— Ты какая-то яркая сегодня, — изумился муж. — Что случилось?

— Мы разгадали шифр Артуровой тетради, — жена взмахнула волосами, струившимися словно шелк.

Горин кивнул и вышел наружу к Сидорову, маячившему под елью. Крылова видела в окно, как он сжимает ладони за спиной во время разговора, а затем он вдруг врезал лейтенанту в ухо, и вернулся в дом. Странно, обычно он не бьет подчиненных — только жену.

— У тебя очень красивые бедра, — сообщил муж, обхватив ее за стан, пока она порхала по кухне.

Его руки погладили ноги по колготкам, задерживаясь в изгибах. Она рассмеялась.

— Чего только не скажет муж жене, чтоб переспать. Но сейчас некогда.

— Почему? — раздраженно спросил полковник. — Милана еще спит. В чем проблема?

Лена уже вырвалась, и быстро натягивала на соблазнительные бока узкую юбку-карандаш.

— Я же говорю — надо тетрадь расшифровать, — она озабоченно оглядела розовую кофточку. — Илья, мы близки. Я чувствую, мы скоро найдем Ковчег.

— Сдался тебе этот Ковчег, — пробормотал муж. — Так ты мне не дашь?

— Нет, — отрезала девушка.

— Помнится, ты обещала ребенка, — насупился Горин. — Если детей не делать — они не появятся.

— Не думай о таком. Вокруг Апокалипсис, а ты уже не молод, — на ее лице играла улыбка, и было непонятно, сказано это в шутку или всерьез. — Ешь завтрак, — добавила она, скрываясь в двери.

Полковник со злостью посмотрел ей вслед, а затем выбросил тарелку с хлопьями в мусорное ведро. Какого-то черта оно оказалось переполнено, и хлопья вывалились на пол. С чертыханиями он вынес ведро наружу — к мусорному баку. Там опустошил ведро, но контейнер тоже был переполнен, пора бы уже и очистить. Какого хрена, где уборщики? Что Сидоров себе думает?!

Горин заметил под мусором выглядывающую темно-красную кофту. Она была ему дорога, и он ее искал недавно. Этот бомбер раньше обожал его Даня, и в нем же сын когда-то порезал себе вены, залив бордовую ткань своей кровью. На темно-красной материи даже остались светло-алые следы от крови. Он знал, что жена ненавидит эту кофту, считая ее ужасной, и плюс ко всему — кровь. Милана, дочь Лены, боялась крови. Но как она посмела выбросить ее?!

Полковник взбешенно потянул за рукав, возвращая свое. И застыл в потрясении. Под кофтой лежал разорванный пакет, из которого выглядывали завядшие цветы.

Горин закурил, а затем позвонил на склад. Вскоре перепуганный юнец доставил бренди. Стакан из серванта уже стоял рядом. Он не пил 393 дня, но сейчас его терпение лопнуло.

****

В арсенале понятия не имели, что делать со стариком, девчонкой и негром, поэтому военные с утра пораньше повезли их к Горину. Обычно разговор с нарушителями был коротким — расстрел. В то же время, обычно нарушителями оказывались мародеры, желающие поживиться.

Здесь же ситуация была иной. Задержанные были обыкновенными гражданскими, еще и пострадавшими от преступной шайки — они были заперты в клетке, один убит, а девчонка — избита и покалечена. И что делать? Расстрелять невинных? Армейские склады охраняли молодые парни, совершенно не готовые убить красивую бедняжку.

Несмотря на проявленную жалость, солдаты повезли задержанных в клетке пикапа, а сами поехали на бронетранспортере — не схотели рисковать и заморачиваться. В памяти были свежи ужастики, рассказываемые в компании перед костром — сильный сжалился над слабым, превратившись, в итоге, в пикантное мясное блюдо. На черта оно надо?

Поэтому, когда кортеж достиг пункта назначения, арестанты натряслись и задубели — но Гермес был доволен. Он достиг цели и попал туда, куда надо.

Новый Илион не мог сравниться с Городом Тысячи Дверей, однако все равно впечатлял — и сразу заставил синдика задуматься о путях отхода. И его больше всего беспокоили не горы и быстрый речной поток, отделявший Новогорскую долину от Горноречья, а Стена и патрули с блокпостами.

