— Орос и Агерат не присутствуют, они против? — пронесся мысленный вопрос Эноза. — Разве мы не должны узнать мнение всех?

— Они вредоносные глупцы! — грохот мыслей Верховного, казалось, мог обвалить своды хрустальной пещеры. — Я знал, я предупреждал, что люди принесли нам погибель, как только они достигли нашего солнца. А Орос уперся сам, и смутил Агерата…

— Разве это не заповедь Первоотца? Избегать людей, и не вмешиваться в их существование? — оборвал тираду большеголовый Аин.

— Это было миллион лет назад, — более спокойно ответил Абракс, хотя даже ментально ощущалось его раздражение. — Отец мог ошибаться. Он не знал, чем станут люди. Заметь, мы уже знаем — они уничтожат поля Этернум.

— Мы нарушили наказ Первоотца, когда запустили чуму, — возразил Аин. — И все равно сегодня погибли почти все цветы. Скажи, почему?

Эоны зашумели, желая также понять, что пошло не так — хотя человечество низвержено, но прошедшая темпоральная буря стала еще разрушительней, чем прежние.

— Люди нашли способ победить заразу, — словно детям, объяснял Абракс. — Они назвали это Ковчегом. Спасением. Лекарством. Очевидно, что мы в своем преклонении перед покойным Первоотцом ограничились полумерами. Нужно уничтожать не цивилизацию, а весь вид.

— Это жестоко, не находите? — подал голос Параклет, но его никто не слушал.

— Они убили Гедона! — голос Элпа прогрохотал, как гром среди ясного неба. — Он даже не смог покинуть аватар! ИМ КТО-ТО ПОМОГ?!

Каждый ужаснулся такому страшному предположению. Ведь это означало, что пребывание в Плероме не безопасно. Лучше бы убийство Гедона в поезде оказалось случайностью…

— Да, — ответил Абракс, и среди мыслей промелькнуло отчаяние. — Да, я тоже так сначала подумал. И нет — это не подтвердилось. Червивой девчонке просто повезло. Среди нас нет предателя.

— Ты проверял нас? Шпионил? — похожие вопросы появились в разных частях ментального эфира.

— Нет, — успокоил Верховный. — Достаточно было синхронизироваться с Армогеном, — и снова в ответ — испуг и ужас. — Нет, как видите, все прошло нормально. Я жив и здоров, и не повторил участи проклятой Ахамот. Эфир не отобрал мой разум.

— Так что ты предлагаешь? — раздалась мысль Аина.

— Вы знаете. У меня нет секретов от вас, — Суровый Бог слукавил, но никто этого не знал, кроме, почему-то, Афродиты. — Все в каждом, и каждый — во всех. Мы завершим начатое. Уничтожим Ковчег, и атакуем снова — новыми силами. Люди будут истреблены, а будущее — спасено.

Мыслительные овации были громкими и непривычными для этого зала — они давно здесь не звучали. Все в каждом, и каждый — во всех.

****

Признаюсь, я с интересом рассматривал брюнеточку и то, что у нее между ног, пока она барахталась на асфальте. Несмотря на отвратительные судороги, меня завораживали ее худенькие бедра и белое кружевное белье на них, просвечивающее сквозь прозрачный капрон… Но я, как и все, не рискнул приблизиться — и только Елена Ивановна освободила свою ладонь из моей руки, и выбежала на середину.

— Чего уставились? Помочь никто не желает? У нее, может, эпилепсия!

Я еще отходил от неожиданного поцелуя Ашотовны — да-да, представьте, как только привезли задержанных, и весь Илион собрался на плаце, ко мне решительно подошла повариха, и взасос поцеловала, при этом она нагло взглянула на Крылову. Кареглазка чуть не посинела от ярости — я видел, я знал это — но сдержалась, и даже вымученно улыбнулась, когда довольный Горин пошутил о перспективах появления новой семьи. После этого Лена умудрилась пройти ко мне, и взять за руку, что было довольно безумно и неожиданно — и, слава Богу, незаметно — в таком плотном окружении мы стояли.

Наконец, я набрался храбрости и сделал несколько шагов к извивающейся девице. Она была похожа на страшную скрюченную змею, и я просто присел на корточки, не зная, чем помочь, и боясь прикасаться. Кто знает, какая зараза у нее на самом деле.

