– Я ведь собак очень люблю. Вот уж никогда не думал, что убью такую маленькую, добрую, беззащитную. Никому ведь никогда не угрожала, а я её так… За что?!!

– Какая же она беззащитная? Вы что, не видели, как она скалилась? – затрясла нехилым бюстом от удивления Лидия Петровна, не любившая животных.

– Так она же маленькое живое существо! Защищалась как могла, это инстинктивно. Мы ведь её жутко напугали своими злобными лицами. Нас вон сколько, и все против неё…А она…Бедная, несчастная, она так мне верила, а я убил её! Подлец я после этого! А ну вас всех подальше, думайте что хотите, а я после приёма напьюсь в стельку.

Теперь всем стало ясно, что самое интересное позади. Пора встречать приглашённых на приём. Посольская компания минут на пять-семь разошлась и затем снова собралась во дворе. Вскоре раздался вой полицейской сирены. Автоматические ворота распахнулись, и въехала кавалькада чёрных автомобилей марки «Ниссан». Из второй машины вышел знакомый всем по теленовостям рослый, смуглый, спортивного вида уже немолодой мужчина и с улыбкой протянул руку буквально подбежавшему к нему сияющему Олегу Александровичу, с явно фальшивым восторгом залепетавшему:

– Your Excellency, dear Mister Prime Minister, welcome to the Soviet Embassy! I am so glad to greet you here.

К премьер-министру подошёл зампредсовмина, с важным высокомерием и натужно улыбаясь выслушавший слова извинения, после чего оба, театрально улыбаясь, принялись усердно трясти друг другу руки. Со стороны всё выглядело так, будто гостя поздравляют не то с днём рождения, не то с чем-то другим, не менее радостным. Все пошли в посольский зал приёмов. А там мощный кондиционер, фуршет, напитки, закуски…

Время пролетело быстро. Премьер-министр уехал с приёма первым, посол проводил его до автомобиля. Зампредсовмина сослался на усталость, отягощённую плохой адаптацией к смене часовых поясов, и ушёл по лестнице наверх в отведенную ему рядом с квартирой посла шикарно обставленную квартиру для высокопоставленных советских гостей. Оставшись без высокого начальства, поскольку посол и советник-посланник тоже быстро удалились, посольские и их жёны стали вести себя проще, налегая на оставшиеся в изобилии шикарную выпивку и дорогую закуску. Некоторые пили-ели неприлично жадно, кое-кто быстро наклюкался до неприличия. Александр Васильевич сдержал слово и, спотыкаясь, вытирая руками рот и нос, а потом руки об штанины и ещё при этом довольно внятно матерясь, с трудом ушёл к себе, поддерживаемый женой. В небольшом зале приёмов стесняться было некого, поскольку там находились только свои, поэтому стали расслабляться прежде аккуратно и туго подтянутые узлы галстуков, быстро расстёгивались верхние пуговицы рубашек (сейчас у нас всегда так неприглядно выглядит Жириновский, это у него, видите ли, стиль такой), зал быстро наполнился табачным дымом. Юра мельком глаза заметил, что окутанная сигаретным дымом жена заметно пьяна. Ладно, чёрт с ней, только бы не споткнулась. И тут она оглянулась и послала мужу воздушный поцелуй. Значит, пора её уводить, понял он.

Поскольку завтра был новый рабочий день, а угощения быстро исчезали, некоторые вскоре потянулись к выходу. Татьяна тоже вышла и громко спросила Юру:

– Ты ничего не порвал? Не испачкался? Мне вот жирная корова Лидка на ногу наступила. Небось, нарочно. Не думай, что я перепила. Я в норме.

– Тихо ты! Идём скорее, будь осторожнее и держись за меня. Да выбрось ты сигарету! Лидка уже за рулём, мне она шепнула, что готова как обычно подвезти нас.

Лидия Петровна сидела за рулём старенького и купленного явно по дешёвке «Шевроле», выпущенного в эпоху дешёвой нефти и моды на огромные автомобили, и молча курила. Она и курила, и машину водила. Супруг не курил и водительских прав никогда не имел. В его понимании, как и в понимании отца Юры, чётко засел принцип руководящего советского хамья: вождение автомобиля – занятие не для начальства, водить должны нижестоящие лица, специально обученные шофёрскому ремеслу. Юра и Татьяна сели в машину на задние сиденья.

