В течение 29 октября – 1 ноября силы Военно-революционного комитета большевиков смогли установить контроль практически над всем центром города, а 1 ноября начали обстрел Кремля, куда перебрался Комитет общественной безопасности, созданный Московской городской думой для противодействия восстанию. Обстрел Кремля продолжался весь следующий день, причинив ему значительные разрушения. «На чьей стороне был я и вообще мы, члены Собора? – вспоминает владыка. – Разумеется, юнкера были нам более своими по духу. Не были мы и против народа. Но благоразумие говорило нам, что уже придется мириться с пришедшей новой жизнью и властью; и мы заняли позицию посередине, и, пожалуй, это было верно исторически: Церковь тогда стала на линию нейтральности, не отрекаясь от одной стороны, но признавая уже другую, новую».

Во время этих событий на Соборе выбирали и голосовали кандидатуру Патриарха. 31 октября определились с тремя кандидатами на патриаршество. Это были архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) и митрополит Московский Тихон (Беллавин). О месте и времени голосования должно было быть объявлено позже.

На следующем заседании 2 ноября постановили провести выборы 5 ноября в Храме Христа Спасителя. Тем временем в Москве было все еще неспокойно. При этом соборяне намеревались совершить большой крестный ход, чтобы остановить кровопролитие. Отдельно по этому вопросу взял слово архимандрит Вениамин. Сознавая всю ответственность опрометчивых решений в этот момент, он говорил: «На Соборе пришлось слышать горячий призыв к великим религиозным подвигам, к святым порывам, и мне трудно будет говорить что-либо против. Но когда станешь разбираться в том чувстве, которое при этом у нас было в душе, тогда окажется, что в этих призывах говорит и самолюбие. Стыдно говорить против. И кто призывает к подвигам Ермогена, поддается чувству, но не особенно святому чувству: может быть, это делается из тщеславия?! В таком великом деле, как Соборное, надо быть осторожнее. Я лично подписал заявление о необходимости крестного хода. Мною руководило это же чувство: стыдно было не подписать. Подумавши, я прошу снять свою подпись: мною руководило тщеславие. И я высказываюсь против крестного хода. Теперь мы переживаем такое время, когда человек не ручается за себя: сделай неосторожный шаг, и жизнь висит на волоске. Вы скажете мне, что это трусость… Да, мне жизнь дорога. Я говорю искренно».

Утром 3 ноября революционные отряды вступили в Кремль.

Как только окончились дни восстания и определилась большевистская победа, обе стороны совершили обряды погребения погибших. Комитет по похоронам жертв большевизма – юнкеров, студентов, курсисток и сестер милосердия обратился к Собору и просил церковного погребения. Большевики, напротив, бесцерковно, с красными знаменами и революционными песнями, закопали своих сторонников у стен Кремля, на Красной площади. Это было воспринято верующей Москвой и Собором как завершение кощунств над кремлевскими святынями.

«Взяв власть, большевики ни единым жестом не проявили враждебного отношения к Собору, хотя довольно было простого слова их для роспуска. И, конечно, никто бы и пальцем не шевельнул в защиту его», – пишет митрополит Вениамин.

События развивались столь стремительно, что о крестном ходе пришлось всем позабыть. Он будет совершен вокруг Кремля позже, после интронизации Патриарха. Однако сначала нужно было выбрать Патриарха из трех кандидатур, набравших наибольшее количество голосов.

Всенародное торжественное собрание Священного Собора для выборов Патриарха состоялось в соборном Храме Христа Спасителя, как и задумывалось, 5 ноября. Архимандрит Вениамин был сослужащим на Божественной литургии, которую совершали в этот день митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), архиепископ Казанский Иаков (Пятницкий), архиепископ Приморский Евсевий (Никольский), архиепископ Рижский Иоанн (Поммер), архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов), архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе), архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский) и другие святители. Многие из них вскоре погибнут, кто-то окажется в изгнании, кто-то умрет в безвестности.

После литургии и молебна, старец Зосимовой пустыни Алексий (Соловьёв) вынул жребий пред Владимирской иконой Божией Матери, перенесенной из расстрелянного незадолго до того Успенского собора Кремля. Митрополит Киевский Владимир, приняв записку, огласил имя избранного: «митрополит Тихон».

21 ноября, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, состоялось настолование (интронизация) «Святейшего Патриарха великого града Москвы и всея России». Несмотря на то, что Кремль и весь центр Москвы были оцеплены вооруженными людьми и повсюду еще были видны следы сражений, торжественное событие происходило в Успенском соборе Кремля. На нем присутствовали члены Священного Собора, допускавшиеся по особым билетам; за стенами Кремля Святейшего Патриарха приветствовал православный народ Москвы. Пение сторонниками большевиков революционного марша «Вы жертвою пали…» и звуки «Марсельезы» в момент выезда Патриарха из Спасских ворот не могли умалить торжественности этого дня. Уже на следующий день после интронизации Патриарх прибыл в Соборную палату и преподал благословение всем членам Собора.

«Что же заставило нас, большинство, стоять за патриаршество? – пишет владыка Вениамин. – Думаю и вспоминаю теперь, что не речи, не доводы умных ораторов побудили нас отстаивать его, а дух. Речи же были только выражением наших сердечных настроений и желаний. <…> А еще нам хотелось, чтобы он был не пустой пешкой, а обладал бы, был наделен полнотой власти. Пусть выше его – общий Собор духовенства и мирян, но во время управления (между Соборами) Патриарх есть сила, иначе незачем было бы иметь его, и подотчетность Собору лишь вносила бы контроль в единство со всеми, но не ослабляла организующего творческого его права и отеческого руководства». Восстановление патриаршества предстало перед членами Собора как повелительное требование канонов, как необходимость исполнения религиозных чаяний православного народа, как веление времени.

Владыка продолжает: «Восстановление патриаршества было тоже своего рода переворотом, который уничтожил прежний синодальный двухвековой период и возвращал жизнь Церкви к ее многовековым устоям: быть главе над церковным обществом! И этому содействовала революция тем, что развязала руки Церкви сделать нужное ей дело без помехи царской власти. Вот странный исторический парадокс: безрелигиозное революционное движение помогает лучше организоваться церковному обществу, дав ему свободу самостоятельности, чего не хотели давать цари. Такова первая существенная связь патриаршества и революции. Вторая же вызывалась временным разрушительным свойством всякой революции – анархией. Мы настолько ясно чувствовали все опасности и зло этой стороны революции, что у нас еще сильнее обострилось желание твердой организации, упорядоченности. Это понятно. Нам хотелось власти!»

К концу первой сессии Собор начал рассмотрение важного доклада Отдела о епархиальном управлении. Однако закончить рассмотрение его на Соборе не удалось из-за недостатка времени. Между тем многие члены Собора считали епархиальный вопрос важнейшим. Архимандрит Вениамин полагал, что он даже важнее вопроса о Патриархе.

«На следующем месте, по важности дела, – вспоминает владыка, – нужно поставить участие мирян в церковном управлении, начиная с Высшего Церковного совета при Патриархе и кончая епархиальными собраниями, епархиальным советом, а также приходскими организациями. Это было великой новостью в церковной жизни. Особенно сильно это отразилось в простых приходах, где большинство членов в советах было из мирян. И это имело чрезвычайно благотворное значение: во время продолжающейся революции эти миряне не только спасли веру и Церковь, но и беззащитное духовенство. И можно сказать, эти церковные миряне, вслед за лучшими духовными руководителями, вынесли веру и Церковь на своих плечах».