Мы стояли на улице, неподалёку от дома. На обочине стояли припаркованные машины полиции и скорой помощи. Дом уже опечатали и проводили следствие. Отец находился внутри и его допрашивали, требуя рассказать, как всё произошло.

Один офицер, на вид молодой, вывел меня во двор, чтобы подышать свежим воздухом и не смотреть на ту картину, которая находилась на кухне. Также, он спросил у меня, что случилось на кухне и попросил рассказать настолько подробно, насколько я смогу.

Когда полиция вломилась в наш дом, никто ещё не успел и слова сказать, как отец начал кричать, что он убил маму и заставлял меня смотреть, как режет её. Зачем-то папа решил умолчать о том, что я тоже приложил к этому руку по его приказу и из-за угроз. Поэтому, я тоже следовал этой версии и рассказал офицеру, что это всё сделал папа, пока я испуганно стоял в стороне и смотрел на это.

Вокруг нашего дома уже собрались какие-то соседи, шокированные тем, что у нас случилось. Некоторые даже плакали, глядя на меня. Среди небольшого сборища людей, я заметил за оцеплением Даниэллу, которая стояла здесь вместе со своими родителями. Она смотрела на меня и тоже плакала.

Спустя ещё несколько минут, закованного в наручники отца вывели из дома два офицера. Он брыкался и пытался освободиться от их хватки, но за это его лишь дёргали за руки и толкали в спину, чтобы он угомонился и шёл спокойно.

— Теперь ты чувствуешь это? — смеясь, спросил он, когда его проводили мимо меня. — Ещё почувствуешь, Билли.

Следом за отцом, два врача вывезли из дома чёрную каталку, на которой везли тело мамы. Белая накидка, которой её накрыли, местами пропиталась кровью и была в тёмно-красных пятнах.

***

— Билли? — его голос выдернул меня из раздумий.

Я сидел за столом, ковыряясь ложкой в супе, пока мысли унесли меня далеко отсюда, в воспоминания. Подняв взгляд, я посмотрел на дядю, который сидел напротив меня и уже давно пообедал.

В тот день, когда всё произошло, папин брат приехал спустя несколько часов, чтобы поддержать меня. Кроме мамы и папы, у меня никого не оставалось, но дядя Ролф быстро приехал, чтобы взять надо мной опеку и не допустить, чтобы я попал в какой-нибудь детский дом.

Мы вместе уехали в Сакраменто, где он жил со своей женой. Она оказалась не против того, чтобы я с ними жил, ведь детей у них всё равно не было, потому что Бренда не может беременеть.

— А? — потерянно переспросил я.

— Я вижу, как ты всё ещё боишься, сынок, — сказал он. — Но ты в безопасности, Билл.

— Всё нормально, дядя, — ответил я, разглядывая в окне пролетающих мимо птиц.

— Ты всегда можешь поговорить об этом, если тебе захочется, Билли, — вежливо добавил дядя Ролф. — Я всегда буду рядом.

— Я не Билли, — дрожащим голосом ответил я, чувствуя, как слёзы уже подступили к глазам.

— Что?

— Не хочу больше быть им! — крикнул я. — Не хочу слышать этого имени и понимать, что говорят обо мне! Хочу, чтобы Билли Переса и всего, что с ним связано, больше не существовало!

Дядя Ролф несколько секунд смотрел на меня молча. Он — довольно влиятельный человек в городе, и у него не мало денег. Я знаю, что он способен на то, о чём я прошу. Стереть одного человека и превратить его в другого, с новой жизнью и новым прошлым — для него это запросто.

—Я хочу начать заново, — ещё раз искренне попросил я.

— Фрэнсис Шарп, родился пятого апреля тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, здесь, в Сакраменто. Работал водителем на частную компанию Элевейт Инкорпорейтед. Женат, имеет сына и двух дочерей. В тот день, двадцать пятого июня, он напился в баре на Колорит Стрит и пошёл домой. В переулке на Шайн Авеню, я убил его. Дважды ударил его ножом в грудь и перерезал горло. Пьяный в стельку, он не оказывал никакого сопротивления. Лишь нелепо двигался и смотрел на меня испуганными глазами. Вряд ли он понимал, что вот-вот умрёт от этих ран. Это произошло в 2:27 ночи.

