Горин даже разрешил мне прогуляться по Крепости. Как полагается, я промочил горло перед экскурсией — чтоб победить тревожность и болевой синдром. Мое состояние улучшилось, с глаза сняли повязку, хотя спина с коленом еще болели. Как и чертовы ожоги.
Сначала со мной были только Шпигин и Свинкин с Цербером.
Пес почему-то невзлюбил капитана. Внешне так не выглядело, но я видел собаку насквозь. Цербер все время подлезал Шпигину под ноги, пытаясь заставить его потерять равновесие, запрыгивал на него, пачкая лапами, а однажды даже пометил ему берцы — пока офицер принимал по рации отчет от дежурного в штабе. В итоге, Шпигину пришлось покинуть нас. Почему-то я обрадовался, и даже позволил себе погладить горбатую спину страшилища.
С одной стороны, в Илионе все было интересно — я давно не видел очага цивилизации, да и для побега нужно было побольше разузнать. С другой — ничего экстраудивительного мне не показали. Почти обычная воинская часть. Признаюсь, за последние годы я побывал на нескольких, рыская в поиске чего-то полезного.
Кроме, разве что, Стены.
Стена была произведением искусства. Монолитная смесь камня, кирпича, бетона и железа, по большей части извлеченных из Новогорска. Высота фортификации в разных частях составляла от 6 до 9 метров, толщина — около 2 метров, расширяясь в некоторых местах для размещения тяжелого вооружения. Я поглядел: там были и катапульты, и огнеметы, и артиллерийские орудия, и просто пулеметные гнезда. Выглядело внушительно.
Жители Крепости обитали в казармах и в бывшей гостинице, а офицеры и семейные жили в небольших домиках в сосновом сквере на западе. На востоке, ближе к выезду в Новогорск, размещались склады и хранилища, ангары для техники и вертолетная площадка. В центре, вокруг плаца, находились штаб (он же Куб), армейский клуб Одеон, котельная, здания пищеблока и прачечной. Медчасть вкупе с биоцентром (Логос) находилась на противоположной от штаба стороне площади — их разделяло метров двести. Там же были бювет, ателье, оранжерея и немного на отшибе — церквушка с желто-лимонным куполом и громадным крестом горе. На севере — фермы со свиньями, коровами и курами, на юге — учебная площадка: крытый спортзал с тиром и стадион со стрельбищем.
Кладбище и взлетная полоса размещались за пределами Илиона.
Упомяну и пейзаж. С запада и севера Крепость была защищена горами, а на востоке и юге соприкасалась с городской застройкой — и все это было отделено от внешнего мира бурной речушкой, питающей гидроэлектростанцию.
Вы, наверняка, заметили, что слова Крепость и Стена я употребляю с большой буквы? Сам не знаю, как это выходит, просто местные произносят их так, что появляется стойкое впечатление, что Крепость — это топоним, как и Новый Илион, а Стена — отдельный географический объект. Какое-то особое уважение звучит… что я сам придаю заглавные буквы этим словам.
Нужно отметить, что пока я был заперт в палате, Цербер здесь полностью обвыкся. Он ловко гонял воробьев, рассекая километр на километр, и мне кажется, что его можно было бы использовать для побега. Если бы он был поумнее — хотя, будучи умным, он никогда бы не спас мою задницу.
Естественно, мне показали не все — я на это и не рассчитывал. А скоро мне оказалось совсем не до этого — по пути к нам присоединилась Елена Ивановна. Она снова расспрашивала о моей встрече с Мчатряном — не говорил ли он что-то, похожее на код от дипломата.
Кареглазка шла впереди, и я не мог оторвать глаза от раскачивающихся бедер. Иногда она будто случайно прикасалась рукой, несколько раз даже прижалась — и это меня каждый раз заставляло волноваться, как 15-летнего мальчишку. Такая тактильная активность сбивала с толку — из опыта я знал, что это могло быть как многообещающим признаком флирта, так и проявлением обычной симпатии, не имеющей ничего общего с соблазнением.
А затем все усугубилось еще и видом снизу, который открылся передо мной, когда мы поднимались по лестницам. Конечно, рядом был Свинкин, и я не позволял себе слишком много. И, все же, иногда мне удавалось заглянуть под юбку.
И хотя у меня был план изучить локацию, пока есть возможность — я был весь на иголках, и не мог сконцентрироваться на задаче. Сколько раз я ругал себя за проклятый переизбыток гормонов!