Тяжело пыхтя, в машину втиснулся и Александр Семёнович, явно основательно и вкусно поддавший и закусивший, отчего он улыбался и был благодушен. Он плюхнулся рядом с женой на переднее сиденье и с ходу заявил:

– А мой тёзка лишь в самом конце расслабился. Учти, Юра, убивать тоже нужно умеючи! Дипломат должен быть всегда готовым к убийству! Чистоплюям здесь не место.

– Санька, не пори х. ню! – сказала Лидия Петровна, внимательно глядя перед собой на проезжую часть и продолжая держать губами потухшую сигарету.

– Лидунчик, ты чё, это правда жизни! А Юра, насколько я заметил, ещё витает в идеалистических облаках и не всегда врубается в суровую реальность. Верно ведь, Юра?

Юра молча кивнул. Спорить не хотелось. А Александр Семёнович продолжил, поскольку его распирало нередко проявлявшееся в более-менее подходящих ситуациях, особенно после принятия спиртного, желание поораторствовать и поучить молодое поколение уму-разуму:

– В дипломатической работе всё может случиться, мы ведь тут все как на войне. Всегда, даже, я бы сказал, во сне каждому из нас надо оставаться внутренне мобилизованным. Начальство прикажет убить – убивай и не медли!

Он сытно рыгнул, потом икнул, поёрзал на сиденье и сказал:

– Внукам потом расскажешь о сегодняшнем дне. Подумаешь, собаку убили! Туда ей и дорога. А поскольку каждый факт требует классификации и обобщения, скажу прямо: в жизни вообще опасно высунуться не вовремя. Вот шавка и схлопотала! Делай правильный вывод!

Юра всегда считал Александра Семёновича жирным дураком, не более. Тем не менее в его словах была доза здравого смысла.

У второй истории есть точная дата: 21 августа 1968 года. По всему миру в тот летний день разнеслась поразительная новость о том, что Советский Союз вместе с некоторыми другими государствами-членами Организации Варшавского договора пошёл на беспрецедентную меру: военную оккупацию своего военно-политического союзника – тоже входившей в ОВД Чехословацкой Социалистической Республики. Было арестовано и отправлено самолётом в Москву почти всё руководство государства и коммунистической партии. Взамен были назначены другие люди. Иными словами, СССР устроил в союзной Чехословакии настоящий государственный переворот! В оправдание этого невиданного поступка советское руководство сослалось на необходимость «защиты завоеваний мировой системы социализма» и попыталось мотивировать свои действия некими принципами «пролетарского интернационализма», которыми верхушка КПСС не раз прикрывала преступления правящего режима. Остальной мир отнёсся к случившемуся с недоумением и даже возмущением, поскольку предложенная СССР трактовка событий в Чехословакии и оправдание её оккупации была совершенно неубедительной. Внутрипартийные события в Чехословакии никоим образом не могли хоть в малейшей степени угрожать Советскому Союзу. Из членов Организации Варшавского Договора не согласилась участвовать в военной оккупации Чехословакии лишь Румыния, лидер которой Чаушеску захотел выглядеть белой вороной в социалистическом концлагере, что впоследствии не спасло его вместе с женой, которую ненавидела вся Румыния, от мучительной смерти где-то в румынском захолустье, да ещё и на проезжей дороге.

Все советские посольства и другие представительства за рубежом в той или иной степени столкнулись с акциями протеста – хорошо организованными митингами, шумным скандированием антисоветских лозунгов и другими акциями, не всегда безобидными. В результате Советский Союз немало потерял от ввода войск в Чехословакию и неизвестно что выиграл. «Сплочённость монолитного лагеря социализма» оказалась мнимой. О реакции в странах западного мира и говорить нечего. Там протестовали люди всех политических убеждений.

К вечеру 21 августа обстановка перед советским посольством в Токио накалилась. Ворота посольства, в рабочее время обычно в те годы открытые, пришлось плотно закрыть. К посольству приехали дополнительные наряды полиции. В самом посольстве постоянно раздавались телефонные звонки почти одинакового содержания: все звонившие требовали встречи с послом для выражения протеста против советской оккупации. Посол, естественно, не мог позволить себе целый день выслушивать «несправедливые нападки на КПСС и СССР и всякого рода злобные инсинуации». Он принял единственно правильное решение: направлять для встреч с протестующими младших дипломатических сотрудников, в частности Юру, которым было поручено принимать письменные петиции и выслушивать устные антисоветские тирады, при этом оставаясь вежливыми и избегая дискуссий.