С запасом пищи, распилю оковы

И свежие тебе одежды дам;

Я принесу тебе благоуханья,

Чтоб заглушить темницы запах; после,

Когда вполне оправишься, скажи:

«Аркит, готов я» – и тебе на выбор

Я предложу тогда и меч и латы.

Паламон

О небеса! Кто, если не Аркит,

Имея на душе дурное дело,

Так благороден может быть! Кто может

При этом быть столь смелым, как Аркит?

Аркит

Друг Паламон...

Паламон

Готов тебя обнять я

За это предложенье! Но заметь:

За это лишь тебя я обнимаю,

Без этого тебя я не коснулся б

Иначе, как мечом.

Слышен звук рожков.

Аркит

Чу! Слышишь ты?

В убежище своё скорее скройся,

Чтоб состоялся поединок наш

И не был прерван раньше, чем начнётся.

Прощай же! Дай мне руку: будь спокоен;

Всё нужное тебе я принесу,

Чтоб был ты крепок.

Паламон

Так сдержи же слово,

Приди сюда и беспощадно бейся.

Наверное не любишь ты меня,

Так будь же груб со мною, не старайся

Слова свои подмаслить. Я готов

За каждое из слов тебя ударить:

Желудок мой речами не уймёшь.

Аркит

По крайней мере, это откровенно!

Так извини ж за грубые слова:

Когда коня я шпорю, – не ругаюсь;

Доволен ли, сердит ли я, лицо

Моё одно и то же.

(Звук рожков.)

Слышишь зов?

К обеду всех сзывают; ты, конечно,

Поймёшь, что я обязан поспешить.

Паламон

Едва ль твое присутствие при этом

Богам угодно: ты путём неправым

Ту приобрел обязанность.

Аркит

Я знаю,

Что я имею право на неё.

Вопрос об этом разрешится кровью.

За эти речи взыскивать я буду,

И должен будешь ты ответ держать.

О том ни слова более.

Паламон

Одно лишь

Позволь сказать: сейчас ты видеть будешь

Владычицу мою, – она моя,

А не твоя...

Аркит

О, нет!

Паламон

Нет, нет! Ты хочешь

Мне пищу дать, чтоб подкрепить меня,

А сам идёшь теперь смотреть на солнце,

Которого блестящие лучи

Ещё гораздо больше укрепляют,

И в этом ты имеешь предо мной

Большое преимущество. Что делать:

Воспользуйся, пока не соберу

Я сил своих для мести. До свиданья.

(Уходят в разные стороны.)

Другая часть того же леса.

Входит дочь тюремщика.

Дочь тюремщика

Оставил он кусты, где я ему

Велела ждать, – ушёл куда-то. Утро

Уж близко, но мне это всё равно:

Пускай бы вечно длилась ночь, покрыла б

Весь мир своею тьмой! Чу – это волк!

Я не боюсь; меня тревожить может

Одна лишь мысль: мысль эта – Паламон.

Пускай меня бы волки растерзали,

Лишь передать бы мне ему пилу!

Не крикнуть ли? Нет, крикнуть я не смею:

Он может не откликнуться, и только

Своим я криком привлеку волков

И окажу ему услугу злую.

В ночь эту бесконечную не раз

Я слышала ужасный вой: быть может,

Давно уж волки овладели им?

Он безоружен, он бежать не в силах;

Быть может, звон цепей его привлёк

Зверей свирепых: эти звери чуют,

Кто беззащитен, кто не может им

Сопротивляться. Верно, так и было!

Я слышала, как несколько волков

Завыли громко: в это время, верно,

Он ими был разорван на клочки!

Не позвонить ли в колокол, тревогу

Забить? Но что же станется со мной?

Все кончено: уж он ушёл. Нет, лгу я:

За тот побег несчастный мой отец

Повешен будет; для себя спасения

Искать ли? Жизнь я столько не ценю,

Чтоб от поступка своего отречься:

Нет, лучше я двенадцать раз умру!

Я вся разбита; целых двое суток

Не ела я, лишь несколько глотков

Воды я пригубила; глаз ни разу

Я не смыкала, – разве лишь тогда,

Когда потоки слёз я утирала.