Юра долго размышлял, как искать, какие критерии должны стать определяющими, на что можно закрыть глаза, как не промахнуться снова. Пришёл к выводу, что для него по-прежнему важны внешние данные, гуманитарное образование, общность взглядов, то есть отсутствие советской закомплексованности, очень желательно знание иностранного языка.

Юра пустился в свободное плавание. Перечислять всех женщин нет надобности, скажем только, что они были разнокалиберные и не имели ничего общего одна с другой. Возможно, подойди он серьёзно к некоторым, особенно к одной из них, можно было бы жениться по любви с её стороны, но он никаких эмоций к ней не ощутил.

Из череды многих ему особенно запомнились Татьяна из Киева и Алевтина из Владимира. Первая была жизнерадостной фехтовальщицей на рапирах, обладательницей второго места на республиканском турнире, причём фехтовала левой рукой. Их отношения развивались по восходящей, но Юра вовремя сообразил, что Татьяна хочет поскорее забеременеть от него, уж очень часто она говорила о любви к детям и желании иметь их в количестве не менее троих, что сразу же повергло Юру в ужас. Некоторые черты характера Татьяны дали Юре повод для предположения, что она – вариант Зинаиды. Значит, надо смыться пока не влип. Юра нашёл блестящий выход: использовать склонности Татьяны к выпивке с последующим мимолётным сексом буквально на две-три минуты. Он сумел познакомить Татьяну со своим любвеобильным коллегой Игорем и потом узнал от «доброжелательницы», что Татьяна дала Игорю, который перед этим напоил её. В результате возник отличный повод для разрыва отношений с Татьяной, но не с Игорем, которого Юра прямо поблагодарил «за содействие». Игорь даже растерялся, но предпочёл промолчать. Вскоре Татьяна удачно вышла замуж и через четыре месяца после свадьбы родила первого сына, за которым последовали другие дети, причём все сыновья. Однако после ухода из спорта Татьяна ужасно растолстела, но не предпринимала никаких усилий, чтобы сбросить вес. Они однажды встретились в театре, когда Юра был с третьей женой и Татьяна с мужем, и минут пять мило поболтали как старые друзья. Оба были явно рады своевременному расставанию, о чём откровенно сказали друг другу.

С Алевтиной Юру познакомила подруга фехтовальщицы, которая вроде бы прониклась к нему симпатией и, будучи сама некрасивой, обожала устраивать чужие судьбы. Она, судя по её ухваткам, относилась к категории прирождённых свах. Такие очень нужны любому общественному строю, ведь сколько у нас неприкаянных парней и девушек, еле-еле ползающих в лабиринтах судеб подобно слепым щенкам. Алевтина хорошо знала французский язык, поскольку сумела в то нелёгкое советское время побывать во Франции на довольно длительной стажировке, что стало возможным благодаря каким-то родственным связям не то в ЦК, не то в ином ведомстве. Как говорят, у нас все равны, но некоторые равнее. К тому же Алевтина и по-русски заметно грассировала. В родном для неё Владимире, как Юре стало известно, Алевтина считалась идиоткой, поскольку не выносила спиртного, не курила и впадала в полуобморочное состояние от любого матерного слова. Она числилась переводчицей «Интуриста», но где и с кем конкретно она работала, куда ездила, Юра не понял. Алевтина была знатоком моды и искусства, особенно изобразительного, живо интересовалась международными отношениями. Её роскошные ярко-рыжие волосы, пленительные зелёные глаза, прелестный чуть вздёрнутый носик, нежная светлая кожа, изящное тело – всё это восхищало и возбуждало Юру. Роста она была невысокого, восхитительно танцевала, хорошо играла на гитаре и приятно пела. К тому же она отлично готовила и прекрасно умела шить. У неё были знакомые в каком-то московском ателье, шившие для неё платья и даже пальто по французским журналам мод, которыми она снабжала многих в Москве. А в какой-то обувной мастерской она периодически заказывала моднейшую обувь. Но всё портила постоянная изменчивость её настроения, она была невообразимо вспыльчивой и мнительной, и Юра никогда не знал, рассердится ли она на него или будет хвалить и нежно лобызать. Он заметил, что общение с Алевтиной его изматывает, и прямо сказал ей об этом после их возвращения из восхитительной четырёхдневной поездки зимой в Суздаль. В роскошном двухместном номере она неоднократно выводила Юру из равновесия по пустякам, и ему стоило немалых усилий сдерживаться и не нагрубить. Выслушав Юру и поняв, что их отношениям настал конец, Алевтина заплакала и вдруг откровенно призналась:

– Ничего не могу с собой поделать, хоть в психушку ложись. Наверно, мне туда прямая дорога лет через пять. Вот почему я одинока. А тебе желаю счастья и не сержусь на тебя. По крайней мере, ты честен со мной. Прости, что потратил на меня время и деньги.

