С этой неоригинальной мыслью Юра наконец заснул. Молодой возраст и усталость никоим образом не могли в те годы стать причиной для бессонницы.

На следующий день, бреясь, Юра, как всегда во время утреннего туалета. размышлял о вчерашнем: что и как произошло, где и в чём он был неправ, и вывел для себя следующие постулаты.

В каждом поступке главное – суметь потом объяснить его себе и оправдать своё поведение. А для этого надо уметь понимать себя, любить или хотя бы уважать себя и делать выводы на будущее. Но уж если в твоём поступке выискивается ещё и служение интересам государства, эти интересы надо ставить превыше всего, потому что окружающие такое ценят. Поэтому, если быть до конца откровенным, в душе Юра понимал и поддерживал протестующих, поскольку считал и считает оккупацию Чехословакии наглой выходкой зарвавшегося советского руководства, однако как работник посольства он был обязан беспрекословно выполнять распоряжения начальства. Симпатии Юры к тем, кто протестовал против оккупации Чехословакии, никоим образом не распространялись на фашистов. В данной ситуации фашисты протестовали вместе с остальными, причём их форма протеста оказалась хорошо организованной и подчёркнуто корректной. Пожал руку фашисту – это чисто по работе и не связано с личными взглядами.

Второй день протестов не запомнился Юре ничем выдающимся. А далее – события приняли более интересный оборот. Такого ни Юра, ни остальные в посольстве не могли себе представить. Хотя, если поразмыслить, ничего сверхординарного, поскольку на насилие всегда хочется ответить насилием. Советское руководство явно не продумало, как будут выкручиваться наши за рубежом.

Отклики на оккупацию Чехословакии Советской Армией и армиями некоторых других государств-членов ОВД не ограничились демонстрациями и петициями протеста. Подспудное брожение, кто бы впоследствии что бы ни говорил, ощущалось даже в стенах советских загранучреждений, где не у всех советских дипломатов сусловско-брежневский вариант марксизма-ленинизма выхолостил из мозгов способность делать правильные выводы. В частности, Юре пришлось стать свидетельством яростных перепалок в столовой посольства, где обедали в основном те, кто приехал на работу вообще без жены или чьи жёны временно откочевали на родину с набитыми чемоданами. Татьяна готовить практически не умела, и поэтому Юра тоже обедал в столовой. Семейный бюджет вполне позволял лёгкие перекусы дома и более плотную еду в столовой посольства или в японском ресторане.

Инициатором дискуссий в обеденные перерывы был покойный Степан Кириллович, экономический обозреватель ТАСС, лысоватый, щупленький и с маленькими аккуратно подстриженными усиками. Он практически открыто взял на себя неблагодарную роль диссидента. До сих пор удивляет, почему он не боялся того, что было принято называть «оргвыводами». Можно сделать на этот счёт разные предположения, но Юра далёк от этого. Обладая острым умом и даром вести острую полемику с теми, кто придерживается противоположных взглядов, Степан Кириллович много сделал для разъяснения Юре истинного положения вещей, можно сказать, открыл глаза и растолковал некоторые очевидные истины, за что Юра ему до сих пор признателен. До приезда в Токио Татьяны Юра и Степан Кириллович нередко вместе обедали в выходные, обсуждая такие острые и болезненные темы, которые даже и не снились босоногой Ленке. Впоследствии к их совместной трапезе по выходным присоединялась и Татьяна, иногда молчавшая, иногда яростно вступавшая в дискуссию. Острый ум Юриной жены позволял ей подбирать меткие выражения, обобщать услышанное и делать такие выводы, на которые осторожный Юра часто не решался.

Отвлекаясь от сути повествования, отметим, что однажды в острой дискуссии о принадлежности Южно-Курильских островов в ответ на слова Алексея Ивановича, который упоминается далее, о «незабвенной памяти русских первопроходцев на Курилах» Татьяна громко уточнила:

– Будет правильнее назвать их первопроходимцами!

