С одной стороны, Астэр постоянно помнила слова ворожеи, что она может не успеть, с другой стороны, спешка в данном деле ни к чему бы не привела.

Задачу упрощало то, что, даже если пищу на проверку подавали дегустатору, присутствие яда в блюде для него оставалось безвредным, если только его по какой-то неприятной случайности в этот день не укусила бы пчела или оса. Однако подобное совпадение было маловероятным, поэтому, бояться быть обнаруженной стоило едва ли, если только кто-то из слуг не донес бы на нее царю, что было тоже очень и очень маловероятным.

И поскольку царица прекрасно понимала, что экстракта у нее мало, она решила действовать наверняка, однако была еще и третья сторона вопроса.

Мелькарт как будто управляемый чьей-то невидимой рукой, постоянно отказывался от блюд, в которые подкладывался яд. Часто это происходило в последний момент, когда он приходил в трапезную за едой, которую до этого сам заказывал, а иногда даже, когда он уже держал блюдо в руках. Ни с того ни с сего он мог отдать его обратно повару или слуге и сказать: «Забери. Сегодня я это почему-то не хочу».

Несколько раз Мелькарт уже брал отравленное блюдо и даже уносил его к себе. Но после трапезы оказывалось, что он по какой-то причине съел все, кроме него. В таких случаях он, как правило, извинялся перед поваром и говорил: «Извини, Красс. Я насытился раньше, чем дошла очередь до этой вкуснятины. Отдай это кому-нибудь из слуг».

Тоже самое было и с одеждой. Не без труда Астэр сумела устроить своего человека в постирочную, но каждый раз, когда ему все-таки удавалось поместить каплю экстракта на воротник халата, или рубашки управляющего, в последний момент тот вдруг находил причину, надеть что-нибудь другое.

При этом Мелькарт, как специально, поступал так, чтобы тратилось содержимое и обеих бутылочек. Либо он съедал отравленное блюдо, но по какой-то причине отказывался от одежды, на воротник которой была помещена капля экстракта для привлечения пчел, либо он одевал халат с каплей, но отказывался от еды. Интересно, что в таких случаях, либо пчелы, либо осы его все-таки кусали, но из-за отсутствия одной из составляющих желательного эффекта не наступало.

Время шло, и Астэр со злостью наблюдала за тем, как содержимое бутылочек уменьшается. Однажды она не выдержала и решила проверить действие двух ядовитых составляющих на одном из верных слуг управляющего. Съев отравленное блюдо, ничего не подозревающий слуга одел рубашку с каплей манящего экстракта на воротнике и отправился исполнять данное ему поручение. Не прошло и десяти минут, как пчела села к нему на шею и полезла под воротник. Почувствовав насекомое, слуга инстинктивно потянулся к шее и прижал ее. Конечно же, пчела тут же ужалила его. Откинув в сторону несчастное насекомое, он почесал укушенное место и как ни в чем не бывало пошел дальше. Однако в следующую минуту его руки и ноги стали отекать, все его тело страшно раздулось, он стал задыхаться и очень скоро умер.

Осмотрев умершего, лекарь сказал, что, к сожалению, подобная реакция на укус пчелы и смертельный исход у некоторых людей, хотя и редко, но бывает, и ничего удивительного в этом нет.

Убедившись, что средство действует, Астэр продолжила свои попытки, расправиться с управляющим. Но время шло, у нее ничего не получалось, и постепенно она все больше отчаивалась.

Темнело быстро, но они все же успели выехать из леса до наступления полной темноты.

– Думаю, на этом все. Вам куда ехать, направо или налево? – спросил Серт.

– Я живу и работаю во дворце, – ответила И́рис.

– О, во дворце! – удивился он. – И в качестве кого, если это не секрет?

– Да, нет, что вы, какие секреты? Мой отец, главный управляющий царя Ятона. А я его дочь и …главный писарь.

– У-у, сильно! – Покачал он головой. – Не многие могут похвалиться, что у них есть знакомые во дворце, да еще и так близко к царю. Я могу сказать об этом …э-э …Сахиру, когда он очнется, или…?

– Конечно, можете. Без него меня сейчас, наверное, уже не было бы в живых, поэтому, я ему теперь обязана всем.