Как бы там ни было, мне все же удалось засечь кое-что полезное. К востоку от плаца, неподалеку от церкви, стояла кирпичная постройка — как склеп. Оказалось, что это вход в тоннель, соединяющий Илион с гидроэлектростанцией. А так как подземный ход совпадал с течением небольшой подземной речушки, обеспечивающей Крепость водой, то местные называли его Акведуком. Горин переживал о стабильном электрообеспечении и водоснабжении, поэтому тоннель стал его вторым крупным строительным проектом после Стены.
На массивной двери Акведука висел серьезный замок, а вот охраны я не заметил — наиболее вероятно, что солдаты просто периодически делали там обход.
****
Охотник укрылся от солнца, скатившись по ступенькам в подземный переход. Сейчас он больше походил на драную тряпку, чем на представителя племени, захватившего планету.
Время было на его стороне, оно не играло роли, и нонсенс — время поджимало. Сложно и необъяснимо, хотя он совершенно не задавался такими вопросами.
Охотник стойко переносил боль — несмотря на адский обжиг ослепляющим ультрафиолетом. В темноте боль стала тупой, хотя и всеобъемлющей. Его состояние было равно агонии, кожа представляла собой сплошной ожог — вернее, кожи не было, она сгорела дотла вместе с сетчаткой единственного глаза. Все органы были поражены дневным светом, а также сотней свинцовых зарядов. Разорванный, сожженный, уничтоженный… только мозг еще сохранял функционал, только нервная система снова и снова перезагружалась, пытаясь запустить разрушенные системы жизнедеятельности.
В эти моменты в сновидения, наполненные голодом, кровью и мясом, врывалось нечто — оно действовало на сердечный мускул как самый мощный электрошокер, как стартер, запускающий двигатель. Особь. Голодная, как и он. И их связывает невидимая нить. Он должен спасти, освободить ее — это единственное, что знал Охотник. ЧТО ТАКОЕ МАРГА?!
Скоро, совсем скоро, он восстановит силы, и найдет ее. Найдет их — и насытится ими. Прекратит существование их вида. Челюсть рефлексивно дернулась, пожирая пролезающую рядом сороконожку. Скоро, совсем скоро он снова будет готов к охоте.
Глава 8. О чем не знают мужья?
После экскурсии Елена Ивановна потянула меня на работу — в Логос. Мол, тоже на ознакомление. От мыслей о работе стало канудить, но после ее прикосновений я не мог сопротивляться.
Лаборант по имени Валера Антонов, зануднейший из людей, с бегающим неудовлетворенным взглядом, словно его только что оторвали от просмотра порно, провел меня по лабораториям, а «ассистентка» Зоя Бергман выделила инвентарь. Я пробовал пошутить с ней, но горячая внешность и подкачанная задница оказались обманчивыми — она была редкой тупицей. Бергман вообще была из тех девушек, которые в соцсетях заносят незнакомых людей в черные списки. Профилактически — ведь она не имеет понятия, кто ты, и чего хочешь. Вернее, она думает, что знает все это — ты кобелина, и если она подтвердит запрос о дружбе, то ты напишешь ей уйму пошлых сообщений и будешь преследовать аки маньяк. Но, крошка, это ведь социальные сети! Не собираюсь я тебя преследовать (ха-ха!).
После знакомства с биоцентром я вернулся в диспетчерскую, где Кареглазка все так же возилась с комбинациями для дипломата. Можно было не заморачиваться, и вскрыть коробку — хоть ломом, хоть пулей, хоть чем, но она пока что не желала их использовать. По ее мнению, внутри могло быть что-то хрупкое, и его ни в коем разе нельзя было повредить.
Потом она переместилась в свежеоборудованный бокс, где содержалась пойманная тварь, и я пошел следом. А Цербер — за нами. Вообще, мне очень-очень нравилось ходить сзади нее — таких шикарных бедер я давно не наблюдал. Не то, чтоб они были габаритными — нет. Они были… я бы сказал, средними — довольно худенькие, аккуратные, и в то же время, достаточно широкие и округлые. А венчались эти божественные бедра такой же превосходной, аккуратной попой, похожей на аппетитные идеальные шарики. Все это так божественно покачивалось при ходьбе, что мое тело устремлялось вверх — ну, конечно, не все тело, и не к небесам, если вы меня понимаете.