Зато она долго и заворожённо брела по лесу, ступая по тысячелетней пыли как по мягкому ковру, и деревья словно выходили ей навстречу одно за другим. Солнечные лучи едва пробивались сквозь высокие густые кроны, кругом было сумрачно, торжественно и немного печально. Здесь не хотелось дурачиться, кричать или даже просто громко разговаривать, чтобы не нарушить волшебство этого удивительного места.
Рус молча шёл рядом с Олей, крепко сжимая её ладонь в своей, тоже покорённый энергетикой сказочного леса. А может быть, ещё больше он был покорён самой девушкой… Они провели вместе уже десять дней, и Рус не представлял, как он будет отпускать Олю. А отпускать, как ни крути, предстояло очень и очень скоро…
В постели у них всё было просто идеально, секс с каждым разом становился всё “ужаснее” и “омерзительнее”, ему ещё никогда ни с кем не было так хорошо. В остальном… раз на раз не приходилось. Они бурно ссорились, так же бурно мирились, постепенно узнавали всё новые и новые факты биографии друг друга, но Русу по-прежнему казалось, что Оля от него бесконечно далека. Она не хотела впускать его себе в душу, особенно если речь шла о болевых и уязвимых точках. В ответ на все наводящие вопросы она словно отгораживалась от него — и в глазах, и в позе, и в жестах её явственно читалось: “Я сама справлюсь”.
Время от времени он продолжал аккуратно закидывать удочки на предмет Олиного возвращения в Россию, но в этом вопросе она была категорична и непреклонна. Рус мог только догадываться, чем и как запугал её отчим-мразина, если одно только упоминание о нём заставляло Олю трястись от иррационального страха и непередаваемого отвращения. При всём том эта девчонка не была трусихой — о нет, кем угодно, только не трусихой! Не всякая на её месте решилась бы остаться в чужой стране нелегально — без денег и связей, без работы, жилья и перспектив.
— С началом самоизоляции я уже поняла, что никуда отсюда не уеду, — поделилась с ним как-то Оля. — Когда отчиму отказали в визе, я испытала такое колоссальное облегчение, что… нет, это просто невозможно передать словами! Короче, я поняла, что не хочу его больше видеть никогда в жизни… наверное, тогда этот план и зародился в моей голове — обмануть всех и остаться в Америке. Сандерсы и так терпели моё присутствие до последнего, потому что с тех пор, как все перешли на онлайн-обучение, иностранным студентам и школьникам настоятельно рекомендовали возвращаться по домам. Иммиграционная и таможенная полиция даже объявила, что все оставшиеся в стране иностранцы будут считаться нарушителями визовых правил со всеми последствиями… вплоть до депортации. Впрочем, срок действия моей визы и так подходил к концу, так что терять мне было нечего.
— Нечего терять… — Рус усмехнулся с горькой иронией. — Дрожать от вида каждого полицейского, работать в наркоманском квартале, ежедневно подвергаясь риску быть ограбленной или изнасилованной, а в лучшем случае — угодить в облаву… А ещё быть лишённой возможности даже просто свободно перемещаться по стране, не говоря уж о таких важнейших вещах, как медицинская страховка. Разве это жизнь?
— Да, это жизнь! — коротко и зло отозвалась Оля. — Она может тебе не нравиться, но… я всем довольна и не хочу ничего менять.
— А если… — он прибегнул к запрещённому приёму, — если полюбишь кого-нибудь, захочешь выйти замуж, родить детей? Ведь даже это невозможно сделать без документов, без какого-то стабильного дохода, без уверенности в застрашнем дне. Ты же не собираешься плодить бомжей, я надеюсь?
Олины глаза забегали.
— Я… не хочу замуж, — отозвалась она. — Меня всё устраивает. Я не ищу серьёзных отношений.
— И тем не менее, — напомнил он, — перед тем, как мы с тобой впервые улеглись в постель, ты прочла мне целую лекцию о том, что не годишься для одноразового секса и относишься к этим вещам очень серьёзно. Так где же истина, Оля?
