— Только подумай, — прошептала она, — через двадцать четыре часа это маленькое местечко будет сметено потоком огня… А может, и раньше.

Она заглушила его смех губами.

Они старательно искали нужную позу.

Спарта предупредила, поколебавшись:

— Знаешь, у меня есть места, где нужно быть осторожным.

— Я буду осторожен везде.

— Я серьезно. Вот, и вот… — Она показала ему оперированные места. — Они очень чувствительны.

— Хм. Ты мне все это объяснишь, или мне придется принять это на веру?

— Я все объясню. Позже.

Много позже Блейк сидел на краю койки, свесив ногу через край, и наблюдал за ней в свете единственного фонаря, почти полностью притушенного. Даже полностью обнаженное, длинноногое, с маленькой грудью тело,  в этом эксцентричном свете, было просто человеческим, ничто не указывало на обратное.

Для ее чувствительного к инфракрасному излучению зрения, Блейк представлял гораздо более яркое изображение, потому что он светился жаром везде, где кровь текла по его венам. Она забавлялась, наблюдая, как тепло медленно перераспределяется по его телу.

— Хочешь спать? — спросила она.

— Нет, а ты?

— А я очень, просто смертельно устала. Ты хотел, чтобы я объяснила в чем я отличаюсь от остальных людей. Но это очень длинная история. Правда, кое-что ты уже знаешь, но давай все же отложим этот разговор на потом.

 В дальнем конце ледяной пещеры Билл Хокинс лежал один на своей койке и смотрел открытыми глазами в кромешную тьму. С прибытием инспектора Трой и, следовательно, с  приближением старта «Вентриса» Форстер наконец вывел беднягу Хокинса из-под яркого света прожекторов и спрятал вместе с остальными членами экспедиции. Ему стало немного легче, после того как он покинул отель «Ганимед», который теперь ассоциировался у него лишь с горькими воспоминаниями.

Он снова и снова прокручивал в голове те несколько часов, которые провел с Марианной, отмечая, что одни и те же события выглядят немного по-другому каждый раз, когда он их анализирует. С каждым разом его поведение выглядело в его глазах все хуже и хуже.

Все началось на следующее утро после их первой ночи, когда она стала его любовницей. Она объявила ему, что отменила остаток своего грандиозного тура и при этом ее зеленые глаза прямо светились от радости. Он превратил ее улыбку в гнев своим неодобрением — он прочитал ей лекцию о расширении ее знаний о мирах и т. д. И что, в конце концов, она собиралась делать на Ганимеде  без него? Она ответила, что как-нибудь найдет себе занятие, пока он не вернется с Амальтеи. — В конце концов он сам говорил, что двух недель недостаточно, чтобы узнать Ганимед… У него хватило ума отступить, но только после того, как она обвинила его в том, что он говорит, как ее мамаша. 

Дальше стало еще хуже. Хокинс был из тех, кто не соображает того, что не всегда стоит давать понять человеку, что он ошибается, говорит глупость. Например, что Венера когда-то была кометой, или что древние инопланетные астронавты бульдозерами расчищали взлетно-посадочные полосы в перуанской пустыне, и даже когда она делала другие мелкие ошибки, гораздо менее вопиющие. Возможно, она терпела это лечение дольше, чем следовало бы, поскольку остро осознавала разрозненность своего образования.

Но в конце концов ей это надоело и она стала бороться за свое самоуважение. А Хокинсу не повезло, что она решила опираться при этом на теорию сэра Рэндольфа Мэйса. В Мэйсе ее приводила в восторг его поистине необычайная эрудиция и яркая идея. А Хокинса возмущало в Мэйсе, то,  что он факты, по отдельности неопровержимые, притягивая за уши, располагал таким образом, чтобы они подтверждали его теорию.

 Чем больше она защищала Мэйса, тем больше Хокинс нападал на него. Разумеется, Хокинс всегда побеждал в спорах. Но, оглядываясь назад, казалось неизбежным, что Рэндольф Мэйс появится лично во время одного из их небольших дебатов.

Теперь Хокинс мог на досуге поразмышлять о своих победах, приведших к катастрофическому поражению. 