Задержанных завезли на площадь посреди военной базы, где уже столпились едва ли не все обитатели этого места. Возможно, две-три сотни человек.

Главным был высокий, мускулистый мужчина с орлиным носом, пронзительными салатовыми глазами и блестящей лысиной. Ни дать, ни взять — Корбен Даллас из Пятого элемента. Он сначала переговорил с приехавшими вояками, а затем недоверчиво выслушал легенду брюнетки — мол, они путешественники, пытающиеся спастись на севере, стали пленниками шайки некоего Пирата, впоследствии решившего захватить военные склады в Рудниках. В доказательство всего этого Афродита показала шрамы, оставшиеся на теле, и сообщила, что те подонки ее изнасиловали.

— А негр откуда? — спросил полковник, почесывая нос. — И что это у тебя за акцент?

Он имел в виду произношение девицы, все еще нечеткое после операции, хотя голос уже был полностью женским — приятным и мелодичным.

— Я молдаванка. Но давно там не была. Даже не знала, что у меня есть акцент, никто раньше не говорил, — молниеносно выкрутился бывший оперативник Синдиката.

Горин покачал головой, выпучив глаза и разглядывая мужские ботинки на довольно больших, как для девушки, ногах.

Спереди в толпе Гермес заметил знакомое лицо — точно, та гнида с Фонтанной площади! Долговязый брюнет с шизофреническим взглядом и большими ассиметричными ушами — и с лицом, обильно замазанным тональным кремом.

Рядом с выродком стояло несколько человек, выделяющихся из общей толпы военных и обслуживающего персонала. Среднего роста седой старичок, выглядящий умиротворенным интеллигентом-интеллектуалом. Молодая женщина с изящным умным лицом и ярко-медными волосами. Невысокий шатен с удлиненным лицом и крупным квадратным подбородком, со взглядом, в котором угадывалось полнейшее равнодушие. Юная модная девица с короткими платиновыми волосами, из которых даже издали были заметны темные корни.

— А ты что думаешь? Можно ли верить этим россказням? — Горин обернулся к лейтенанту за спиной, высокому, крепкому детине с рыжей бородой, в которой застряли хлебные крошки. Гермес надеялся, что это хлеб, иначе его бы сейчас вырвало.

— Они мне не нравятся, — буркнул увалень, схлопотав презрительный взгляд от брюнетки. — Похожи на шпионов.

Толпа разом ухнула, словно разгадав последнее слово в кроссворде, и рукоплеща дебильному офицеру. Гермес почувствовал, как эти гротескные рожи приближаются к нему, и ему хочется всем сломать шеи. Или оторвать головы и поиграть ими в боулинг. Он не знал, что в этот момент его глаза закатились, и он свалился посреди плаца. Изо рта пошла пена, а тело скрутилось в судорогах — пока он пребывал в своих видениях.

****

Апейрон изменился. Ужасная буря почти полностью уничтожила пурпурные поля Этернум. А в атмосфере витали страх и отчаяние.

Сейчас, как никогда, Афродита ощущала себя женщиной, хотя на самом деле, никакого физического облика не имела. Она не знала, почему так, но что-то внутри — то, что вселилось в нее в паровозе, имело такую же женственную природу, как и физическое земное тело.

Каким-то образом она оказалась в огромном хрустальном зале, в котором даже падение капель отдавало гулким эхо. 4421 год?!

Здесь Спящие, но не все. Все в каждом, и каждый — во всех. Правда, это правило уже не было таким безоговорочным, как раньше. Часть эонов выполняла свои миссии в цистерне Плеромы, не имея понятия о предстоящей встрече. Они могли воспротивиться плану Абракса, поэтому он им ничего не сообщил. Более лояльные были извлечены из бассейна по формальному поводу регулярного обтирания, и офиане тайком доставили их атрофированные тела на собрание.

— Люди должны быть уничтожены полностью. Это наша главная битва, — решительно провозгласил в мыслях эонов Верховный жрец. — Еще немного, и мы утратим Гносис.

Его последняя фраза вызвала ураган испуганных мыслей. Афродита откуда-то поняла, что имел в виду Абракс — последняя темпоральная буря была настолько сильной, что уничтожила большую часть полей Этернум. Нет Вечных цветов — нет Гносиса, особой силы эонов, позволившей им миллионы лет управлять Эфиром, временем и чужими разумами.