– Ой! Про Зайку я знаю! Папа рассказывал мне эту сказку!

– А это не сказка. Зайка – единственный из подопытных кроликов твоей матери, оставшийся в живых после экспериментов с перемещением. Она… Она убивала их, Кира. И не смотри на меня так! Ученые это делают с кроликами, с мышами…

– Я знаю. Так ищут вакцину.

– Не только вакцину. Она убивала их с помощью «хондрита». Они «модифицировались», так она пишет. Кролик «развоплощался» в одной клетке и «материализовался» в другой. Но не сразу. А спустя некоторое время. И я уверен, что за это время он побывал в другом измерении. В другом мире, понимаешь?

– А что такое «портал»? Это как в фэнтези, да?

– Это проход в другую реальность. Дверь, портал, дыра. Ты помнишь, что я тебе предлагал, когда мы купались?

– Конечно. Ты сказал, что можешь помочь мне вспомнить, как погибла моя мама. Но не при Зойке и Мишке. Это тоже тайна?

– Тайна. Но мне придется посвятить тебя и в нее. Если ты действительно решилась мне помогать.

– Решилась. И никому ничего не скажу.

– Окей!

Павел сунул руку под крышку стола и сделал такое движение, как будто что-то отрывает. И действительно, он оторвал клейкую ленту и вытащил небольшой, остро заточенный нож. Удерживая ножик левой рукой, большим пальцем правой он чиркнул по лезвию. Показалась кровь. Павел облокотился левой рукой о стол так, что нож оказался прямо перед Кирой, и кивнул на него. Кира сжала правую руку в кулак, выставив большой палец, и тоже провела им по кончику ножа, разрезая кожу. Павел бросил нож на стол и крепко ухватил левой рукой Кирино правое запястье:

– Теперь подумай о том же, о чем и я: что случилось с твоей мамой? Поняла?

– Да.

Павел дал ей пару секунд, а потом прижал свой кровоточащий палец к Кириному.

***

Лестница, очень крутая лестница. Маленькая Кира боится спускаться по ней одна. Каждая ступенька дается ей с трудом – отсюда так легко скатиться! Дедушка не разрешает ей ходить тут без мамы. Мама? Где мама? Холодно. Темно. Но Кира знает дорогу. Вот она спускается ниже, еще ниже. Где-то тут должна быть дверь. А, вот она! Дверь приоткрыта! Кира сначала осторожно заглядывает, а потом заходит в комнату. Как здесь светло! Мама стоит перед зеркалом. Большое зеркало, маму в нем видно всю, даже туфельки видно. Ее светлые волосы падают ниже колен, струятся по плечам, загораживая от нее дочку. Мама отражается в зеркале. Но как-то странно. Искаженно. Пахнет цветами. На столе стоит ваза с пионами. Это любимые мамины цветы. Кира старается подойти к маме как можно тише. Мама не слышит Кириных шагов. Мама сама делает шаг. В зеркало! В кривое зеркало! Как страшно!!!

* * *

– Страшно, мне страшно! Мама, пожалуйста! Не уходи!

Она очнулась. Он стоит на полу на коленях: волосы всклокочены, лицо мокрое, руки холодные. Он прижимает ее голову к своей груди, она слышит, как стучит его сердце, как неровно он дышит. Она высвобождается из его рук. Свечи потухли. Они сидят на полу в темноте.

– Мама ушла от меня в зеркало. Свет погас. Я больше ничего не помню. Прости.

– Я видел. Это ты меня прости. Я не ожидал такой сильной реакции.

– Теперь еще хуже. Теперь я вспомнила. Теперь я буду сомневаться.

– Это и был портал, понимаешь? Зеркала ими часто бывают. Я читал. Прости, Кира.

– Нечего прощать. Нам ведь нужна правда!

– Правда в том, что «хондрит», который изучала твоя мать, видимо и есть тот самый бородинский метеорит. У них же была целая лаборатория, секретная, как я понял. Ты знаешь об этом?

– Знаю. Но очень немного. Папа, по совету дяди Семена, ограждает меня от травмирующей информации. Так они говорят. Павел!

– А?

– Если твоя кровь смешивается с кровью другого человека, к нему возвращается память? И ты это видишь?

– Типа того. Это мой дар.

– И как ты этим даром пользуешься?

– Никак. Сейчас был только третий раз.

– А первые два?

