По полу потянуло сквозняком. Зойка глянула под ноги. И хорошо сделала! Шагни она сразу вперед – покатилась бы кубарем с лестницы, которая вела вниз, очевидно, в подвал. Оттуда тянуло холодом прямо-таки как из ледника, в котором бабушка летом держала припасы. Зойка перекрестилась, как делал это дед, перед тем как взяться за какую-нибудь работу, и правой ногой шагнула на первую ступеньку, опасаясь, что лестница превратится в скат, а она полетит вниз и сломает себе шею. Лестница оставалась странной, расширяющейся книзу лестницей. Ступени ее не были ни деревянными, ни железными. Что удивительно, шагов не было слышно. Каждая ступенька была шире предыдущей и имела форму выступа, весьма крутого. Чтобы перешагнуть на следующую ступеньку, приходилось хорошенько осматриваться, поэтому спуск получился долгим. В подвале (Зойка считала, что попала в подвал), оказавшемся небольшим, но на редкость холодным, из стены бил фонтанчик. Зойка подскочила к нему, вытащила из кармана чашечку, зачерпнула воды и глотнула. Чашечка была слишком мала, чтобы сразу утолить жажду даже маленькой девочки, поэтому Зойка черпала и черпала, глотала и глотала, совершенно позабыв обо всем остальном.

– Дитя пьет воду, – раздался незнакомый голос, – и не спрашивает позволения?

Зойка подскочила как ужаленная и резко обернулась на голос. К ней приближался красивый стройный юноша, на вид лет семнадцати, в светлом камзоле, как у сказочных принцев на картинках в книжках. У юноши было очень бледное лицо, а его волосы казались седыми.

– Здравствуй, дитя! Я Конрад Второй, страж этого мира. А как зовется дитя?

– Меня Зоя зовут, – прошептала Зойка, не в силах оторвать глаз от лица незнакомца.

– А! Дитя зовут «жизнь». Конрад Второй будет звать дитя Зоэ! – странный принц сделал ударение на последней гласной. – Дитя не возразит?

– Пожалуйста, ваше высочество.

– Высочество? Нет-нет, дитя Зоэ ошибается. Конрад Второй не принц, а страж и пленник.

– Пленник?

– Да. Что ищет дитя?

– Ничего.

Конрад Второй опустился на пол. Пол был таким же неровным и непонятным по материалу, как и лестница. Зойка тоже села, бочком, и припрятала чашечку в карман.

– Тогда зачем дитя Зоэ пришло сюда?

– Дитя не пришло, дитя попало сюда случайно, – Зойка попыталась говорить в точности как принц.

– Сюда случайно не попадают, дитя! Дитя лжет? – он задал вопрос тихим угрожающим голосом.

– Нет, – Зойка едва сдерживала слезы, – дитя не знает.

– Чем опечалено дитя?

– Я потеряла друзей, – затараторила Зойка, – Там пожар был! Пал Палыч, наверно, погиб. И Мишкин дедушка. И Кира. А меня закружило, и вот… я попала сюда.

– Дитя кружилось? А! Конрад Второй понимает. Дитя не лживо, дитя крайне опрометчиво. Дитя глупо.

– Да, – признала Зойка, – дитя очень глупо.

Странный принц улыбнулся. Лицо его от улыбки не стало ни добрее, ни приветливее. Зойка никогда не видела, чтобы люди улыбались так, что на лице ни один мускул не дрогнул. Ей стало еще страшнее.

– Глупое дитя Зоэ понимает, что оно мертво? И что не сможет уйти отсюда?

– Нет! – пискнула Зойка. – Я живая! Мне надо уйти! Мне надо вернуться обратно!

– А обратно означает куда, дитя?

– Домой! – завопила вне себя Зойка.

В этот момент фонтан разом перестал бить из стены, а по, заходил под ними ходуном.

– Нет! – воскликнул Конрад Второй. – Дитя не отдавало приказа! Дитя не знает!

Стены поплыли вверх, как будто дом кто-то приподнял за конек крыши. Начало задувать уже со всех сторон. И тут Зойка поняла, из чего была сделана лестница, и почему пол был таким неровным и странным образом поглощал звук шагов. Справа и слева от них с принцем расправлялись кожистые крылья. Они летели на спине дракона, а лестницей при спуске ей послужил драконий хвост, который теперь распрямлялся по ветру позади них. Дракон снижался, оставляя странный дом, лишившийся пола, висеть в воздухе. Наконец Зойка различила драконью голову. Не слишком большую, но, вероятно, оканчивавшуюся огнедышащей пастью. Зойка вцепилась в руку Конрада Второго:

– Куда мы летим?