Юра не раз вспоминал Алевтину, уж очень она ему врезалась в душу. Не будь она нездоровой психически, лучшей жены и представить невозможно.

Потом Юра узнал, что Алевтина где-то подлечилась и перешла на письменные переводы, перебравшись в Москву и оставшись одинокой. Юре захотелось возобновить отношения с Алевтиной, уж очень она ему нравилась. Он даже попытался найти её, но не получилось. Одна из её подруг Нина, кандидат психологии и преподаватель МГУ, которую Юра случайно встретил, рассказала ему, что Алевтина решила больше никогда не иметь дела с мужчинами, якобы, «от мужиков одни проблемы и ничего хорошего». Юру это огорчило.

Работа в Гостелерадио была связана как с журналистикой, так и с устными переводами. Интересные поездки по стране, интересные встречи с интересными людьми, и всё по-прежнему было тесным образом связано с Японией. Журналистская работа сделала нашего главного героя субъектом новых интересных историй. В чём-то эта работа была схожа с работой в посольстве, только требовалось умение хорошо писать тексты на заданные темы. Поскольку Юра со школьных лет научился грамотно излагать свои мысли на бумаге, не делая при этом никаких ошибок, и к тому же с устными выступлениями у него никогда не было проблем, он быстро освоил работу журналиста, его не затрудняло брать интервью на японском языке и приводить запись на плёнку в удобоваримую для советской власти форму. Журналистская работа Юре нравилась, и он не ушёл бы на другую, но у него не сложились отношения с начальством. Заведующий отделом откровенно недолюбливал Юру и не считал нужным это скрывать. Работать в такой обстановке было нелегко, и к тому же Юра всегда надеялся на перемены в судьбе.

Не обошли работу Юры стороной и распри в международном левом движении. Все мы помним, сколько было написано и сказано по поводу никогда в реальной жизни не существовавшего «единства мирового коммунистического движения», в действительности буквально с первых лет образования пресловутого Коминтерна раздираемого склоками и взаимными обидами. Несколько коммунистических партий особо отметились в противостоянии нашей КПСС, тоже не белой и не пушистой.

Разногласия с Коммунистической партией Китая были настолько остры, что скрыть их от мира оказалось невозможным, и градус накала страстей в течение многих лет неуклонно повышался от поначалу вполне корректной полемики после доклада Хрущёва о культе личности на закрытом заседании XX съезда КПСС до ожесточённой ругани на страницах массовых СМИ и телевизионных экранах, и в итоге разногласия переросли в 1969 году в вооружённое столкновение. Поскольку тема эта очень обширна и серьёзна, а связанных с ней документов и различных публикаций великое множество, Автор предпочитает уйти от неё, тем более что сейчас вспоминать о советско-китайском противостоянии вроде как моветон. Мы, мол, стратегические партнёры и в БРИКС, и в ШОС, далее везде. А о прошлом предложено забыть в интересах нашего будущего. Только надолго ли забываем?

Разногласия с коммунистами Западной Европы были по сути чисто теоретические. У нас поругивали еврокоммунизм в лице Марше и Берлингуэра, но на личности предпочитали не переходить, и в основном занимался этим идеологический рупор ЦК журнал «Коммунист», мимикрировавший теперь в «Свободную мысль». В западноевропейских коммунистических, левых и левацких открытых массовых изданиях выражали недовольство по поводу судебных процессов над Даниэлем и Синявским, высылки Солженицына, лишения Вишневской и Ростроповича советского гражданства, что нередко вынуждало наши «компетентные органы» изымать из продажи отдельные номера газет «The Morning Star», «L’Humanité» и «L’Unità», причиняя тем самым вред студентам советских языковых вузов, которые лишались ценных материалов для наращивания словарного запаса. Но кое-какие крамольные номера газет всё же по недосмотру попадали в продажу.