– Да, только, вместо романтической встречи получилась славненькая потасовка, – с усмешкой пробурчал он себе под нос.

– Что вы сказали? – переспросила она, поскольку ее мысли были совсем о другом, и она вообще не поняла, о чем это он.

– Да, нет, это я так. …О своем. …Что ж, …думаю, вам пора домой. До свидания.

– Вы уверены, что ему…, то есть, вам …не нужна моя помощь? Может быть, мне поехать с вами?

– Нет-нет, это лишнее. Я о нем позабочусь.

– А ничего, что вы сами ранены? – в ее голосе звучала неподдельная забота.

– Ерунда. Всего лишь пару ребер. Можете не беспокоиться.

– Тогда…, – она быстро достала у себя из сумки небольшой кусок бересты и, написав на нем несколько строк угольным карандашом, отдала Серту. – Назир, дайте ему, пожалуйста, это прочитать, как только он придет в себя, хорошо?

– Ладно, – кивнул он и положил бересту к себе в сумку. Затем он махнул на прощанье рукой, пришпорил коня, увлекая за собой табун лошадей и крикнул: – Хорошей дороги! Может быть, еще увидимся.

– Счастливого пути!

Она помахала рукой и какое-то время печально смотрела ему вслед,

А затем, вздохнув, развернула лошадь и помчалась во дворец.

Приблизившись к дворцовой ограде, И́рис услышала трубный звук. Это означало, что ее заметили, но опасности она не представляет. Видимо ее ожидали, так как мост через ров был все еще опущен. Как только она проехала ров, ворота тут же отворились, и ей навстречу выбежал отец.

Увидев ее, он радостно засмеялся и, идя ей навстречу, начал громко причитать:

– Ну, наконец-то. Я весь извелся. Ты что так поздно? Надо же было хотя бы предупредить…

В этот момент он заметил, что у нее есть небольшие кровоподтеки на лице и удивленно спросил:

– Дочь, это что такое? Что случилось? Ты где была?

Она подъехала ближе и спрыгнула с лошади, чтобы обнять его.

– Все нормально, папа. Не переживай. Скажи лучше, что мне светит за мою сегодняшнюю выходку?

– Поскольку тебя встречаю я, – ответил тоном учителя Мелькарт, – ничего особенно с тобой не случится, но наказание тебе все же назначено, поэтому на будущее тебе это надо учесть…

Они подошли к тому месту, где у входа ярко светили два факела, и отец заметил, что у дочери в двух местах порвано платье.

– У тебя порвано платье? Ты это заметила? Конечно, ты заметила! Ты не могла этого не заметить! Так, что все-таки случилось? Ты расскажешь мне или нет?

– Меня высекут, да?

– Высекут, не высекут! Ты будешь отвечать на мой вопрос или нет? Почему у тебя порвано платье?

Она вздохнула и, посмотрев на отца с любовью и снисхождением, устало сказала:

– Папа, я была сегодня на волосок от смерти. И я очень, и даже очень-очень тебе хочу обо всем рассказать. Но ты не представляешь, как я устала. Дай мне, пожалуйста, переодеться, отдать это несчастное платье Дарине, пройти в трапезную и что-нибудь перекусить. Я жутко голодна. И там я тебе все-все расскажу. Ну, пожалуйста, папочка…!

– Дарина, скорее всего, уже спит. Да и, мне кажется, ты так его порвала, что его уже не починить.

– Она починит. Она и не такое чинила. Тем более, если я ее об этом попрошу.

Мелькарт тяжело вздохнул:

Ладно, дочь. Иди, умывайся, переодевайся. И я жду тебя в трапезной.

Было уже поздно. В окно светила почти полная луна. В открытое окно был слышен стрекот ночных кузнечиков. Изредка звучало ржание коней.

Мелькарт, усталый от переживаний и рабочего дня, откинувшись на спинку плетенного удобного кресла, обитого кожей на подлокотниках, с легкой укоризной смотрел на дочь, которая, опустив голову, с виноватым видом сидела перед ним. На ее лице все еще был виден сильный кровоподтек, на щеке и на руках синяки, ноги поцарапаны.