— И ты до сих пор думаешь, что эти люди опасны? Девочка, африканец и старик?! — с вызовом бросила мужу ученая. — Давайте их на медчасть, Игорь Анатольевич, что думаете?

— Да я не против, — растерянно промямлил Ливанов. — Очевидно, что девушка больна.

Возле нас оказался и Крез, внимательно оглядев арестованных, он поддержал начальницу, что прибывшим нужно оказать медицинскую помощь. Седой старик со странным именем Агафон тем временем закрыл глаза ладонями, на которых висело что-то типа кулона, и невнятно бормотал. Я вопросительно глянул на Александра Борисовича — просто так, когда ищешь взглядом человека, который удивится так же, как и ты. К моему удивлению, он ответил.

— Молится, — и Борисыч удивленно поднял брови, заметив, как сильно мое лицо покрыто тональным кремом, но ничего не спросил. — Это символизирует, что люди слепы, не видят правды вокруг себя. И лишь Богу все известно, все в его руках.

— Неисповедим промысел Божий, — произнес я первое пришедшее в голову, и боковым зрением заметил, что Пенс вдруг уставился на меня, как баран на новые ворота. — Так ведь говорят, Александр Борисович?

— Есть такое, — ответил ученый, уже совладав с эмоциями.

На этом наше мимолетное общение закончилось — раньше мы вообще никогда толком не общались. Наконец, малахольная барышня прекратила дергаться, и открыла свои голубые глаза. Увидев нас рядом, а особенно меня, она растерялась, и ее густые брови взметнулись вверх.

— Спасибо за спасение, прекрасный принц, — она подмигнула, и Лена едва слышно охнула от неожиданности. Я тоже был смущен, хотя не отличаюсь стеснительностью.

Я широко улыбнулся, нагло заглянув меж распахнутых ляшек, и почувствовал щипок за ягодицу — Кареглазка просигнализировала, что она все видит, и мои тестикулы подвергаются опасности. А моя красотка-то ревнивая! Затем я ощутил на плече тяжелую руку — Сидоров.

— Давай-ка я отнесу больную в палату, — сказал лейтенант и как-то странно посмотрел на меня.

Я с холодком по спине подумал, что увалень постоянно находился сзади — и мог видеть, как полковничья супруга ущипнула меня за зад, а до этого — как задерживались наши руки, соприкасаясь. А еще, конечно, Сидоров мог просто удивиться моему разодранному лицу.

****

Когда солдаты привезли задержанных с Рудников, муж уже был пьян. Крылова сразу это заметила, как впрочем, и все остальные. Он не ходил зигзагами, говорил ровно и отчетливо — но это было по большей части результатом мышечной крепости тела и военной муштры духа. В голове у него уже была тьма, в которую погружает разум крепкий алкоголь. Он был в хорошем настроении, шутил и смеялся, как например, с поцелуя Гришы и Ашотовны. Но некоторые из окружающих знали, что состояние это переменчиво.

На плаце полковник внимательно следил за женой, и то, что видел, ему не нравилось — Лена постоянно стояла с выродком, и тот периодически склонялся к ее уху, что-то нашептывая. Иногда их пальцы переплетались — как бы случайно, задерживаясь друг на друге на несколько секунд. А однажды она захохотала от нашептываний Менаева — так громко, что обернулась добрая половина площади.

Илья Андреевич не был наивным мальчиком. А то, что он видел, абсолютно не вписывалось в рамки благоприличия. Подтверждало слова Сидорова. И намекало на то, кто похозяйничал в его цветнике.

Когда Сидоров повел чернявую барышню в медчасть, за ними повели и негра со стариком. Агафон теребил в руках кулон с изображением золотого глаза в треугольнике. От оторопи Крылова уставилась на украшение, как на драгоценный Кохинур.

— Что это — Всевидящее око? — спросила она, а дед растерялся и сжал узкий рот — словно боясь заговорить.

— Безделушка, — вклинился Крез. — Талисман — богатство приносить, удачу… от бедности защищать.

Ученая протянула руку, намереваясь взять кулон, но Агафон отстранился, отбив руку — и грубо ударив по ее запястью.

— Безбожница! Как смеешь ты прикасаться к божественному символу?!

Лена вскрикнула от боли. Послышалась возня, и из толпы появился полковник.