«В общем-то, побои налицо. Даже не нужно будет ее отправлять к тете», – подумал он, но вспомнив, как ей достались эти побои, он осек себя, чтобы даже и не думать в этом направлении. Ох, как он любил ее! Он готов был все сделать для нее, лишь бы она была счастлива. Однако ситуация требовала от него быть строгим отцом, который должен воспитывать свою дочь, пусть уже и достаточно взрослую, даже когда ему этого совсем не хотелось.

– Так, что ты говоришь, как это случилось? Ты сама не заметила, как оказалась в лесу?

– Да, папа. Я опомнилась, когда была уже на поляне, – И́рис не хотелось оправдываться, но, когда отец с ней говорил в таком тоне, по-другому она просто не могла.

– Ну, допустим. Но, как я понимаю, увидев, что ты посреди леса, ты не остановилась, и не повернула домой, а продолжила ехать в глубь, так?

– Да, – ответила она, потупив взор.

– Ну, и как это понимать? Ты на ночь глядя отправляешься в глубь леса, и потом ты удивляешься, что за тобой погнались разбойники?

– После этого…, выкормыша, – она хотела сказать гораздо более грубое слово, но понимая реакцию отца, сдержалась, хотя все равно получилось довольно грубо, – мне было на все плевать. Он начал меня… в общем… не надо было руки распускать.

– Не выкормыш, а царский сын, – мягко поправил Мелькарт, – но разве того, что ты ему заехала по лицу, было недостаточно?

– Царский сын, а ведет себя, как последний плебей. Никакого достоинства.

Отец поднял руку, призывая ее к спокойствию.

–Завтра для вида сходишь к Сосепатру. Я с ним поговорил. Побудешь в него полчаса, как будто бы он дал тебе двадцать плетей. Крикнешь пару раз. В общем, это для отвода глаз.

– Ух, как это все унизительно! – поморщилась она.

– Ай, перестань! Благодари Бога, что у нас такой царь, который все понимает и большего не требует. Если бы не …Астэр, и этого бы не потребовалось. В следующий раз думай лучше. Если бы ты просто вырвалась и убежала, все это было бы не нужно, а так, как уж есть. Не стоило рук распускать. Какой-никакой, но он принц.

– Да, знаю я, папа! – сказала она так, чтобы он понял, что ей крайне неприятна эта тема.

– Ладно, это уже не так важно. Я хочу знать, что произошло дальше. Ты говоришь, что двое молодых людей тебя спасли от верной погибели. Как именно это случилось? Ты узнала их имена?

– Меня догнали и сбросили с лошади. Когда я очнулась, я была уже раздета и привязана. Они хотели надо мной надругаться все вместе и…, в общем, как я поняла по их разговорам, если я все еще буду жива, замучить меня до смерти.

Мелькарт тяжело вздохнул. Он даже не хотел представлять эту картину.

– А потом откуда ни возьмись эти двое. Один из них необыкновенный воин. Кстати, это он спас Эмиля и Дария от тех девяти разбойников.

Отец поднял удивленно бровь.

– Откуда ты знаешь? Это после этого случая стража осматривала лес? Почему я впервые слышу, что это был царский племянник со своим слугой?

– Потому что они не стали признаваться. Если бы не Сахир, я бы тоже не знала.

– Сахир? Кто такой Сахир?

И́рис стыдливо опустила глаза.

– Один из тех, кто меня спас.

Мелькарт не мог не заметить, как порозовели ее щеки.

– О! С этого места, пожалуйста, поподробней. Кто этот молодой человек?

– Я же уже сказала.

– Э, не! Я же вижу, что здесь что-то большее.

В ответ последовало лишь красноречивое молчание.

– Дочь!

– Что, папа?

– Пожалуйста, не скрывай от меня ничего. Что связывает тебя и этого Сахира? Как он оказался в этом лесу? И как так получилось, что он спас Дария и его слугу?

– Ах, папа! Я сама не знаю, как так получилось. Я гуляла по лесу. На этой самой поляне повстречала его. Мы познакомились. И в разговоре я поняла, что это был именно он. Хотя он мне не признавался. Просто он случайно проговорился, и мне стало ясно, что это он.

– А он не мог все это подстроить, чтобы привлечь твое внимание? Ну, подговорить разбойников, например?