В ответ лишь тишина.

— Дженис Райли, родилась первого августа тысяча девятьсот девяносто третьего года, в Майами. Безработная. Встречалась с богатеньким парнем, который живёт на Вуден Лайн. Детей не имели. Второго июля она шла со дня рождения своего брата, Коди. Я догнал её на безлюдном углу и трижды ударил в спину ножом, в 1:19 часов ночи. Когда она уже рухнула, а я рылся в её карманах, она шептала слова о пощаде, ещё надеясь выжить, если я её больше не трону. Я оставил Дженис, но она быстро истекла кровью и умерла.

Молчание по ту сторону продолжалось.

— Гектор Николсон, родился пятого июля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, в Калифорнии. Работал менеджером в сети магазинов Хьюдж. Разведён, есть дочь. Восьмого июля он бродил по улице и забрёл в переулок, где я перерезал ему горло, в 3:34 ночи. Он не успел ничего сообразить, когда я оказался за его спиной. Он смотрел на меня шокированным и растерянным взглядом, но всё произошло быстро.

Породившая тишину пауза позволила мне услышать, как он вздохнул.

— Анна Вуд, родилась двадцатого марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года, в Калифорнии. Студентка Южно-Калифорнийского университета. Не замужем. Тринадцатого июля гуляла по городскому парку. Я схватил её, затащил в кусты и нанёс летальное ножевое ранение в шею. Она пыталась вырваться, кричать, рыдала, истерила. Случилось это в 2:04 часов ночи.

Священник поёрзал на стуле и поправил свою мантию.

— Я не прошу отпустить мне все грехи, отец, — сказал я. — Знаю, что не заслуживаю этого. Я убийца, серийный маньяк, тот самый кровожадный и безжалостный Паспортист, о котором говорят в новостных сводках.

— Если ты не возражаешь, — спокойно ответил тот. — Мне будет легче говорить, если я узнаю твоё имя, сын мой.

Я замолчал и уставился в деревянные стенки. Внутри очень темно и лишь какой-то тусклый свет проливается сквозь решётку в общей стенке между мной и святым отцом. Но у него тоже особо не светло. Даже, если мы постараемся разглядеть друг друга, вряд ли у нас выйдет.

— Я Билл, — после паузы выговорил я. — Билл Перес.

— Ты не против, если я задам тебе один вопрос, Билл? — вежливо попросил он.

Я промолчал в ответ, выражая согласие.

— Собираешься ли ты продолжать это, сын мой?

Его вопрос заставил меня задуматься. Когда я вспоминал всех своих жертв и осознавал, что все они безжалостно и жестоко убиты мной, я ужасался. Они снились мне по ночам… В ночь на следующий день после первого убийства, мне приснился сон, как Шарп пришёл ко мне домой. Бледный, как труп, он спокойно зашёл ко мне в гостиную и уставился на меня, пока я собирался на работу. Из его горла, как из водопада, лилась кровь, а на груди, сквозь одежду, виднелись две загнивающие колотые раны. Он стоял и смотрел на меня стеклянными глазами, полными презрения, несколько минут, после чего открыл рот, чтобы сказать что-то, но лишь тяжело закашлял кровью, которая, густыми ручейками, стекала вниз, на его торс, пачкая подбородок.

После второго убийства, случившееся не являлось сном. На следующее утро, когда я приехал на работу и зашёл в участок, прямо посреди главного зала стояла Дженис. Увидев меня, она медленно подошла и стала шептать о пощаде.

«Пощадите, пожалуйста» — тихо проговорила она голосом, который ломался из-за плача, вынула торчащий из своей спины окровавленный нож и протянула мне.

Когда Эшли окликнула меня, я отвлёкся, и галлюцинация сразу же пропала.

— Жизнь бесценна, отец, — прервал тишину я. — Каждый из нас уникален и неповторим. Человек, который прожил много лет, повидал много вещей и пережил кучу счастливых и несчастных периодов. Этот процесс невообразим. Мы можем представить его лишь относительно себя. А когда он заканчивается и весь мир человека исчезает, — по моей щеке скатилась слеза. — Это ужасно. И ещё более невообразимо.

— Тогда зачем же ты так поступаешь, Билл?