Тогда все были удивлены её острой репликой, а Алексей Иванович потом подошёл к Татьяне и прочёл ей лекцию о том, как надо вести себя на собраниях и встречах. Татьяна что-то ему кратко ответила, после чего он всегда избегал её. Это очень навредило карьере Юры, но он не имел к жене никаких претензий.

Но вернёмся к теме нашего повествования. Степан Кириллович был, скорее всего, разведён, поскольку никто никогда ничего не слышал о его семейной жизни. Обычно вначале Юра изумлялся смелым выводам Степана Кирилловича, но потом, после тщательного обдумывания всего услышанного почти всегда внутренне соглашался с ним. Степан Кириллович был первым, от кого Юра услышал истины, ставшие теперь для него и большинства других в России аксиомами:

– марксизм и в особенности марксизм-ленинизм ошибочны, так как без возможности личного обогащения у человека нет стимула хорошо работать;

– идеи коммунизма противоречат естественным инстинктам человека;

– однопартийная система – признак фашизма, нам нужна многопартийная система;

– Советский Союз не вечен и не протянет следующие 50 лет;

– Ленин и Сталин как политики и как личности вызывают неприязнь и отвращение;

– Сталин не лучше Гитлера, мы победили в войне не благодаря ему, а вопреки;

– возвращение японцам «северных территорий» неизбежно;

– даже в случае возврата к рыночной экономике наши отношения со многими странами Запада не будут дружескими, потому что, во-первых, никто не отменял законы геополитики, а также вследствие коренных различий между Россией и Западом.

Потом, после отъезда из Японии вначале Степана Кирилловича, а затем и Юры с Татьяной их общение прекратилось. Примерно пятнадцать лет спустя Юра принял участие в похоронах Степана Кирилловича.

В один из обеденных перерывов столовая была, как обычно, полна едоков. За один стол сели Степан Кириллович и ещё кто-то, и вскоре к ним присоединился первый секретарь посольства Алексей Иванович, про которого все знали, что он курирует связи с компартией и руководимыми коммунистами организациями, а также что вообще он работник ЦК и ещё другого ведомства, а какого конкретно – пусть читатели догадываются сами.

Разговор начался с мелких тем и потом перешёл на Чехословакию. После заносчивой бравады Алексея Ивановича типа «здорово мы им врезали, пусть зарубят себе на носу, что отступать от завоеваний социализма СССР никому не позволит» наступила неловкая пауза. Юра, сидевший за соседним столом, весь напрягся: что последует дальше?

Степан Кириллович своим обычно тихим голосом произнёс:

– Я вижу всё это иначе.

– Как же можно смотреть на происшедшее иначе? Тут нужна принципиальная партийная позиция, – укоризненно сказал Алексей Иванович и строго уставился на оппонента.

– Такая, как вы изволили выразиться, принципиальная партийная позиция идёт вразрез с пропагандируемым нами курсом на мирное сосуществование и потворствует американской точке зрения, согласно которой мир поделён на две основные зоны влияния. Мы упрекаем США в том, что там не терпят ни малейшего инакомыслия, а сами пошли на открытую оккупацию союзника из-за того, что воля населения и действия партийного руководства Чехословакии противоречат нашей позиции. Так мы наживаем новых врагов и предаём старых друзей. Хуже не придумаешь! Или я не прав?

Алексей Иванович буквально вскипел, перейдя от тенорка к неприятному визгу:

– Стёпа, пойми же, там же у власти были наши враги!

– Лёша, где ты усмотрел врагов? Не в Дубчеке ли ты их нашёл?

– Дубчек не самый опасный, но он стал марионеткой сионистов!

= Лёша, сейчас не то время, когда всюду выискивали сионистов и космополитов. Нельзя же так открыто проповедовать антисемитизм! Не забывай о супруге нашего генсека! – Степан Кириллович и Алексей Иванович постепенно краснели.

– Да чё вы, мужики, ешьте побыстрее суп, он же остынет, а я второе готова принести, – попыталась направить обоих на путь нормального диалога во время еды повариха Мария Павловна. Она, чувствуется, была озабочена возможными последствиями разгоравшегося диспута за обеденным столом, нарушающего процесс спокойного принятия пищи.