Он сидел возле телефона час или два, уже начало светать. В пачке закончились сигареты. Но только он пошел одеться, чтобы сходить за куревом, как наконец-то раздался звонок.
– Привет, Миша! Это Серега. Тебя должны были предупредить насчет меня.
– Да, предупредили.
– Ты уже сделал первый кружок? Попалось что-то?
– Я был дома.
– Блин. Ниче не сказали делать? Понятно. Миша, тут такое дело, значит, надо человечка найти. Срочно. Кореш наш. Он на поезде ехал, но не доехал до… э-э-э… пункта назначения, так сказать. Сошел как бы с поезда раньше где-то в районе вашего городка.
– Он не на станции сошел?
– Ага, типа того. Не дождался, приспичило. Так что ты поезди туда-сюда вдоль железной дороги, будь другом, братан! Он высокий, зовут Валера. Его чуть задело, слегка раненый. Может начать брыкаться, попутать, кто друг, а кто враг. В замес с ним не лезь. Он с «волыной», просто передай через своих, чтобы нас вызвали. У тебя «волына» есть?
– Нет.
– Поможешь, награжу тебя табельным. За выполнение важного задания, так сказать. Все, на связи!
После короткого смешка рассоединили. Ревницкий не решился заходить в спальню, ссора могла слишком много времени забрать, подошел к полуприкрытой двери и сказал, что уезжает, но вскоре вернется. В ответ Елена, хлопнув, закрылась изнутри.
Грунтовку вдоль железной дороги развезло, под коркой подтаявшего льда были рытвины, полные грязи и воды. Ревницкий ехал медленно, часто останавливался, поднимался на насыпь из щебня и осматривался. Если там, где железная дорога шла в коридоре из лесопосадок, еще было где спрятаться, куда отползти, то в полях не было ни кустов, ни зарослей. Прошлогодний сухостой был примят зимними ветрами, спаханные поля, присыпанные снегом, подставляли себя еще не греющему оку в голубой бездне, пока еще безжизненному, не яркому. Поля были сродни экрану, не настроенному на телевизионный канал, а заполненному серо-белыми помехами.
Искать имело смысл только среди лесопосадок. Не одетые еще листвой, они без стыда открывали взгляду свое нутро, полное старых шин, стихийных свалок, мусора после пикников, лошадиных и коровьих скелетов. Ревницкий медленно поехал вдоль посадок, что начинались за два километра от Двухозерска, а потом еще с километр почти прошел вдоль железной дороги, после того, как та, миновав переезд, тянулась вдоль забора ОПСЗ «Шкала», его бывшего места работы. Рассвело, ему все больше и больше попадалось людей, он мог уже встретить и коллег, что спешили на предприятие.
Сыщик из Ревницкого был не очень, к тому же ему хотелось спать, он, зевая, склонялся над следами и смотрел, куда они ведут, и шел снова в машину. Только как кто-то пересек в нескольких местах железную дорогу и оставил за собой отпечатки ботинок на щебне и шпалах, – это все, что Ревницкий обнаружил. Одни следы шли к забору ОПСЗ «Шкала», но потом смешивались с общей тропой обходящих здесь огромное загражденное предприятие. Кажется, кто-то здесь постоял какое-то время у забора, может быть, отливая или прикуривая, а скорее всего, это был кто-то из «несунов», что на смене перекинул и припрятал здесь что-то отвинченное на заводе, никак следов крови там не было. В трех километрах от Двухозерска там, где заканчивалось лесополоса и железная дорога вырывалась из коридора, которым подпирали ее деревья, был еще один переезд. Следов здесь было множество. Люди сходили с поезда, шли к автобусной остановке, здесь могла и попутка подобрать раненого.
Ревницкий прикорнул на несколько часов дома, когда его разбудил звонок.
– Здорова, Миша. Это Серега. Что там у тебя?
– Объездил туда и обратно несколько раз. Никого рядом с железной дорогой не нашел. Может, он сам смог…
– Вряд ли Миша, вряд ли, кореша нашего задело все-таки, далеко бы он не ушел.
– Если он спрыгнул за километра два от…
– Кто тебе сказал, что он спрыгнул, Миша? Его вытолкнули, сбросили, это наш кореш, ему нечего от нас бежать, мы ему помочь хотим. И помощь ему нужна срочно. У него, так уж и быть скажу, огнестрел, так что долго он не протянет.