– Мы летим по приказу Зоэ! Дитя приказало Конраду Первому лететь домой!

Зойка всегда считала драконьим домом пещеру. Глубокую, холодную, темную. И страшную. Такое место, куда драконы утаскивают принцесс, а потом едят их. Поэтому она зажмурилась, распялила рот и заорала что есть мочи:

– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!!!

Высокий, сужающийся кверху стеклянный готический потолок пропускал много яркого света. Библиотека впечатляла своими покачивающимися шкафами, которые, казалось, вот-вот обрушатся. Все здесь находилось в движении: птицы, кружащиеся под потолком, вьющиеся по стенам растения, хлопающие нижние дверцы шкафов, скользящие туда-сюда стекла верхних полок. Павел пробирался сквозь строй этажерок. Через пару-тройку этих шатких конструкций он запросто перемахнул, но остальные приходилось обходить: они так и норовили подсунуть ему для прочтения старую газету.

Наконец, Павлу удалось добраться до добротного конторского письменного стола, за которым восседал сухопарый седой старик в пенсне и подпоясанном стеганом бордовом халате поверх белой рубашки и синих бархатных брюк.

– Добро пожаловать, юноша! – поприветствовал он Павла знакомым голосом недавнего врача. –

Павел плюхнулся в кресло, невесть откуда взявшееся справа от него. Он был страшно зол. По всему видать, он попал не туда, куда нужно. Нет здесь ни Бородинского сражения, ни метеорита. Ему хотелось что-нибудь расколотить, пальцы его правой руки нервно бегали по ручке кресла, а голова работала в том усиленном режиме, который называется яростью.

– Вы кто? – брякнул Павел в адрес доброжелательного хозяина.

– Я профессор.

– Это в смысле врач что ли?

– Скорее учитель.

– Мне учителей при жизни хватило! – хамским тоном отреагировал Павел.

– Что значит «при жизни», юноша?

– А то и значит, что я вроде как умер! И учитель мне уже не нужен!

– Тот, кому учитель уже не нужен, сам становится учителем, – парировал собеседник. – Но выглядите вы вполне живым, друг мой. И весьма юным, кстати. Сколько вам лет? Двадцать два? Двадцать три?

– Мне? Мне тринадцать…

– Отнюдь, молодой человек!

Профессор порылся в кармане халата и извлек на свет божий зеркальце в серебряной оправе. Он протянул зеркальце Павлу, тот глянул и ужаснулся: у него пробивались усы! Мальчик вскочил с места, выхватил зеркальце у старика и попытался увидеть в нем себя целиком. Лицо, бывшее, очевидно, его собственным отражением, никак не могло быть лицом Пал Палыча Самого Младшего. Не знай Павел, что видит сейчас сам себя, он решил бы, что встретил отца.

– Но я же… но мне… не понимаю ничего!

Павел, наконец-то, обрел вожделенный бьющийся предмет и с силой шваркнул зеркальце об пол. Осколки брызнули во все стороны. Пожилой мужчина за столом тихо позвал:

– Машенька!

Словно по волшебству из-за его спины появилась низенькая крепенькая старушка, одетая как маленькая девочка из русской народной сказки – в красном платьице и платочке в белый горошек, с совочком и веничком в руках. Она живо замела осколки на совок, зыркнула из-под длинной седой челки на дрожащего от гнева Павла, и пропала за шкафами.

– Да-а-а… – протянул старик. – Ведете вы себя, юноша, аккурат на тринадцать лет. Но если вам на самом деле тринадцать, то вы действительно умерли, причем недавно. А нам с вами пора познакомиться. Как вас звать-величать? Фамилия, имя, отчество, анкетные данные, так сказать?

Павел плюхнулся обратно и оглядел свои ноги и руки, ставшие непривычно длинными. Да уж, необъяснимым образом прибавил он не только в возрасте, но и в росте. Он дернулся, потому что порезал правую ладонь осколком зеркала, отскочившего в кресло.

– Лукьянов моя фамилия, Пал Палыч – имя и отчество.

– Замечательно, Павел Павлович! Будем знакомы! – старик на мгновение сунул правую руку в карман, поморщился, а потом встал из-за стола и протянул Павлу ладонь.