Огромный купол возвышался над полосатой ледяной равниной порта; большие изогнутые окна из черного стекла открывали панорамный вид. Через одно из них Рэндольф Мэйс лениво наблюдал за багги, несущимся по льду.

Мэйс стоял чуть в стороне от толпы журналистов, собравшихся, чтобы взять интервью у инспектора Эллен Трой и профессора Дж. Форстера.  Его новая ассистентка, вытянув шею, уставилась на плотно закрытую дверь, откуда они должны были появиться.

— Разве мы не должны быть ближе? — Беспокоилась Марианна. — Они же будут здесь с минуты на минуту. Отсюда плохо видно.

— Позиция у нас хорошая — видно замечательно. Не суетись. — Отрезал Мейс, положив конец дискуссии. Говорил он своему воротнику, там был вколот микрофон, а слышала его Марианна с помощью шарика в ее ухе. К его удивлению, Марианна оказалась далеко не бесполезной; более того, она показала себя весьма искусной в организации поездок и встреч. И вообще была неплохим секретарем. Она даже не отказалась нести его багаж.

Профессор Форстер вошел через дверь первым, за ним последовали остальные члены его команды. Последней на помост поднялась инспектор Эллен Трой, одетая в голубую форму Комитета Космического Контроля.

— Доброе утро, леди и джентльмены, — начал Форстер. — Я хотел бы начать с …

Раздавшиеся крики не дали ему говорить:

— Почему ты избегаешь прессы, Форстер?

— Что ты прячешь?

— Трой! Инспектор Трой! Разве это не правда…

— Трой! …

…ты была заперта в психушке в течение последних двенадцати месяцев?

— …пыталась убить Говарда Фалькона и сорвать экспедицию Кон-Тики?

Форстер закрыл рот с почти слышимым щелчком, вздернул подбородок и свирепо посмотрел из-под рыжеватых бровей, ожидая, когда вопрошающие устанут. Наконец в какофонии наступило затишье.

— Я зачитаю краткое заявление, — сказал он, прочищая горло и рыча. — Вопросы потом.

Вновь раздались крики, но большинство репортеров, поняв, что Форстер будет продолжать игнорировать их, пока ему не дадут возможность прочитать подготовленное заявление, повернулись к своим товарищам и шикнули на них.

— Спасибо, — сказал Форстер в угрюмой и выжидательной тишине. — Позвольте представить вам участников экспедиции на Амальтею. Командир нашего корабля — пилот Джозефа Уолш, инженер Ангус Мак-Нил, наш штурман Энтони Гроувз. Помогать мне в наземных операциях будут доктор Уильям Хокинс и мистер Блейк Редфилд. Инспектор Эллен Трой представляет Комитет Космического Контроля.

— Держу пари, она представляет гораздо более могучую организацию, — прошептал Мейс.

— Наша миссия двоякая, — продолжал Форстер. — Мы хотим уточнить геологическое строение этого спутника. В частности, мы надеемся понять некоторые постоянные аномалии Амальтеи. Дело в том, что Амальтея всегда излучала больше энергии, чем получала. Вот мы и хотим узнать, откуда берется это дополнительное тепло.

Этот вопрос стал более актуальным с тех пор, как Амальтея стала геологически активной. Теперь он излучает гораздо больше энергии, чем поглощает. Какой тепловой двигатель приводит в движение ледяные гейзеры? И наконец, конечно, мы надеемся выяснить, какая связь может существовать между недавними событиями на Амальтее и существами, называемыми медузами, которые живут в облаках Юпитера. — Он свирепо оглядел аудиторию нарочито скучающих репортеров. — Задавайте свои вопросы.

— Трой! Где ты провела последний год? — Раздался самый громкий крик. — Это правда, что в сумасшедшем доме?

Она взглянула на Форстера, и тот кивнул — мол отвечай.

— Я участвовала в расследовании, суть которого пока должна оставаться конфиденциальной.

— Да ладно тебе, — простонал мужчина, — это не…

— А как же инопланетяне, Форстер? Разве ты не собираешься на Амальтею, чтобы найти культуру Икс?

— Вы с Трой разговариваете с этими инопланетянами, не так ли?