– Извини, Серега. Я сразу не понял, спрыгнул он сам или его выкинули с поезда.
– Ладно, говори, какие там соображения у тебя?
– За километра три от Двухозерска, если его там скинули, он мог поймать попутку, там трасса пересекает жд, есть автобусная остановка.
– Куда идет трасса?
– За границу области на юг.
– Ладно, спасибо, братан, за помощь. Ты еще, знаешь что, поспрашивай по больницам аккуратно, а вдруг там лежит человек с кейсом. Ок?
– Человек с кейсом?
– Да, человек с черным кейсом, он вряд ли с ним расстанется. Сто процентов, я бы даже сказал, что не расстанется.
– Хорошо, это легко, больница у нас одна.
После того, как Ревницкий проспал весь день, ему хотелось жутко есть. С набитым ртом он, видя, что не успевает дожевать, как в спальне будет выключен свет и закрыта дверь, он попытался успеть объясниться с Еленой.
– Я человека искал. Попросили.
– Ну ищи, я же тебе не мешаю, – отрезала жена и тут же соврала, как сразу понял Михаил: – Я скоро уезжаю. Билет уже на руках.
У Ревницкого мгновенно внутри клацнул переключатель на режим ссоры.
– И отлично, счастливой дороги тогда, вали, катись на все четыре стороны!
После этого Елена не могла не уехать хоть куда-нибудь, на любом поезде, даже на третьей полке, завтра же она в лепешку расшибется, но выдуманный билет достанет, перекупит, украдет, отправится зайцем куда подальше. Он ее новый приобретенный характер уже понемногу изучил.
– А тебе удачных поисков, может, найдешь кого получше для себя!
И Михаил Ревницкий нашел, нашел, но можно ли назвать это удачей? То, что он, в конце концов, нашел того, кого искал, – разве это удача? Главное, что ее, жену, он потерял, отныне она не даст ему не только коснуться себя, но и приблизиться.
Завершились поиски благодаря записке, воткнутой в дверь, ее чуть не забили в замочную скважину, она была смята, скручена в жгут, и, похоже написана левой рукой. Из-за этого наивного ухищрения, которым пытались добиться анонимности, почерк тяжело было разобрать, буквы были огромные, корявые, выпрыгивающие из слов, некоторые, расталкивая соседние, взгромождались на них. Ревницкий сразу понял, кто же анонимный автор, но не подал и виду, а поспешно вышел из дома с ключами от автомобиля.
Несмотря на то, что Ревницкий мог бы без труда въехать на территорию ОПСЗ «Шкала» через главные ворота на проходной, сторожи все еще его узнавали, он мог сослаться на ностальгию, поставить перед обалдевшим старичком бутылку «ноль-семь», а сам пройтись, чтобы как бы повспоминать, – так вот, несмотря на это, Ревницкий все же решил действовать строго по инструкции из записки. Он прошел вдоль забора, отыскал неприваренную арматуру, протиснулся, а затем пролез и внутрь склада. Лучом фонарика он надеялся разбудить прислонившегося к стене человека, больше напомнившего с первого взгляда гору одежды, сваленную в углу, но яркий свет вперился, вонзился в маску, а не лицо, в замерший кусок сереющей плоти, потерявшей подвижность, способность наполниться радостью или злостью, мгновенно измениться от услышанного или увиденного. Пальцами он на шее уже не смог нащупать никакого пульса, холодные мышцы выпирали кривыми буграми, человек исчез, остался мешок с костями, теперь уже навсегда грубо сваленными внутри, а не выстроенными с возрожденческой грацией, как у витрувианского человека. Рана чуть выше пояса была старой, подстрелили этого бедолагу намного раньше, чем Ревницкому позвонили, кто-то, правда, пытался ему помочь, обработал ранение, перебинтовал, даже еду и пить приносил, здесь везде были разбросаны крошки и объедки. В карманах ничего не нашлось, не было поблизости и кейса, только странная борозда на запястье. Неужели от наручников? Походив по проходам склада, Ревницкий обнаружил окурки и бутылку из-под пива, похоже, здесь тусовались, как говорится, подростки, а еще он наткнулся на кучи сваленных деревянных полок, кажется, для того, чтобы что-то сжечь, но вот что?
