Но, конечно, мы попытались. Дернуть кольцо защиты — каждый, пробить купол, позвать на помощь.

И правда бесполезно.

А нарыв уже лопается… И оттуда вырываются твари Завесы. Не иллюзия, не сон, не задумка магистров. А смерть для растерявших почти все силы студентов.

Разных государств.

С разными желаниями.

Разной судьбой… и одной точкой схода. В здесь и сейчас, которое само превратилось в Завесу.

Наверное, нас не зря учили все эти годы. И мы не зря первыми достигли Арены. Самые сильные маги приготовились дорого отдать свои жизни. Мы встали полукругом, чтобы не мешать друг другу, достали свое оружие и сконцентрировали жалкие остатки осколков.

В сердце.

Наверное, нам не зря показывали картинки с тварями и рассказывали, какие у них слабые места…

Пусть их почти нет.

Чтобы добраться до крохотной точки сбоку от пуза многоголовой ящерицы, извергающей кислоту, нужно иметь много жизней.

Чтобы уничтожить мелких, словно жучки, мурил, которые вгрызались в кожу, проникали в кровь и, если их не остановить, останавливали сердце, нужны были все осколки и концентрация, которых после нескольких часов на Игре не осталось.

Чтобы спастись от удушающих объятий ломаных змей, нужна была специальная защита, но нам ее как-то позабыли выдать.

Чтобы остаться со всеми конечностями и головой при встрече с ярко-зелеными, даже для Завесы страшными, быстрыми и кровожадными консоласанами, нужно было оружие, ловкость, магия и полная уверенность в себе — откуда они здесь?

Но мы не собирались сдаваться так просто.

И, полагаю, у всех в голове была одна мысль.

Что даже если эта история станет причиной конфликта нескольких королевств, голос народа расскажет правду. О том, что глупые дети, взявшиеся противостоять желаниям сильных мира сего, не отступили и не предали друг друга. И защищали друг друга независимо от того, в какой стране они родились.

А потом и эта мысль исчезла — осталось только сокрушительное желание выжить.

Я покрыла тела колкими гранями защиты и окружила бумеранг сверкающим полем, которое заточило его края до остроты волоска, способного прорезать почти любую поверхность. И сделала первый бросок.

Мы все начали двигаться в танце. Том танце, которым когда-то…когда это было? В прошлой жизнь? — так восхищались на сцене. Двигались, прикрывая спины друг друга, нанося ранения тварям, что, привлеченные человеческой кровью, кидались нескончаемым потоком. Усиливали друг друга, прыгали, перемещались, закрывались, снова нападали.

Танцевали самую главную потребность — жить.

Иногда мне казалось, что я сейчас упаду от усталости. Иногда я чувствовала, что меня что-то задевает, а по руке и телу течет что-то теплое — но у меня даже не было времени посмотреть. Иногда кто-то толкал меня, спасая от внезапной опасности.

Иногда я думала, что все получится… а порой понимала, что все скоро закончится.

И мы тоже закончимся.

Я не знала сколько это продолжалось. Наверное не долго. Время, чтобы понять, что на Арене происходит что-то не то, потом вскрыть магический механизм, удерживающий купол — если там было кому его вскрывать — помочь нам.

Может и не долго, но для нас бесконечно. Потому что тварей было слишком много, а мы — слишком слабы.

Уже несколько раз кто-то кричал, прорываясь сквозь равномерный гул в моих ушах. О чье-то тело я запнулась и тут же отступила, наклонилась, подтянула и спрятала за все еще стоящих на ногах. Я уже почти не соображала, будто погрузилась внутрь своих же выстроенных кошмарных граней, утонула в них

А потом вынырнула, хрипя и хватая воздух.

Потому что какое-то чудовище, которое я даже не знала по классификации, выстрелило иглами-шипами в мою сторону, и не было возможности прикрыться… Нечем.

Меня закрыл Даниель.

Собой.

Встал между мной и смертью.

Я смотрела в шоке в его глаза, столь похожие на мои, и понимала, что каждый раз, когда его встряхивает, в его спину впивается очередная игла… Мы так и стояли, глядя друг на друга. А потом он начал заваливаться на меня. И я приняла его в свои объятия, уложила на сухую землю, жадно впитывавшую нашу кровь, распрямилась и ударила по твари всем, что во мне оставалось.