– Нет, папа! Что ты!? – порывисто ответила она. – Спасая Дария с Эмилем, он дрался с девятью, и победил. Он Эмиля спас из петли! Они потом еще восхищались его умением владеть оружием. А спасая меня, он дрался не на жизнь, а на смерть, и убил на моих глазах шестнадцать человек. А его самого ранили. У него стрела прошла насквозь. Если бы задела сердце, его бы уже не было в живых, – у нее поник взор. – Хотя я не знаю, а жив ли он еще? Он упал без чувств от потери крови. Он был весь исполосован. У него губы посинели. Мы с Назиром погрузили его на коня, и он поспешно уехал, чтобы быстрее оказать ему помощь.

– Так, что ж ты не притащила его во дворец? Мы бы здесь оказали ему помощь гораздо быстрее!

Она низко опустила голову и тихо проговорила:

– Я растерялась, папа. …Не знала, …как правильно поступить. …Я думала, что теперь меня за мой проступок могут наказать, и …даже, может быть, …казнить. Я не дерзнула предлагать им помощь.

Мелькарт глубоко и тяжело вздохнул. Немного подумав, он спросил:

– А Дарий и Эмиль знают этого …Сахира?

– Нет, папа. Он им помог, и тут же уехал. У него лицо было платком повязано, поэтому они его даже не разглядели.

– А как ты его вычислила?

– Не знаю. Увидела неувязку в его словах, и поняла, или даже, скорее почувствовала, что это он, – она с тоской вздохнула. – А когда я догадалась, он меня попросил ничего им не говорить.

– Хм…, этакий благородный герой! Совсем не ищет себе славы. Это интересно! – Он внимательно посмотрел на дочь. – Я так понимаю, у тебя теперь из-за него сердце не на месте?

Она подняла на него беззащитный взор, в котором была мольба, не углубляться в этот вопрос.

– Ладно, дочь. Мне все понятно. Если этот молодой человек все еще жив, мне бы хотелось с ним познакомиться поближе. …И с его другом тоже. …Очень уж хочется отблагодарить их за то, что…, – у него комок встал в горле, а на глазах навернулись слезы, – что у меня все еще есть ты.

Две недели Атэс был в бреду. Серт делал все, что только было возможно. Благо, у них было достаточно денег, чтобы нанять доктора, который говорил ему, что нужно делать, и сиделку на время, пока он съездит на базар и продаст лошадей. Он очень пожалел, что при прощании не сказал И́рис, где они находятся, потому что она, будучи благодарной за свое освобождение, возможно, действительно могла бы ему очень даже помочь, ухаживая за Атэсом.

На друга было страшно смотреть. Он ничего не ел, а лишь только пил, и за это время ужасно похудел.

Однажды, оставив сиделку, Серт съездил на базар в Акбарию, чтобы сообщить Галлусу о их ситуации, но управляющего базара не было на месте. Оставив ему сообщение через его наместника, Серт вернулся обратно. Ему было скучно, и чтобы скоротать время, он делал те простенькие горшки, которые умел, и за две недели, так как больше он ничем не занимался, уровень его гончарного мастерства значительно улучшился. Однако до изящества друга ему было все еще далеко.

В какой-то момент доктор, осмотрев Атэса, сказал, что состояние больного явно изменилось и, либо он скоро умрет, либо ему стало лучше, и скоро он должен прийти в себя. Бедный Серт каждый день, просыпаясь с утра, первым делом подбегал к постели друга и проверял, жив ли он еще. Когда он видел, что друг все еще дышит, он облегченно вздыхал и только тогда начинал заниматься остальными делами.

Вскоре он заметил, что Атэс совсем перестал бредить, что он стал ровно дышать, и его состояние все больше напоминает обычный спокойный сон.

Однажды утром Серт проснулся от того, что услышал за окном чудесное пение птиц. Он открыл глаза и какое-то время просто лежал и слушал эти красивейшие трели, а затем, поднявшись, по привычке пошел к постели Атэса. К своему удивлению он обнаружил, что его друг лежит, глядя в потолок, и тоже слушает пение птиц.

– О, ты проснулся?! Привет! Как ты, дружище? – радостно воскликнул он, подходя.