Он понимал, что тычет палочкой в открытую рану, но не мог не задать всех этих вопросов. Оля тогда надулась, замкнулась и не разговаривала с ним весь вечер… Впрочем, в мотеле, когда они расположились по разные стороны огромной кровати, она не выдержала первой и всё равно нырнула к Русу под одеяло за очередной порцией "плохого" секса.
— О чём ты думаешь? — вопрос Оли застал его врасплох.
Рус беспомощно улыбнулся:
— Всякий раз, когда ты об этом спрашиваешь, получается так, что я думаю о тебе. Не специально, честное слово!
Она хихикнула, а он, вдруг став серьёзным, остановился и развернул её лицом к себе.
— Оль, кто я для тебя? — спросил он. — Только откровенно. Не щади и не приукрашивай действительность.
Она затихла, вглядываясь в его глаза. Рус не торопил с ответом — тоже смотрел ей в лицо и молча ждал.
— Я… не знаю, — выдохнула она наконец виновато. — Правда, не знаю.
— Нам осталось всего несколько дней вместе, — тихо сказал он. — Мы вернёмся в Сан-Франциско, а потом… потом я должен буду уехать. Ты это понимаешь?
— Понимаю. Я… помню об этом, — кивнула Оля.
— Неужели ты даже не будешь скучать обо мне, бессердечная девчонка? — усмехнулся он, умело пряча разочарование.
А она вдруг качнулась на носках вперёд и принялась покрывать его лицо и губы торопливыми, короткими, жгучими поцелуями, снова и снова, опять и опять, бесконечно, беспорядочно, не останавливаясь ни на секунду. И эти поцелуи сказали ему намного больше слов… Обалдев на миг от этого напора, Рус быстро пришёл в себя, обнял её, прижав к стволу дерева, и стал так же горячо целовать в ответ. “Господи, да как же тебя отпустить?! — стучало в висках набатом. — Не хочу отпускать… не хочу… не хочу…”
Одну небольшую, но важную победу над Олиным прошлым Рус всё-таки одержал: она убрала с заставки своё фото с тем смазливым блондинчиком, заменив его на снимок дерева-гиганта — того самого, под которым они с Русом так неистово и самозабвенно целовались в парке Редвуд… Он опять же обнаружил это совершенно случайно и не стал заострять внимания, чтобы не смущать Олю, однако сам факт не мог его не порадовать.
Трудно было поверить, но почти две недели путешествия подходили к концу. Позади остались сотни и сотни миль, преодолённых на мотоцикле, пыль калифорнийских дорог, новые города, парки, горные массивы, озёра и реки, прекрасная линия побережья Тихого океана… Всё это навсегда осталось в сердце у обоих, приправленное щепоткой специй со вкусом и запахом их скоротечного, но такого искреннего и пронзительного романа.
Последним городом, который они посетили, оказался Мендосино, расположенный в одноимённом округе, известном своими винодельнями и пивоварнями. Рус с Олей до изнеможения бродили по лесам и холмам, любовались видами океана, бесконечно фотографировали друг друга и делали совместные селфи, словно понимая — это единственное, что останется на память им обоим…
А последним мотелем, где они остановились перед возвращением в Сан-Франциско, стало дивное местечко с говорящим названием “Merry Christmas!”*
— Я сошёл с ума, или ты тоже это видишь? — спросил Рус, когда из темноты выступило здание мотеля, ярко освещённое мерцающими электрическими гирляндами, а в центре небольшого дворика обнаружилась сверкающая и переливающаяся наряженная ёлка.
— С ума поодиночке сходят, — осторожно отозвалась Оля. — Вообще-то на дворе конец марта… Ёлкам явно не сезон.
А Рус уже глушил мотор мотоцикла.
— Слушай, поехали отсюда, а? — сказала Оля недовольно и опасливо. — Не хочу здесь останавливаться…
— Думаешь, хозяин — буйнопомешанный? — Рус подмигнул ей. — Да и хрен бы с ним… Пусть даст нам комнату, я зверски устал. Совсем не улыбается ехать дальше на ночь глядя и искать что-то ещё…
Обстановка внутри была под стать: рождественские веночки, чулочки, украшения и — вишенкой на торте — сам владелец, который выглядел абсолютно как Санта-Клаус, даже борода и усы были в наличии, разве что полушубок заменял вязаный красный свитер с оленями.
