двух стен, и Филиппусу подумалось, что сделан он специально во время строительства крепости. Но вот почему о нем не знали владельцы замка, на этот вопрос ответа не было.

Он сосредоточил все внимание на спуске. Временами он ощущал на лице струю свежего воздуха, и тогда колебалось пламя факела. Оказалось, в стыках между каменными блоками тут и там были проделаны небольшие отверстия, о существовании которых невозможно заподозрить снаружи.

Вскоре стены из бутового камня и песчаного известняка сменились скалистыми, и Филиппус ощутил под ногами сыпучий грунт подземного хода. Из-под ног с писком разбегались крысы, а проход то расширялся, то сужался. Врач долго продвигался вперед, руководствуясь только интуицией и едва заметными следами, особенно когда встречались ответвления, ведущие неизвестно куда.

Был момент, когда он начал жалеть о своей авантюре, которая могла закончиться бесконечным блужданием в этом лабиринте. Возникло непреодолимое желание повернуть назад, но он заставил себя успокоиться и начать размышлять. А размышления всегда приводят к решениям.

Сев на камень, Филиппус стал восстанавливать в памяти пройденный путь. Все встречавшиеся ему ответвления, похоже, уходили вверх. Следовательно, в замок можно было попасть из разных мест. Но если не известно, откуда именно пришла та девушка, логично предположить, что следует продолжить путь по наклонному проходу. Остается узнать, куда приведет этот коридор.

Молодой человек тяжело встал. Обувь его промокла и стало зябко. Чтобы согреться, он ускорил шаг. На одном из поворотов он споткнулся о выступающий камень. Машинально схватился рукой за стену, но выронил факел, который, попав в лужу, сразу потух. Филиппус с проклятиями стал массировать ушибленную лодыжку. Непроницаемый мрак окутал его. Ощупывая стены руками, он, осторожно ступая, стал двигаться дальше вслепую. Иногда попадались новые ответвления, но они встречались все реже и реже. Это приободрило его, да и пол под ногами становился горизонтальней. Доктор расслабился, тем более что привыкшие к темноте глаза уже угадывали контуры тянувшегося впереди коридора.

И вдруг нога его куда-то провалилась, и он потерял равновесие. Он попытался уцепиться за стену и вытащить попавшую в трещину ногу, но та крепко застряла в ней. Сильнейшая боль вырвалась из него звериным воем. Он рухнул поперек прохода, а голова его с глухим стуком ударилась о стену. Он даже не успел подумать, что ему конец. Сознание покинуло его.

Когда Изабо очнулась, первое, что она увидела, было озабоченное лицо цыганки, которая смачивала ей виски. И тотчас после того как она открыла глаза, на нее нахлынул недавний страх, заставивший вновь задрожать, как в ознобе. Лильвия положила ей на лоб прохладную ладонь с кольцами на пальцах и прошептала:

— Не надо, красотка Иза! Ты здесь в безопасности. Никто не желает тебе зла, успокойся.

Вкрадчивый голос с сильным акцентом, ладонь, поглаживающая волосы, вдохнули в нее немного теплоты. Изабо закрыла глаза и лежала неподвижно, давая сердцу успокоиться. Чувственным, мелодичным голосом цыганка затянула колыбельную. Слова были непонятны Изабо, но песенка воскресила далекие образы. Она увидела лицо бабушки, склонившееся над ней, ее длинные пальцы, гладившие непокорные волосы внучки. Вспомнилась ей и эта колыбельная… Улетали все печали, и девочка, посасывая большой палец, засыпала. Эту же колыбельную напевала Лоралине и она.

Понемногу страх отступал. Когда она вновь открыла уже ставшие спокойными глаза, цыганка по-матерински нежно улыбнулась ей.

— Где я? — спросила Изабо.

— В покоях короля. Эта комната и зал, который ты видела — наше потайное убежище, оно находится под церковью. А все наши очень огорчены, они не хотели тебя пугать. Они приветствовали тебя. Слушай! — добавила она.

Изабо прислушалась, но услышала лишь тишину.

— Я ничего не слышу.

— Правильно. Они все настороже, потому и примолкли. Могу поспорить, что один из них приложил ухо к двери, а остальные затаили дыхание. Они ждут, когда ты выйдешь, Иза. Красота их зачаровывает! Такого богатства у них никогда не будет, поэтому они относятся к ней с большим почтением. А ты красива…

Изабо почувствовала, что краснеет под упорным взглядом цыганки.

— А где Крокмитен? — спросила она, чтобы скрыть смущение.

— Здесь, там, везде, — засмеялась цыганка. — Он — король.

Она подвинулась, взяла Изабо за руку, помогая ей подняться. Изабо приподнялась на ложе, села и с любопытством стала разглядывать место, где только что очутилась. Все вокруг нее дышало богатством и роскошью: сосуды из золота и серебра, драгоценные камни, сказочные ткани, гобелены и ковры.

Цыганка коснулась ее руки.

— Ты все еще боишься, Иза? — ласково спросила она.

Изабо виновато улыбнулась в ответ. Нет, ей уже совсем не страшно. Какая же она была глупая!

Она встала, цыганка подвела ее к двери. Лильвия заглянула в замочную скважину, потом с хитрым видом повернулась к женщине и жестом пригласила последовать ее примеру. Изабо приникла к скважине, с другой стороны на нее смотрел глаз. Ойкнув, она отпрянула.