Горечью. Ненавистью. Обидой.

Ту разорвало… но есть другие. И их гораздо больше, чем нас.

А потом что-то происходит. Лопается со звоном. И вместе с осколками купола на тварей сыпется серебряный дождь, скрепляя их и превращая в тошнотворные безопасные скульптуры. А в нашу сторону уже бегут люди… люди? Кто-то был в форме, другие в мантиях магистров.

Мы же… мы делаем то, что, наверное, потом обсудят и переспросят о верности услышанного много-много раз. После чего будут строить версии о нашем общем сумасшествии — о том, что Арена что-то повредила у нас в голове, а может мы все получили токсичный яд.

Потому что, не сговариваясь, несколько человек, кто еще на ногах, встают вокруг раненых и ощетиниваются осколками и оружием в сторону магистров.

Не доверяя.

Я вижу, как люди замирают. Различаю даже чем-то потрепанного магистра Ковильяна, чьи глаза изумленно расширяются. Слышу крики, замечаю, как к нам направляются люди в форме дознавателей. И не верю пока, что все закончилось. В нашу пользу.

Я не знаю, что должно убедить меня и остальных, что нам не желают зла. Я не понимаю, кто ответит за произошедшее и за то, что у моих ног истекает кровью Даниель. Я не готова простить им эти лживые игры, ставшие причиной стольких бед…

И не верю своим глазам, когда вижу мужчину, что выступает вперед.

Именно его появление становится для меня сигналом, что все позади. И я отбрасываю бумеранг, измазанный в крови и какой то слизи, и сама опускаюсь на колени возле лежащего Даниеля. Глажу его по слипшимся волосам и шепчу хрипло:

— Только попробуй сдохнуть, Вальдерей. Не знаю, что говорят твои боги, но мои помогут найти мне дорогу даже за грани.

И позволяю себе уплыть в беспамятство.

Я прихожу в себя ненадолго. Будто рывок из черной жижи, глоток воздуха, стон, что-то горькое у моих губ — и снова в бездну.

Где нет ни боли, ни мыслей.

Второй раз я даже успеваю открыть рот. Прохрипеть всего одно слово — «остальные?» — и получить удивительный ответ от кого-то.

— Все живы.

Все? Это правда? Нет, я не хочу засыпать и…

Жар и холод. Под кожей проносится огонь и тут же — множество ледяных игл впиваются во все тело. Кажется, изгибаюсь и кричу… И снова горечь на губах. А потом… потом вдруг становится хорошо. Спокойно и уютно.

Я даже вижу сны: что-то вкусное, счастливое, из прошлой жизни. И возвращаюсь к реальности почти отдохнувшей.

Сил хватает только на то, чтобы открыть глаза и убедиться — в лекарской. Ничем другим это унылое помещение с прикрытыми ставнями быть не может. Я не могу даже приподнять голову, но, тем не менее, делаю это. Пытаюсь встать. Потому что вокруг — никого, а мне нужны ответы. Немедленно.

Наверное, я своими попытками задеваю какие-то артефакты или просто создаю шум, потому как в комнату вбегает незнакомая женщина в простом темном платье, хмурится, глядя на меня, а потом досадливо машет рукой и уходит.

Возвращается с большой кружкой, которую настойчиво заставляет выпить — мне не лезет, но я пью, потому что она приносит не только общеукрепляющее зелье. Она еще и приводит Нельсона-Клебера да Коста-Мело. Отца Мигеля. Которого я и увидела на Арене.

И поверила в почти чудо. Потому что уж в чем я не сомневалась, так это в том, что мужчина не даст своему сыну погибнуть.

Заклятый друг моего отца выглядит вымотанным и, против обыкновения доброжелательным. Никаких застывших гримас и поджатых губ. Никакого холода в глазах.

И я вдруг с удивлением понимаю, что, несмотря на совершенно седые волосы, будто припорошенные инеем, он не так уж и стар. Да что там, точно не больше сорока пяти — и выглядит он сегодня повзрослевшей копией Мигеля, даже иронично поднятый уголок губ мне знаком.