– Первый раз вышло случайно. Подрался в начальной школе, в семь лет еще. Содрал кожу на костяшках, а потом заехал Димону в нос. Кровь смешалась. И я как сквозь стекло увидел его с собакой, боксером. Я спросил, зовут ли его собаку Нокаут. Димон сказал, что да. Он так обалдел, что мы сразу же и помирились. За драку нас отвели к директору, вызвали родителей. По дороге домой я поинтересовался у мамы, что это я такое умею. Она перепугалась. Нажаловалась папе. Папа меня тогда здорово отчитал! Но и объяснил. Порезал палец, как мы сегодня. И мне велел порезать. И я увидел его первую драку в детстве. Вот и все. Папа сказал тогда, чтобы я был осторожен. И не злоупотреблял своим даром, потому что…

– Потому что есть неизведанные людьми силы, которые могут заставить тебя употреблять твой дар во зло.

– Откуда ты знаешь?

– Мне папа тоже это говорил.

– У тебя тоже есть дар?!

– Нет. Он говорил о маме. У нее был дар внушать любовь, а злые силы…

– Тьфу! Осточертели они мне все со своей любовью!

Павел вскочил на ноги, поднял оба стула и подал руку Кире, помогая ей встать:

– Ты чего дрожишь? Холодно?

– Ужасно!

– Бери свечи, давай спустимся вниз, затопим камин. И прихвати тетрадь!

Он включил фонарик, и они спустились на первый этаж. Павел пододвинул для Киры плетеное кресло, а сам, приоткрыв вьюшку, развел небольшой костерок в камине. Теплее не стало, дом основательно продуло сквозняками. Но веселый огонь успокаивал. Кира подобрала ноги, устраиваясь поудобнее. Павел уселся рядом с печкой на потертом коврике. Они смотрели на пляшущее пламя и думали каждый о своем.

Кира думала о том, что Павел очень хороший человек, несмотря на свое фанфаронство. Она чувствовала, что все произошедшее связывает их совершенно волшебным образом, но чудо, как это свойственно всем чудесам, скоро кончится, и им придется разойтись по домам. А Павел злился на взрослых, устроивших тайну из любви, которая ничего ценного собой, похоже, не представляет, а только мешает докопаться до истины. И вдруг обоим стало весело. Они переглянулись.

– А ведь нас ищут! – осенило Киру.

– Ищут, точно! – захохотал Павел.

– Мы же в прятки играем!

– И правила нарушаем!

– Какие правила?

– Вместе не прятаться!

– А давай… давай скажем… что я тебя нашла?

– Еще чего! Это я тебя нашел!

– Ты это скажи моей бабушке! Ох, мне и попадет!

– А меня дед выпорет! Он все время обещает!

– А ты ему… ты ему скажи, чтобы он тебя сначала нашел!

Они смеялись, не в силах остановиться – сказывались усталость и пережитое потрясение. Внезапно Павел оборвал смех и предостерегающе поднял руку. Кира прислушалась. В саду кто-то был!

Мишка не собирался ни за кем следить. Он по очереди смотрел на всех, стоящих в кругу в ожидании конца считалки. Когда его взгляд упал на Киру, Мишка мгновенно догадался, что она намерена следить за ним, поэтому, чуток отбежав, затаился в кустах. Он видел, как бросились врассыпную ребята. Видел, как Пал Палыч, в нарушение всех правил, потащил внучку-Кроль к лесу, что было на руку Мишке, так как освобождало его от Кириной слежки. Из его поля зрения пропала Зойка, но Мишка решил, что девчонка устремилась за Павлом и Кирой. Отсидевшись, Мишка вынырнул из кустов и бесшумно побежал к Усадьбе. Там у мальчишки был тайник, а в тайнике – то, чем он не собирался делиться ни с кем, кроме разве что деда.

По весне тетя Дуня отправила Мишку сажать картошку на отдаленном участке. Целину нужно было раскопать как можно раньше, пока не поднялась трава. Мишка лентяйничал, но у тети Дуни не побалуешь! И они на пару с дедом отправились «на работы» в воскресенье. Дед был слегка под мухой, а потому опять сбивался на французский. Дед весьма гордился тем, что он – потомок француза, раненого под Бородиным почти сто лет назад, в 1812 году. Отсюда, собственно, и их фамилия, внушал он Мишке. Тот француз носил фамилию Ренар, что означает «лисица». Дед немного знал по-французски, и выпив, начинал величать Мишку «мон шер Мишман», поминать «ле гран Напольен»2, сморкаться, сокрушаться и путать события двух Отечественных войн.